Циклоп - Генри Лайон Олди

из мрака, растолкав жидкий подлесок. В зарослях папоротников вились стрекозы с размахом крыльев в руку взрослого человека. Стволы деревьев сделались мощными, желобчатыми колоннами. Их оплетали спирали, похожие на рубцы от ран. Сверху падали шишки, взрываясь мелкой пылью спор. В болотах раздался плач, похожий на вопль неприкаянной души — громкий, надрывный.

Когда женщины выбрались на поляну, Краш уже задыхался.

Их ждали. Вторая дюжина бегуний привязывала к столбу голого, дрожащего от страха парня — сельского дурачка Витуна. Витун плакал и дергался. Из уголка рта ползла нитка слюны. Краш не успел опомниться, как оказался у другого столба. Ему завели руки за спину, стянув запястья веревкой. Петля охватила лодыжки. Плохо оструганная древесина колола спину. Пытаясь вырваться, Краш загнал с десяток заноз, жгучих, как осиные жала, и заскулил от бессилия.

На краях поляны вспыхнули костры. Ударили барабаны, хотя Краш не видел ни одного. Мрачный, давящий ритм наполнил лес. Сердце откликнулось, ноги заплясали на месте. Мальчик ничего не мог поделать с глупыми, связанными ногами — голени и бедра подергивались, а пятки то и дело отрывались от земли. Запах женщин усилился, к нему подмешалась резкая струя, от которой кружилась голова. Бычиха затянула песню на неизвестном Крашу языке. Хор подхватил припев. Контрапунктом звучал визг дурачка — Витун исторгал из груди звук, похожий на скрежет пилы.

В лесу откликнулся утробный рык.

Мир лопнул. В гуще деревьев возникла трещина, открывая путь в пространства, не знающие людей. Мальчик ощутил себя новорожденным, покидающим утробу матери; цыпленком, выходящим из расколотой скорлупы, чтобы закончить путь в горшке с супом. Рык приблизился, заглушив песню. Тем ужаснее возобновилась она в наступившей тишине. Тяжелая поступь сотрясла землю. Витун, взвизгнув в последний раз, замолчал — и на поляну, топча кусты, выбрался монстр.

Тварь напоминала скелет исполинской птицы, обтянутый шкурой, бугристой и чешуйчатой. Когти мощных лап оставляли на земле глубокие борозды. Передние лапы, короткие и слабые на вид, беспрестанно двигались, словно оживший кошмар потирал руки перед едой. Хвост, длинный и мясистый, вытянулся струной. В ямах глазниц сверкали хищные угли. Сверху, вместо бровей, тянулся костяной гребень. Морда двигалась из стороны в сторону: чудовище принюхивалось.

Бычиха что-то крикнула. Женщины пали на колени, продолжая тянуть низкую, яростно звучащую ноту. Монстр щелкнул клыками — и бросился к столбу с Витуном. Крик дурачка взлетел над поляной, но быстро смолк. Веревки лопнули, тело упало на землю. Склонившись над жертвой, монстр рвал беднягу на части; запрокидывал ужасную голову, проглатывая кусок за куском. Следя за трапезой, женщины хохотали. Кое-кто бился в конвульсиях. Барабаны грохотали, Бычиха вновь запела. Я — следующая жертва, сказал себе Краш.

Но нет, монстр, насытившись, стоял смирно.

Песня стала медленной, тягучей, с обилием свистящих звуков. Лес откликнулся громким шипением. Что-то еще раз лопнуло, раскололось в чаще. Стало слышно шуршание, вкрадчивый шорох. Казалось, десяток мужчин волокут по земле мешки с зерном. Сама ночь, темнее темного, вильнула хвостом, выползая на поляну. Змей, готовый поспорить величиной с Черной Вдовой, явил себя участницам жертвоприношения. В трех локтях от земли, покачиваясь, плыла голова размером с лошадиную. С клыков, белеющих в разверстой пасти, капала жидкость, мутная и пахучая.

Там, где падали капли, жухла трава.

— Да! — взмолилась песня. — О да!

Вот для чего меня приняли в деревне, понял мальчик. Не из милосердия, о нет. Должно быть, в жертву тварям женщины приносили только своих, односельчан. Если не подворачивался кто-нибудь, ставший «местным» в достаточной степени, чтобы монстры, или древние боги, смеющиеся во мраке столетий, снизошли к приношению — Бычихе и ее подругам приходилось жертвовать сыновьями, племянниками, стариками… Или мужьями, жившими под угрозой пойти на корм для чудовищ.

Ужасная голова качнулась у лица Краша.

Змей не торопился. Мелькал раздвоенный язык, словно змей желал облизать жертву перед трапезой. Наступила тишина. Жало замелькало чаще; похоже, результат оказался для твари неожиданным. Мотнув головой — капли яда чудом не попали на голое тело — змей изогнулся странным образом и двинулся вбок. Дважды обернувшись вокруг столба, чудовище заключило жертву в гибкое, пульсирующее кольцо, и подняло голову рядом с плечом мальчика. С ледяным интересом змей рассматривал встревоженных, как стая обезьян, женщин. Бычиха шагнула вперед, собираясь возобновить песню, но шипение пригрозило: молчи! С трудом двинув затекшей шеей, Краш увидел желтый глаз, разделенный черным веретеном зрачка. В холодной, как омут, глубине светилось что-то знакомое. Краш тонул в янтарной воде, из последних сил цепляясь за аспидную соломинку зрачка — и видел, видел!..

На дне змеиного омута ждала Черная Вдова, королева в венце из щупальцев. Приемная мать улыбалась, скаля клыки — темно-красные, влажные на вид. Даже здесь, в глуши смертельно опасного леса она не оставила сына милостью своей.

Заурчал монстр, сожравший Витуна. Вперевалочку, вытянув хвост, ящер приблизился к мальчику. Дрогнули ноздри, расположенные ближе к глазам, чем к кончику ужасного рыла. Монстр рыкнул, обдав Краша вонью мертвечины, и встал у столба, составив змею компанию.

Женщины, сбившись в кучу, попятились.

Они защищают меня, понял Краш, бледный от восторга. От меня пахнет Черной Вдовой! Твари готовы биться за меня насмерть, служить мне телохранителями. Мальчик забыл, что наг, связан, беспомощен. Ликование переполняло его сердце, как если бы Краша возводили на трон. О, королева моя! Я — принц, принц тварей! Мне стоит лишь приказать…

— Убейте их! — закричал он.

Ящер дернул передней лапой. Коготь ободрал Крашу предплечье, на землю потекла струйка крови. Веревка, стягивающая запястья, лопнула. Мальчик почувствовал, что руки свободны. Быстро присев, он стал возиться с путами на лодыжках. Когда петля ослабла, Краш упал на четвереньки — так затекли ноги.

— Убейте их! Я приказываю!

Ящер взревел, сотрясая ночь. Часть костров погасла. Смолкли барабаны. Толкая друг друга, женщины ринулись прочь. Они больше не напоминали хищников, несущихся во мраке. Толпа насмерть испуганных, слабых обитательниц деревни — быстрее, еще быстрее! Краш провожал их не взглядом, потому что лес скрыл беглянок, но слухом. Жадно ловил топот, хрип, надсадные вздохи.

Месть!

Иначе он задохнется от ярости.

— За мной! Следуйте за мной!

Мальчик устремился в погоню. Змей без колебаний последовал за ним. Миг, и к загонщикам присоединился ящер. Лес менялся с каждым шагом, прыжком, скольжением. Сгинули хвощи, расступились болота, исчезли огромные стрекозы. Деревья-исполины уступили место букам и грабам. Ушла в землю трава, словно когти, втягиваемые кошкой. Ранняя весна, еще ничего не цветет…

— За мной!

Он встал на окраине деревни.

— Эй! Выходите!

Тишина была ему ответом.

— Выходите! Немедленно! Все!

Молчание. Лишь брех псов.

— Я приказываю! Иначе я велю моим тварям убивать всех без разбору!

Душа пела яростный гимн. Принц тварей стоял