Капитаны ищут путь - Юрий Владимирович Давыдов

Длинная вереница лет прошла с той поры, как морской министр подписал отставку «по расстроенному здоровью» капитану первого ранга Отто Евстафьевичу Коцебу.

Лето восемьсот сорок пятого года переходило в осень. Травы пожухли, рябины развесили тяжелые алые гроздья; из окрестных лесов тянуло прелью, болотной сыростью; громко перекликаясь в выси, устремились на юг гусиные караваны; заладили дожди.

В доме, что стоял неподалеку от эстонской деревни Харью-Косе, горел камин. Отставной капитан ворошил палкой головешки, и пламя вспыхивало ярче. Придвинув столик с последней почтой, Коцебу откинулся в кресле.

Почта приносила ему газеты — русские и иностранные. Писем же почти не бывало. Давно умер Николай Петрович Румянцев, умерли почти все, кто плавал тридцать лет назад на «Рюрике»; жив был еще давний приятель Глеб Шишмарев, только что произведенный в контр-адмиралы, жив был и совсем дряхлый адмирал Иван Федорович Крузенштерн, но писали они очень редко.

Коцебу откинулся в кресле. Осень, черт бы ее побрал… Ему всегда хуже в эти месяцы… Коцебу поправил шерстяной плед и развернул английскую газету.

Что это? Он вздрогнул и почувствовал, как взволнованно толкнулось сердце: британское Адмиралтейство извещало об отправке экспедиции сэра Джона Франклина. Дважды перечитал Коцебу адмиралтейское извещение, медленно отложил газету и протянул руки к огню.

Экспедиция, думал Коцебу, снаряжена на славу: два корабля, транспорт догрузит их у Гренландии, пополнит то, что истратят они на пути в Баффинов залив, многоопытный сэр Джон ведет экспедицию. Похоже, что великий вопрос будет, наконец, решен. Дай бог им удачи и счастья!..

Он встал, забыв о болях в груди, заходил по комнате, уставленной книгами. Впервые за долгие пустые годы он был так взволнован. Он еще и еще раз заглянул в английскую газету… Дай бог им удачи и счастья…

С того дня он нетерпеливо поджидал почту. Он знал, что известия из Гренландии должны быть получены в Лондоне вот в эти осенние дни. И, хотя он отлично понимал, что осенние газеты приплетутся к нему в начале следующего года, он все-таки нетерпеливо поджидал очередную почту.

А в начале следующего, восемьсот сорок шестого года Коцебу уже не поднимался с постели. Он не хотел обманываться: его час пробил… И, может быть, последней его радостью была та лондонская газета от 27 октября, в которой он нашел выдержку из вахтенного журнала китобойного судна «Принц Уэльский».

Китобои встретили «Эребус» и «Террор» спустя двенадцать дней после ухода кораблей Франклина от островов Диско и Китового, у бухты Мелвилл в Баффиновом заливе.

«Обе корабельные команды здоровы и в прекрасном расположении духа, — писал шкипер. — Намереваются закончить экспедицию своевременно».

Коцебу глубоко вздохнул, вытянулся и закрыл запавшие, окруженные синевой глаза.

Он умер 3 февраля. День был солнечный, безмолвный, сверкающий снегами, с холодным, стального отлива, безжалостным небом.

Джейн Франклин получила мужнино письмо-дневник, получила и рисунки, сделанные веселым Фицджемсом и бравым лейтенантом Гори. Она прочитала и сообщение шкипера «Принца Уэльского» и бережно спрятала газету в ту же шкатулку, где хранила письма и рисунки.

Джейн с дочерью жили теперь в доме на Бедфордской площади. Не было ни зим, ни лет — было ожидание. И они ждали…

Прошел год, другой. Когда же и третий год не принес ничего, страшная тревога сжала их души. Все чаще являлось Джейн видение: Джон с томом Шекспира на диване и она, набрасывающая на мужа морскую куртку. «О Джейн! Что ты сделала?» — слышалось ей в безмолвии дома на Бедфордской площади.

Долго длилось это гнетущее молчание. Цепенило оно душу, и некуда было скрыться от него. Ужасное подозрение овладело ветеранами-полярниками. Встречаясь с Джейн, они отводили глаза. Джейн зябко передергивала плечами, умоляюще всматриваясь в седовласых моряков.

Ее тревога перешла в отчаяние. Она предложила свои сбережения, все свое имущество для отправки спасательной партии. Она обивала пороги Адмиралтейства. Адмиралтейские лорды либо избегали встреч с нею, либо отмалчивались, заверяя Джейн, что торопливость пока что неуместна.

Наконец друзья Франклина, родственники пропавших без вести, многие моряки, простые люди Англии потребовали от правительства решительных, безотлагательных мер.

Высшие морские чины, столь скоропалительные, когда дело касалось посылки военной эскадры к берегам какой-нибудь колонии или страны, противящейся политике Великобритании, чины эти зашевелились, и пошла писать канцелярская машина; со скрипом, с частыми задержками и ведомственными спорами началось снаряжение поисковых экспедиций.

Первым отправился Джемс Росс. Ричардсон и доктор Рэ уехали в Канаду. Келлетт поплыл из Тихого океана в Берингов пролив. В восемьсот пятидесятом году оставила Англию еще одна экспедиция…

Медленно тянулись годы. Голова Джейн Франклин поседела.

Но Арктика безмолвствовала.

Спасательные партии решали большие географические задачи, выказывали истинное мужество, терпели и холод и голод, но не разгадывали страшную загадку.

«О сэре Джоне Франклине нет никаких известий, — писала лондонская газета «Дейли Ньюс». — Последняя надежда к отысканию его или одного из его товарищей исчезла; невероятно даже, чтобы останки их когда-либо были открыты… Все замолкло, все покрыто непроницаемым мраком. Участь этих храбрый людей, погибших во славу науки, навсегда останется тайной».

Однако постепенно, усилиями многих и многих путешественников, бескорыстно рисковавших собой для того, чтобы узнать о судьбе экипажей «Эребуса» и «Террора», о судьбе старого сэра Джона, постепенно жуткая картина гибели экспедиции все же выступила из полярного мрака.

Согласно адмиралтейской инструкции, Джон Франклин должен был сам выбрать путь: или проливом Веллингтона, или к западу от острова Норт-Сомерсет.

Сперва Джон Франклин пытался пройти проливом Веллингтона, но, когда ледяные баррикады встали по курсу его кораблей, он отправился на юг, между островами Батерст и Корнуоллис. Путь был выбран верно, и это уже было важным открытием.

Первая зимовка — с 1845 года на 1846-й — застигла моряков на плоском безжизненном берегу острова Бичи. Перенесли они ее сносно, хотя провизия, поставленная на корабли неким купцом Голднером, не отличавшимся, как все купцы, особой совестливостью, начала портиться.

Весной, едва разжались ледяные тиски, «Эребус» и «Террор» вновь подняли паруса, а из их труб повалил черный каменноугольный