Колесница времени (сборник) - Юрий Медведев

Когда приползла ночь, я включил бортовые огни, зажег носовой прожектор. Аттическая колонна земного огня, чуть расширяясь, восстала над Индрой. Ни единый огонь не ответил мне. Город как будто вымер.

К утру я начал догадываться: никого мой фонарик не растревожил, как если б зажегся среди слепцов.

Ситуация складывалась забавная. «Братья-нндряне, неужто звездные гости сыплются на вас, как орехи? — недоумевал я. — И визиты их набили оскомину, не так ли?»

Через несколько таких же веселых ночек я облачился в скафандр (кислорода на планете хватало, но латы. рыцарю не помеха) и ступил на землю обетованную.

Апологеты мыслящей плесени, одушевленных кристаллов, наделенных разумом туч повывелись давным-давно, в позапрошлом веке. Стало ясно, что звездный дворец мирозданья сложен из одинаковых кирпичей: флора и фауна всех живых планет более-менее схожа, разумеется, если носители высшего разума не приложили усилий к уничтожению среды своего обитания. Да, один и тот же оратай спиральными плугами взрыхляет вселенскую целину, рассеивая живительные семена. И чудес, как добрых, так и жестоких, ожидать надо не от природы, а от нас самих…

Как по тополиному пуху, медленно двигался я в элекаре по серебристой траве. На всякий случай я прихватил с собой и плазмомет. Возле овального озера, там, где уже начинались городские строенья, толпился народец. Подобьем беседки на желтых столбах тянулось из озера некое дерево с несколькими темно-каштановыми стволами по кругу и одной общей кроной, поросшей остролепестковыми цветами. Оно походило на гигантскую праисторическую медузу, чье существованье не мыслится без диплодоков, ихтиозавров и прочих чудищ мезозойских раздолий. Под щупальцами-колоннами бешено крутилась воронка воды, и на ее стенках возникали и распадались загадочные геометрические узоры.

Как завороженные, молча созерцали индряне эту картину, но некоторые из них, я заметил, односложно переговаривались. Я вылез из элекара и пошел к парапету над озером — не без тайной надежды оказаться сию же минуту окруженным бурлящей и восторженной толпой.

Прискорбно, но никто не пожелал меня заметить.

На глазах множества карликоподобных существ представитель высокоразвитой цивилизации в скафандре высшей защиты не знал, куда ему податься, дабы установить Контакт. Аборигены вежливо уступали мне дорогу, аккуратно обходили за несколько шагов. Когда воронка перестала крутиться, а узоры распались, все стали расходиться, вернее, проваливаться под землю парами и в одиночку. Вскоре берега озера опустели.

Я поехал в центр города. Он буквально ничем не отличался от окраины. Те же довольно изящные ячеистые постройки с террасами, на которых покоились оперенные реторты. Те же башенки, напоминающие пирамиды, поставленные на острие. Те же вращающиеся на ветру, с золотистым отливом цилиндры, свисающие, как сосульки, с ребер, казалось, готовых упасть пирамид.

Те же золотистые шары, чуть побольше футбольных, по тяжелые, скорее всего из металла, катящиеся среди улиц по иссиня-черным металлическим желобам, никогда не сталкиваясь с другими шарами…

На меня — никакого внимания. Ниоткуда. Никто.

Любопытно, но подобное равнодушие не значилось даже в Кодексе Контактов.

Я загородил дорогу парочке воркующих индрян и спросил через лингатрон, где разыскать главу города.

Главу, старейшину, мэра, хозяина, градоначальника, генерал-губернатора, наместника, прокуратора, хоть черта лысого, коли на то пошло. Парочка попятилась от меня, как от прокаженного. Вопрошаемые подняли как по команде правые руки вверх и не без достоинства исчезли в опустившихся под ними квадратных люках. Тут я заметил, что вся улица вымощена такими квадратами.

Два образовавшихся отверстия сразу же перекрылись.

С не меньшим успехом я мог где-нибудь в оренбургских степях поинтересоваться у колосьев ржаного поля, где, мол, здесь главный колосок.

В «челнок» я вернулся в дурном настроении. Спалось плохо. Проснувшись среди ночи, я сходил в рубку и выключил прожектор: с соседних звезд он все равно не заметен, а здесь бесполезен… Поутру сквозь дрему мне чудился гнусавящий, скрежещущий голос, как у неотлаженного робота:

— Кто убивает миллиарды живых существ, тот достоин суровой кары! Как смеешь ты убивать вибрацией элекара наших ползунов, летунов, прыгалок, стрекунов?

…И еще несколько дней, несколько столь же бесплодных визитов в ячеистый город, уже без элекара.

Однажды я принес и оставил под пирамидой возле нежно поющего цилиндра запаянный еще на Земле контейнер. В нем была карта нашей солнечной системы, красочные иллюстрации развития жизни, записи музыки на кристаллических панелях, самовоспроизводящих звуки даже на слабом свету, — в общем, скромные дары посланца, не могущего добиться аудиенции неизвестно у кого. Без этих даров идея Контакта представлялась нашим академическим мудрецам нереальной. Что ж, посмотрим…

Едва я повернулся и отошел на несколько шагов, контейнер исчез. «Наконец-то! — радостно вздохнул я. — Доброе начало полдела откачало». Каково же было мое изумление, когда по возвращении в «челнок» я обнаружил контейнер на его прежнем месте, и притом нераспечатанным. Стало быть, без меня они преспокойно проникли сюда, несмотря на хитроумную систему охраны!

— Кто вламывается в чужое жилище без приглашения, достоин осуждения, — сказал я вслух. И задумался. Я, а не они вламывались в чужую жизнь…

Я решил на время оставить бесполезные попытки, Зачем торопить события? Может, им нужен определенный срок, чтобы понять суть моей миролюбивой миссии?

Пожалуйста, я не тороплюсь. Лишь через семь лет согласно закону начальных небесных сил мне двигаться в обратный путь…

Я собирал образцы воды и почвы, растений и минералов. Снял несколько видовых фильмов. Каждый вечер подробно надиктовывал в бортовой журнал впечатления прошедшего дня, хотя ничего особенного не происходило.

К утру все образцы исчезали, пленка оказывалась засвеченной, записи кем-то стирались. Они ничего не желали от меня брать и ничего не хотели отдавать…

Я перелетел ближе к экватору. Как выяснилось, тамошние города были точными копиями прежнего. Неотличимыми, как ласточкины гнезда. Одинаковость овальных озер с допотопными медузами и шаров в желобах навела меня на странную мысль: уж не переезжает ли вслед за мною целый город, чтобы усугубить полное ко мне равнодушие Индры…

Загадку Индры я так и не разгадал. Я ходил среди ее обитателей, вглядывался в лица — спокойные, сосредоточенные, доброжелательные, слушал пение золотистых цилиндров, наблюдал, как индряне поглощают синтетическое желе вроде омлета, запивая синтетическим соком, — и ничего, как младенец, не понимал. Допускаю, что многое прояснилось бы, окажись я внизу, под квадратными плитами, но туда меня вежливо не пускали, хоть я и пытался проникнуть (однажды даже ночью, но…).