Путешествие еды - Мэри Роуч

Практика фекальной бактериотерапии должна быть модернизирована, и желательно побыстрее. Более тщательная фильтрация обеспечит отделение одноклеточных от любой «грязи». Дозировать бактериальный материал необходимо с добавлением криопротекторов – для защиты клеток от повреждения кристалликами льда. Но при этом следует замораживать донорский материал и доставлять его туда и тогда, где и когда он будет нужен. Операции, проводимые Коруцем, уже развиваются именно в этом направлении.

Святым Граалем может стать простая таблетка, используемая совместно с суппозиториями на основе лактобактерий – и этот метод послужит основой для лечения рецидивирующей инфекции, связанной с осеменением дрожжевыми грибками. К сожалению, аэробные микроорганизмы, которые легко культивировать и сохранять в присутствии кислорода в лабораторных условиях, вряд ли будут больным особенно полезны. Хотя сегодня исследователи точно и не знают, какие именно бактерии максимально важны в процессе лечения, известно, что эти виды должны быть анаэробными и приспособленными к существованию внутри толстого кишечника. Всем нам необходима микрофлора, наиболее жизнестойкая в здоровом организме человека и эволюционно готовая соответствовать именно индивидуальным запросам нашей природы. Иными словами, та, которая сможет играть роль партнера в борьбе за общее здоровье хозяина и дружественных ему бактерий.

Я спросила Александра, что из пробиотиков[233] присутствует в продаже? «Маркетинг», – ответил он. Микробиолог Грегор Рид, директор Канадского центра исследований и развития пробиотиков, разделяет это ощущение. За исключением одного случая, бактерии (даже существующие), содержащиеся в составе пробиотиков, имеют аэробную природу – выращивание, применение и транспортировка микроорганизмов в условиях, исключающих оксигенацию, было и остается делом сложным и дорогостоящим. 95 % «пробиотиков», по мнению Рида, «никогда не проверялись на человеке, и не могут даже называться таковыми».

Готова предсказать, что – так или иначе, через десяток лет или немного раньше – у каждого из нас найдется знакомый, которому пошла на пользу доза «материала», произведенного телом другого человека. Совсем недавно я получила по электронной почте письмо от одного доктора из Техаса с рассказом о Ллойде Сторре, враче из городка Лаббок. Этот медик вылечил хроническую ушную инфекцию при помощи «переливания ушной серы» в домашних условиях – когда реципиент, капля за каплей, получал материал донора, растворенный в кипящем глицерине. Ушная сера поддерживает кислую окружающую среду, предотвращая избыточное размножение бактерий и, вероятно, несет в себе некоторые антимикробные компоненты. Однако каковы бы ни были механизмы подобного взаимодействия, в некоторых случаях они работают лучше, чем все остальное. Коруц воодушевил одного из своих друзей (пародонтолога по специальности) попробовать совершить бактериальную трансплантацию в качестве средства для лечения болезни десен[234].

Люди, близко знакомые с устройством человеческого кишечника, видят в нем совершенство – и не только в его сложной организации, но и в его внутренних ландшафте и архитектуре.

Если все и дальше пойдет так, как должно, то истерическая боязнь всего бактериального – замешанная на чьей-то корысти и непреходящей любви к пуреллу и лизолу – сойдет на нет. Благодаря отважным пионерам бактериальной трансплантологии с их блендерами, в которых готовится материал для пересадки от донора к реципиенту, глупая нервозность и беспочвенные страхи уступят место рациональному взгляду на вещи. И, не исключено, принесут даже толику благодарности создателям метода.

И туалетные шляпы приподнимутся в вашу честь, Александр Коруц!

Особая ирония кроется в том, что изначально пищевой тракт был «нашим всем». Коруц напоследок, когда мы отъезжали от его клиники в последний день моего пребывания в Миннесотском университете, заметил: «В сущности, все мы – дождевые черви, достигшие высокой ступени эволюции, развиваясь вокруг своего пищеварительного тракта». В конце концов, пищевой процессор вынужден был обзавестись головным мозгом, чтобы искать еду, и конечностями, чтобы ее добывать. Живое существо увеличивалось в размерах, и ему понадобились органы кровообращения для доставки горючего к рукам и ногам. Ну и так далее. Даже теперь пищеварительный тракт обладает собственной иммунной системой и собственным первобытным мозгом – так называемой кишечной нервной системой. Мне вспоминается, что говорил Тони ван Влиет по поводу одного момента: «Людям странно думать, что каждый из нас – большая труба, а вокруг нее – что еще».

Мы – то, что мы едим. Более того, мы – еще и то, каким образом мы едим. Скажем спасибо природе: мы – не анемоны, извергающие остатки ланча через то же отверстие, в которое снедь подавалась. И порадуемся тому, что нам незачем пастись где-нибудь на лужайке и мы не жвачные, проводящие всю свою жизнь, подбрасывая топливо в печку. И возблагодарим наши пищеварительные соки и энзимы, и наши кишечные ворсинки, и огонь, и возможность готовить на нем еду, и все чудеса, благодаря которым мы стали тем, чем являемся. Коруц приводит в пример гориллу – нашего ближайшего родственника среди человекообразных обезьян, задержавшегося в развитии в силу менее «модернизированного» кишечника, который затрачивает изрядную часть энергии на собственную деятельность. Как и корова, горилла существует, питаясь большим количеством сырой растительной пищи, нуждающейся в ферментации. «Горилла целый день поедает листья. Просто жует, а затем переваривает внутри себя. И где тут рождаться великим мыслям?»

Люди, близко знакомые с устройством человеческого кишечника, видят в нем совершенство – и не только в его сложной организации, но и в его внутренних ландшафте и архитектуре. В одном из номеров New England Journal of Medicine за 1998 год два испанских врача опубликовали несколько фотографий. На снимках – «гаустрация поперечно-ободочной кишки», с расположенными одна за одной дугами аркад по линии каждого верхнего этажа – как в доме Мила (Ла Педрера), построенном Антонио Гауди в Барселоне[235]. Воодушевившись и желая увидеть собственный «дом Мила» внутри себя, я решилась на первую в своей жизни колоноскопию без применения лекарственных средств[236].

Не сумею одним словом выразить то, что чувствовала в течение этих десяти минут своей жизни. Во мне смешались любопытство, ощущение избранности и даже смирение. Благоговение на грани страха. Я как будто снова оказалась в заснеженном поле на окраине Фэрбенкса на Аляске, и у меня над головой полыхало северное сияние, казавшееся мне таким близким, что я упала на колени. Темной ночью в горах оно сокрушало меня, а я все вглядывалась и вглядывалась в искрящиеся мазки, рождающиеся надо мной в пространстве нашей Галактики. Останавливая взгляд на собственном илеоцекальном клапане или всматриваясь в глубину своего аппендикса, наблюдая воочию всю великолепную сложность человеческого тела, я чувствовала себя, если быть до конца откровенной, несколько ущемленной. Думаю, вы понимаете, о чем это я. Большинство из нас проживают жизнь, так и не взглянув ни разу на органы своего тела – самые драгоценные и изумительные вещи из всех, которыми мы обладаем. Пока что-то не разладится, мы редко даем себе труд подумать о них. Мне это кажется странным. Как же так: Кристина Агилера нам интереснее, чем внутреннее пространство наших тел? Или это я сама – странная личность, на чей-то взгляд? Вы можете сказать себе: «Ну, Мэри Роуч вечно тянет черт-те куда!» И я отзовусь: «Да! Но совсем ненадолго – и со всем уважением к вам».

Благодарности

Все это время я ощущала потребность выразить благодарность за бескорыстную помощь. Перечисленные ниже люди оказывали мне всемерную, щедрую и великодушную поддержку, без которой я не смогла бы завершить свой труд. Если моя книга получилась интересной и занимательной, если она точна, содержательна и захватывает при чтении, то главной причиной этому послужило участие в ее создании многих прекрасных людей, каждый из которых внес значительный вклад в ее подготовку.

Склоняюсь в низком поклоне перед теми, кто перечислен ниже и кто не жалел для меня времени после работы, не рассчитывая на материальную компенсацию или на парадный портрет, кто служил мне проводником в лабиринтах архивов, кто был готов терпеливо встречать мои требования, кто открывал мне дверь и приводил на встречу со мной друзей и коллег: Андреа Бейнбридж, Американская медицинская ассоциация, отдел альтернативной медицины и мошенничества в области здоровья; Эд Депетерс, Университет Калифорнии, Дэвис; Анна Дходи и Эви Нумен, Музей Мюттера; Майкл Джонс, Университет Содружества Виргинии; Александр Коруц, Мэтт Гамильтон и Майк Садовски, Университет Миннесоты; Алан Клигерман, Региональный центр по лечению болезней пищеварения; Сью Лангстаф, сенсорный аналитик-дегустатор; Стивен Секор, Университет Алабамы; Майкл Левитт и Джули Фюрн, Медицинский центр Миннеаполиса; Джордж «Ник» Никопулос, личный врач Элвиса Пресли в последний период его жизни; Меган и Рик Прелинджеры, частная библиотека Прелинджеров; Нэнси Роусон, Пэт Мюллер, Эми Маккарти и Тереза Кляйнзорге, AFB International; «Родригес», Джин Паркс, Эд Борла и Пол Верке, Авенальская государственная тюрьма и Калифорнийское управление по исправлению и реабилитации осужденных; Эрика Силлетти, Рене де Вик, Андрис ван дер Бильт и Тони ван Влиет, «Долина еды», Голландия; Ричард Трейси, Ли Леменджер и Джон Грей. Университет Невады, Рено.