Зона Справедливости - Евгений Лукин

Одолевая напор полного всякой дряни воздуха, Колодников все же планов не переменил и двинулся в сторону двухэтажного особнячка. Миновав кирпичный теремок, тяжелые двери которого по-прежнему были опечатаны, он перешел трамвайные пути и далее двинулся дворами, где, оказавшись в относительном затишье, вновь обрел способность размышлять.

«Ну, допустим… — сосредоточенно соображал Алексей. — Допустим, ударил ты (легонько, невзначай!) этакого заморыша, а сам мужик здоровый… Ну и вернется тебе потом твой же собственный шлепок. Ты от него и не покачнешься даже, а он-то, заморыш, с сотрясением мозга в больницу угодил… Или наоборот… В молодости ты был бугай, а под старость тебя щелчком пришибешь… И вот твои молодые затрещины падают на тебя старенького! Сразу можно гроб заказывать… И где же тут справедливость?.. Нет, если кто и прав, то, наверное, Кирюша Чернолептов. Бог все-таки хоть иногда, но милует… А тут какая-то слепая беспощадность… Как будто в шестеренки людей заматывает…»

Конечно, на рассуждения эти Колодникова навел разговор с Геннадием Степановичем на крыльце уплотняемого райотдела. Честно сказать, своим намерением остаться опер просто потряс Алексея. И ладно бы не понимал всей грозящей опасности, а то ведь понимает!.. С некоторых пор до самозабвения ненавидя ментовку, Колодников тем не менее уже смирился с мыслью, что и впрямь неплохой он мужик, этот самый Геннадий Степанович. В семье, как водится, не без урода… Но допустить еще и моральное его превосходство Колодников просто не мог — и судорожно доискивался теперь тайных причин столь редкого самопожертвования — редкого даже среди людей (что уж там о ментах-то говорить!). Предположим, обещало начальство повышение по службе, звездочку (или там звезду) очередную накинуть, если останется… Вознаграждение особое…

Так и не разрешив этой загадки, Колодников вышел к неприметному жилому зданию в хрущевском стиле и остановился озадаченный. У подъезда, к которому он, собственно, и направлялся, творилась та же суматоха, что и возле райотдела милиции или, скажем, во дворе дома номер двадцать один по проспекту Н. К. Крупской. А паника-то, стало быть, растет, ширится…

Однако уже в следующий миг паника охватила самого Алексея — выносимые из парадного вещи были ему знакомы. Вон тот разъятый на отдельные квадраты составной диван — в особенности… Вскоре из зияющего проема послышался голос Милы, а вскоре показалась и она сама — повелевающе указывая грузчикам, что на что ставить.

— Привет… — дрогнувшим голосом молвил Колодников, подойдя поближе.

Мила повернулась к Алексею, но тут ворвавшийся во двор ветер закружился широким смерчем, взвивая обрывки газет, целлофановые кульки, перетертые в труху прошлогодние листья, раскидывая содержимое мусорных баков.

— Тьфу ты!.. — Мила сморщилась и с досадой отвернула лицо, пытаясь уберечься от колкой пыли. — Ну как нарочно!.. В такую погоду только и переезжать! Мерзость, а не погода!.. Привет…

Алексей глядел то на нее, то на укладываемые в кузов пожитки и все никак не мог поверить. Сначала Борька, теперь вот Мила… Значит и впрямь страшные времена надвигаются. Самому впору чемоданы укладывать…

— Куда хоть едешь-то? — спросил в тоске Алексей.

— Соседями будем… — Мила сделала попытку улыбнуться, но тут же снова сморщилась и заслонила ладонью лицо от ветра.

— Не по-нял…

— Чего ты не понял? — весело спросила она. — Жить теперь будем рядом…

Алексей вникал.

— Т-то есть ты… В наш дом?!

— Нет… — с едва уловимым сожалением сказала Мила. — В ваш — не прорвешься. Но все равно — в двух шагах… Две комнаты, улучшенная планировка…

— Поменялась?.. — ошалело спросил Колодников.

— Купила… И довольно дешево… Хотя все равно подзанять пришлось…

Алексей медленно выходил из столбняка.

— Помочь? — спохватился он наконец.

— Нет, не надо, — бросила она, удаляя мизинцем соринку из уголка глаза. — Грузчиков хватает…

И верно. Не алкаши грузили — бригада. Коренастые парни в камуфле без погон работали привычно и слаженно. Было в них что-то от похоронной команды и еще — от тех спеназовцев, что репетировали днями разгон демонстрации.

— Пашей лучше займись, — посоветовала она. — Не знаю уже, куда его деть! Скулит, под ногами путается…

— Глотовым, что ли?.. А где он?

— Да наверху! — отвечала Мила с досадой. — Пьяненький с утра приперся, никак выставить не могу…

Лицо у Колодникова отвердело и стало суровым, чтобы не сказать беспощадным. Он круто повернулся и, играя желваками, ринулся в жерло подъезда, едва не сшибив с ног выносящего кресло парня. То и дело вжимаясь в стенку, чтобы пропустить грузчиков с ношей, кое-как добрался до распахнутых дверей Милиной квартиры.

Пьяненький Паша сидел на единственном оставшемся в кухне табурете и горестно клевал большим хрящеватым носом. Водка с закуской стояли на подоконнике. Просторные уши заместителя редактора утратили обычную восковую бледность и шли розовыми пятнами. Как, впрочем, и все его узкое лицо.

Услышав зловещее приветствие Колодникова, Паша вскинул голову и уставил на друга исполненные горя глаза.

— Ну хоть ты скажи… — уныло выговорил он. — Мила, она — как? В самом деле или мозги пудрит?..

— Паша, ты дождешься!.. — процедил Алексей, толчком указательного пальца сдвинув повыше дужку очков. — Ты у меня доиграешься, Паша!..

Не похожий сам на себя Паша Глотов (обычно в подпитии он был столь же энергичен и деятелен, как и в трезвом виде), как-то жалко взглянул на Колодникова, словно и впрямь ожидал брани и побоев. Потом засуетился, произвел массу лишних движений, извернулся в талии и, поспешно наполнив рюмку, протянул Алексею. Все это он ухитрился проделать, не отрывая задницы от табуретки.

— Вот… — произнес он виновато и испуганно.

Глядя на него, Колодников тоже малость подрастерялся, но заставил себя насупиться и принял рюмку твердой рукой.

— Короче… — выпив и крякнув, просипел он весьма внушительно. — Еще раз увижу, что к Миле клеишься, Бога не побоюсь — ноги повыдергаю! Имей в виду, я еще в прошлый раз заметил…

Решительно шагнул к подоконнику и с хрустом закусил огурцом.

Несчастный Паша смотрел на свирепого друга, и худое лицо его малость подергивалось.

— Да ни сном, ни духом… — побожился он, и узкие плечи его бессильно опали. — Я ж не поэтому пришел, Леш… — На близко посаженных серых глазах показались слезы. — Ты же ее лучше меня знаешь… Ты скажи: она — как?.. В самом деле медиум или придуряется?..

— Какая тебе разница? — окончательно опешив, спросил Алексей. — Газету раскупают — и ладно…

— Да Бог с ней, с газетой… — с отчаянием произнес Паша. — Плавать я не умею, понимаешь? И никогда не умел…