Война на море - Эпоха Нельсона - Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер

8 июля 1803 г. Нельсон, имея свой флаг на корабле "Виктори", присоединился на параллели мыса Сисье к эскадре, ожидавшей его в Средиземном море, под начальством контр-адмирала Биккертона. Четыре месяца продолжалось это тяжелое крейсерство, и только суровость зимы и недостаток воды заставили его признать необходимость зайти в какой-нибудь порт. О Мальте он и слышать не хотел. "Лучше бы идти в Портсмут, - говорил он, - оттуда мне было бы ближе до Тулона". Он до такой степени настаивал на этом мнении, что корабли, имевшие нужду в починках, действительно отправлялись не в Мальту, а в Гибралтар. "Хороший вест, - писал он Адмиралтейству, - в несколько дней примчит их ко мне назад, а если послать их в Мальту - Бог знает, когда я их опять увижу". Думал он вести свою эскадру в один из портов Сардинии, но рейд Ористано казался ему ненадежным, а Сан-Пьетро слишком отдаленным. Наконец, командир корабля "Эджинкорт" отыскал в восточном устье пролива Бонифацио прикрытый островами Магдалины пространный залив, способный вместить целую эскадру. Нельсон немедленно решил идти туда, и 31 октября, после нескольких дней противного ветра, корабли его бросили якорь на рейде, который до сих пор носит имя корабля "Эджинкорт". Оттуда, расставив свои фрегаты на дистанции до самого Тулона, он не терял из виду французского флота и был готов устремиться за ним в погоню, какое бы тот ни взял направление. Однако он чувствовал, что это превосходное убежище недостаточно было бы защищено, если бы французам вздумалось им овладеть. Пролив Бонифацио, столь легкий для прохода и столь трудный для наблюдения, казался ему слабой преградой при покушении на острова Магдалины. Нейтралитет Сардинии, огражденный в то время мощным покровительством России, также не был для него достаточной порукой безопасности, и он считал бы себя спокойным, если бы этот важный пункт был занят отрядом английских войск. Вследствие этого он писал британскому посланнику при сардинском дворе: "Не соблаговолит ли Его Величество согласиться, чтобы двести или триста английских солдат заняли острова Магдалины? Это был бы наивернейший способ воспротивиться вторжению со стороны Корсики". "Сардиния, - повторял он беспрестанно, - есть наиважнейший пункт Средиземного моря, а порт Магдалины есть наиважнейший из портов Сардинии. Рейд его стоит Тринквемальского и находится менее чем в двадцати четырех часах пути от Тулона. Таким образом, Сардиния, прикрывая Неаполь, Сицилию, Мальту, Египет и все владения султана, в то же время блокирует Тулон, потому что, куда бы из этого порта неприятельский флот ни вышел, можно от Сардинии следовать за ним во все стороны, с тем же ветром, какой имеет и он. О Мальте не стоит и вспоминать, а если бы я потерял Сардинию, то считал бы для себя потерянным и французский флот".

Для гордой самоуверенности Нельсона упустить французский флот значило лишиться случая с ним сразиться. Но на этот раз он нашел бы себе достойного противника. Со своим деятельным умом и настойчивым характером Латуш-Тревиллль был именно тот человек, который был необходим, чтобы пробудить французский флот из оцепенения, в которое повергли его последние несчастья. Пятидесяти девяти лет от роду, снедаемый лихорадкой, полученной на Сан-Доминго, Латуш был еще исполнен энергии, какой могла бы похвалиться самая цветущая молодость. Это была уже четвертая его война, потому что он начал свою карьеру под командой адмирала Конфлана, имел три частных сражения в войну за независимость Америки, а в 1792 г. под Неаполем и Каллиари, с достоинством показывал трехцветный флаг, пред которым так ревностно желал унизить гордость Англии. Прибыв в Тулон, он нашел 7 кораблей и 4 фрегата, плохо вооруженных и дурно содержащихся. Офицеры ночевали на судах только в те дни, когда стояли вахту. В несколько дней изменилось все. Сообщение с берегом прекращено, эскадра поставлена на мертвые якоря, в линию, между фортом Эгалиате и лазаретом, готовая по первому сигналу выпустить канаты; фрегаты расположились под прикрытием батарей форта Ламаль. Постоянное присутствие офицеров на судах возвратило экипажам активность и дух повиновения, который так легко внушить французскому матросу, если только уметь подать ему пример. До Латуш-Тревилля английские фрегаты безнаказанно показывались в самом узком месте входа, чтобы обозревать французские корабли и судить о степени их готовности. Но теперь один корабль и один фрегат назначались поочередно из эскадры, чтобы крейсеровать вне рейда, и неприятельские фрегаты принуждены были держаться на приличной дистанции. Если неприятель высылал для разведки более значительные силы, то немедленно другой корабль и другой фрегат снимались с якоря, и вся эскадра готовилась поддержать их. Каждое утро Латуш-Тревилль взбирался на вершину мыса Сэпэ и, наблюдая оттуда движения неприятеля, сообразно им отдавал распоряжения. Эти частые вылазки, это беспрестанное ожидание битвы одушевляли французских моряков и вселяли в них энтузиазм и бодрость. Не раз случалось, что высланные таким образом вперед, отряды двух эскадр сближались на расстояние пушечного выстрела. Испытывая в подобных стычках качества своих кораблей и своих капитанов, Латуш-Тревилль принимал как драгоценный залог будущих успехов малейшую черту мужества и твердости. Порицая беспощадно самую легкую слабость, он умел оказывать неустрашимости такие почести, которые возвышают душу и внушают самую полную, самую безусловную самоотверженность. Так, например, за один щегольский и смелый маневр, плохо только поддержанный другими, он призвал на свой корабль "Буцентавр" капитана Перонна, командовавшего тогда кораблем "Интрепид" и, приняв его на шканцах, как принца крови, в присутствии офицеров и команды корабля официально благодарил.

Такая воинственная деятельность не укрывалась от взоров Нельсона. "Г-н Латуш, - писал он друзьям своим, - совершенно готов выйти в море, и судя по тому, как маневрируют его корабли, надо полагать, что они содержатся в порядке; но ведь я тоже командую такой эскадрой, какой я сам никогда не видывал, и, конечно, ни один адмирал не может сказать, что он в этом отношении счастливее меня. Г-н Латуш часто выходит на мыс Сэпэ, но пусть только подойдет он к траверзу Поркеролля (один из Гиерских островов), и тогда мы увидим, из какого леса у него корабли. До сих пор все его маневры не более как хвастливые выходки; однако я не сомневаюсь, что он такой человек, который, получив приказ, не задумается рискнуть с нами сразиться, чтобы его выполнить".

В самом деле, по всему было видно, что Латуш-Тревилль в этом не задержится. В июле 1804 г. 2 французских фрегата, высланных на Гиерский рейд, чтобы выгнать оттуда несколько английских приватиров, заштилили и принуждены были бросить якорь у Поркеролльского форта. Нельсон узнал об этом и решил немедленно атаковать их. Остров Поркеролль, прикрывающий часть Гиерского рейда, можно обойти с обеих сторон, и потому Нельсон, отделив к западу 2 фрегата и 1 корабль, чтобы отрезать французским судам ретираду, с остальной частью эскадры пошел к малому проходу. Адмирал Латуш немедленно принял свои меры. За 14 минут его 8 кораблей снялись с якоря и двинулись к неприятелю. У Нельсона оставалось тогда только 5 кораблей, и он, поспешив отозвать корабль и фрегат, отделенные к восточному проходу, отретировался, но под малыми парусами, как отступающий лев, готовый ежеминутно вновь броситься на охотника. Узнав через несколько дней из французских журналов, что Латуш-Тревилль хвалился, будто преследовал его до самой ночи, Нельсон был раздражен до крайности. "Я храню это письмо Латуша, - писал он друзьям своим, - и клянусь Богом, при первой встрече я заставлю его раскаяться". Такое грубое самохвальство нравилось толпе и много содействовало популярности Нельсона; но, в свою очередь, история отметит его в своих страницах для того только, чтобы изъявить сожаление, что подобные мелочи могли трогать такую великую душу, что столько малодушия могло совместиться с такой огромной славой.