Ангел - Сергей Демченко

— Ты всё верно понял, человек. Долан видит. И Долан должен сделать то, для чего его взял из тьмы Хаара…

…Последнее, что успел почувствовать Дик, было взорвавшееся в груди огненное облако боли…

…Равномерное гудение корабля оставляло в голове Питера звучное, нескончаемо тягучее «бооооооомммм», словно он был пауком, по глупости свившим свою паутину прямо в главном колоколе какого-нибудь собора.

Эти несколько суток, прошедшие с момента его «сольного выступления», его не били, даже соизволили накормить. Впрочем, «накормить» тем, чем, по мнению межзвёздного таракана, должен «хорошо и полезно» питаться обычный землянин: в рацион входил плохо очищенный, сырой и уже липкий от выступившего крахмала картофель. Кусок какой-то гадкой и безвкусной рыбы (сырой же). Хотя нет, не совсем. Похоже, её на несколько секунд всё же опустили в кипяток? Может быть. Да, была ещё небольшая миска непонятного белкового варева, по виду напоминавшего мутный молочный кисель с одуряющим запахом неделю не смытого, но щедро и густо засыпанного хлоркой унитаза! Всё это донельзя удивлённый Питер перебирал, как торговка на рынке, раскладывая на коленях, как если б сам себе не верил, что всё это «продовольственное великолепие» вообще можно есть. Создавалось впечатление, что лесных свиней и гиппопотамов в зоопарках кормят куда лучше…

Картошку и рыбу дуреющий от щедрости «угощения» Гарпер, после некоторой внутренней борьбы, всё же с остервенением сгрыз, — не пропадать же добру после нескольких суток непрерывных попыток договориться с не на шутку боевитым желудком. А вот «бурду» он, поборовшись ещё немного с жадными криками ополоумевшего при виде еды организма, с отвращением решительно выплеснул прямо в коридор через «прутья» силового поля. Спустя секунду туда же отправилась и миска. Та взорвалась, словно фугас. Жидкость же, зашипев, напоследок нешуточно полыхнула и испарилась, обдав человека на прощание облаком тошнотворных угарных запахов, этих вечных друзей мусорщиков, от которых взвыла носоглотка и отчаянно запротестовали глаза. Разум, к его счастью, окончательно победил.

«Слава Богу, что не стал я жрать взахлёб эту муть», — подумалось ему с каким-то несказанным облегчением и затаённым злорадством.

Не хватало ещё хапнуть оттуда какой-нибудь гадости. Чёрт же его знает, что там плавало, в этом «рассоле»…

Эти «стряпчие» могли что и подсыпать, с них станется. А он не стал есть сие «горячее горючее», и теперь был жутко доволен собственной персоной, проявившей столь героическую «стойкость».

«Потрапезничав» таким образом, пару минут он честно старался удержать всю эту неудобоваримую дрянь в себе, и так некстати вдруг вспомнил при этом Гулливера, заботливо «кормимого» грязной и вонючей обезьяной на крыше в стране Великанов. Аналогии с его ситуацией были настолько налицо…

«Господи…, и взбредёт же в голову такое в самый неподходящий момент» — думал он, обессилено отползая от смрадной лужи, созданной весёлыми усилиями его, тут же охотно одобрившего эти весьма гадкие воспоминания и сравнения, желудка.

Как ни странно, но чувство голода если не совсем пропало, то очень неплохо притупилось. Очевидно, весьма благоразумно решив, что лучше «чистая» диета, чем «питание» чем попало в широко и жадно распахнутый рот прямо из жерла мусоропровода, «едок» в Гарпере отправился на боковую. Оставив при этом своего истекающего ледяным потом «кормильца» обалдело икающим и сидящим на почти горячем полу…

Спустя пять минут его начало охватывать приятное оцепенение. Обессиленный организм, получивший незадолго до «завтрака» очередной, даже не просимый Питером «укол», настойчиво потребовал для себя уже если не пищи, то хотя бы сна. Длительного, полноценного и без нервных пробуждений.

Так и сидя на полу, прислонившись спиною к мелко вибрирующей стене, Питер стал клевать носом. Его лихорадило даже сквозь дремоту. Странное нервное состояние, замешанное на дурном внутреннем самочувствии, выворачивавшем его внутренности в тошноте и резях в области печени и желудка, досаждали ему наравне с духотою в этой камере. Иногда его тело ни с того, ни сего «прошивала» непонятная боль от макушки до пят, и тогда он вскидывался, очумело озирался, и вновь, успокоившись, ненадолго погружался в бездонный и маетной колодец неровных, отрывистых сновидений. Это выматывало. Питер сквозь пелену этой прострации пытался гадать, откуда в нём такие дурацкие ощущения. Он видел единственное объяснение своего нездорового состояния в том, что били его уж слишком тщательно, задев жизненно важные органы. И теперь они из чувства бессилия мстили хозяину, не имея возможности высказаться в адрес его палачей.

В один из таких вот весьма болезненно отзывающихся в мозгу «подхватов», когда ему на миг почудилось, что за ним пришли, он испуганно обернулся в сторону проёма, и сквозь едва разомкнутые веки слипающихся глаз заметил какую-то тонкую и высокую фигуру, одиноко и молчаливо стоящую за голубым частоколом «решётки».

Первая ленивая мысль, чуть шевельнувшая в полудрёме отбитыми боками, забурчала на него злобно, повелевая не заниматься хернёй и продолжать, продолжать погружение в нирвану спасительного сна.

«Чего ещё ты там узрел, спрашивается? Померещится, понимаешь ли, с голодухи, и ты уже тут как тут, торчком, как суслик у норки… Спи, давай!» Казалось, она сейчас решительно встанет и даст вечно занятому и деятельному хозяину тумаков — за всё его прошлое недосыпание и вечную усталость.

Находящийся под «плавающим» гипнозом неуёмного жирдяя Морфея человек с готовностью согласно кивнул, и совсем уж было собрался прилечь да вытянуться в сладкой истоме честно заработанного сна праведника, как другая появившаяся в дверях его сознания мысль, тут же, с порога, отпустившая мощного «леща» заспанной и мгновенно притихшей в испуге сестре, наорала на него:

«Ты чего, совсем раскис?! Разлеглись тут! Там же кто-то есть, смотри!»

Проклиная в голос их обеих, измученный Гарпер приподнялся на локте, продрал дико болящие глаза и уставился невидящим взором туда, где несколько секунд назад ему померещился некто.

Как и следовало ожидать, там никого не наблюдалось, и взбешённый собственной доверчивостью, «покупкой» на такие мерзкие «шутки», Питер собрался уже послать к чёрту всех, — и мысли, и желания, — да улечься в уголок поплотнее, как что-то, замеченное самым краем рассерженного сознания, приковало его взгляд.

…Перед «решёткой» с его стороны лежал свёрток. Да-да, самый настоящий свёрток, отливающий подсвеченной синим отливом белизной. И был он довольно добрых размеров. Потратив пару секунд на прикидку вероятности собственного сумасшествия и возможности начала появления разного рода «видений», пленник всё же решился проверить эту теорию на практике. Хотя затем, чтобы уже окончательно успокоиться на предмет наличия при нём либо ума, либо «шизы». Для чего он решительно и не поднимаясь с четверенек, вяло направился к непонятному предмету.

Каково же было его удивление, когда, приблизившись не совсем привычным для себя способом к этому «видению», он ещё издали начал понимать, что это неведомое что-то, принесённое и невесть как брошенное сюда кем-то, есть ничто иное, как бесформенное нечто, завёрнутое в материю. Обычную земную тряпку. Правда, судя по цвету, новую и чистую.

Выведя такое гениальное умозаключение, человек остановился в раздумьях перед тем, что тихо и вроде бы безопасно лежало на полу.

Как любопытный, но уже пуганый зверёк, Гарпер пробовал свёрток рукою издалека и тут же резко отдёргивал руку, не решаясь сперва взять его и сразу же исследовать. Он потрогал его, должно, с десяток раз, прежде чем убедился, что вроде бы не спит. И уверился, что из свёртка не вылезет вдруг какая-нибудь злая сволочь, имеющая своей гадкой целью растрепать его на нитки.

И только тогда он решился взять его в руки.

Что-то очень знакомое на ощупь и непонятно тёплое, влажное и податливое.

Торопливо развернув сей «подарок», Питер едва не вскрикнул от радости и удивления: на большом листе серой обёрточной бумаги, старательно и аккуратно завёрнутой вместе с тканью, покоился увесистый кусок тёплого, сочного и такого аппетитного на вид мяса, по виду говядины, что несчастный, не раздумывая ни секунды, тут же впился в него непроизвольно клацнувшими зубами. Рвал на части, торопливо и жадно, давясь и проглатывая его кусками. При этом в первые два десятка секунд он нимало не озаботился никакими предположениями о том, кто же тот добряк, что прислал такую щедрую и своевременную «посылку». Что будет с его организмом, не видевшим пищи почти неделю. Что это за мясо и как же его умудрились сюда «засунуть».

И лишь когда от «блюда» оставалась едва ли половина, а довольно урчащие теперь голодные гиены внутри него несколько подобрели и отвлеклись, он почувствовал себя несколько лучше и смог начать соображать более-менее нормально.