Красная Страна - Джо Аберкромби

Пара бдительных головорезов загородила нижние ступеньки, но Свит крикнул: — Эти двое здесь, чтоб повидаться с Мэром! — и отослал их, похлопывая по спине, вдоль балкона с видом на кишащий холл и к тяжелой двери, перед которой было еще два суровых лица.

— Вот и пришли, — сказал Свит, и постучал.

Ответила Женщина. — Добро пожаловать в Криз, — сказала она.

На ней было черное платье из блестящей ткани, с длинными рукавами, и пуговицами до горла. Далеко за сорок, подумала Шай, в волосах была седина. Тем не менее, должно быть она была весьма красива в свое время, и ее время все еще полностью не прошло. Она взяла руку Шай в одну из своих, пожала другой и сказала: — Вы должно быть Шай. И Ламб. — Она проделала то же с лапой Ламба, он запоздало поблагодарил ее хриплым голосом; подумав, снял свою потертую шляпу, редкие неподстриженные волосы разлетелись во все стороны.

Но женщина улыбнулась, словно к ней никогда не обращались так галантно. Она закрыла дверь, и с ее твердым щелчком безумие снаружи было спрятано, все стало тихо и благоразумно.

— Прошу, садитесь. Мастер Свит рассказал мне о ваших неприятностях. Ваши украденные дети. Ужасно. — И на ее лице отразилась такая боль, что можно было подумать, будто это ее детки пропали.

— Ага, — пробормотала Шай, не уверенная, что делать с таким количеством симпатии.

— Не желал бы кто-нибудь из вас выпить? — она налила четыре больших порции алкоголя, не нуждаясь в ответе. — Пожалуйста, простите это место, здесь довольно трудно найти хорошую мебель, можете себе представить.

— Думаю, мы переживем, — сказала Шай, думая даже, что это был самое удобное кресло из тех, на которых ей приходилось сидеть, и кстати, наверное самая милая комната. Кантийские занавеси на окнах, свечи в лампах из цветного стекла, большой стол с черной кожей, лишь немного запятнанный бутылочными кольцами.

У нее на самом деле были прекрасные манеры, у этой женщины, подумала Шай, когда та подавала выпивку. Не как эти высокомерные, презрительные, о которых идиоты думают, что они поднимают их над толпой. А такие, что заставляют тебя чувствовать, что ты чего-то стоишь, даже если ты устала как собака и грязная как собака, и задница почти вываливается из штанов, и даже не можешь сказать, сколько сотен миль пыльных равнин проехала с тех пор, как последний раз мылась в ванне.

Шай глотнула, отметила, что выпивка была так же за ее уровнем, как и все остальное, прочистила горло и сказала: — Мы надеялись увидеть Мэра.

Женщина уселась на край стола — Шай почувствовала, что она выглядела бы спокойно, сидя на раскрытой бритве — и сказала:

— Вы уже.

— Надеемся?

— Видите ее.

Ламб неуклюже поерзал в своем кресле, словно оно было слишком комфортабельным для него, чтобы чувствовать себя комфортно.

— Вы женщина? — спросила Шай, ее голова слегка запуталась от ада снаружи и чистого спокойствия здесь.

Мэр лишь улыбнулась. Она делала это часто, но каким-то образом от этого не уставали. — На другой стороне улицы у них другие слова для описания того, кто я, но да. — Она поставила стакан так, что стало ясно, он у нее не первый, не последний и большой разницы все равно не будет.

— Свит сказал, что вы ищете кое-кого.

— Человека по имени Грега Кантлисс, — сказала Шай.

— Я знаю Кантлисса. Самодовольный мерзавец. Он грабит и убивает для Папы Ринга.

— Где мы можем его найти? — спросил Ламб.

— Полагаю, его не было в городе. Но ожидаю, что он вскоре вернется.

— О каком сроке мы говорим? — спросила Шай.

— Сорок три дня.

Это выбило из нее дух. Она настроила себя на хорошие новости, или по крайней мере на новости. Заставляла себя ехать с мыслями об улыбающихся лицах Пита и Ро и счастливых объятиях воссоединения. Нечего было надеяться, но надежды как выпивка — как бы сильно ни старался сохранить ее снаружи, всегда немного просочится внутрь. Она опрокинула остаток выпивки, теперь совсем не сладкой, и прошипела: — Дерьмо.

— Мы прошли долгий путь. — Ламб аккуратно поставил свой стакан на стол, и Шай отметила с ноткой беспокойства, что костяшки его пальцев побелели от напряжения. — Я ценю ваше гостеприимство, несомненно ценю, но я не в настроении страдать хуйней. Где Кантлисс?

— Я тоже редко бываю в настроении страдать хуйней. — Грубое слово звучало вдвойне грубо в утонченном голосе Мэра, и она выдержала взгляд Ламба так, словно манеры или нет, но она не тот человек, на которого можно давить. — Кантлисс вернется через сорок три дня.

Шай никогда не была из тех, кто ко всему относится равнодушно. Момент ушел на то, чтобы потрогать языком щель между зубами и подумать о всех несправедливостях мира, уже взвалившихся на ее не заслуживающую задницу, и она перешла к очередным.

— В чем магия сорока трех дней?

— Тогда все в Кризе достигнет апогея.

Шай кивнула в сторону окна, из которого доносились звуки безумия.

— Сдается мне, тут всегда апогей.

— Не как в этот раз. — Мэр встала и предложила бутылку.

— Почему бы нет? — сказала Шай, Ламб со Свитом тоже не были против. Отказ от выпивки в Кризе, похоже, был таким же заблуждением, как отказ дышать. Особенно, когда выпивка была такой прекрасной, а воздух таким дерьмовым.

— Восемь лет мы были здесь, Папа Ринг и я, глядя друг на друга через улицу. — Мэр продрейфовала к окну и посмотрела наружу, на шумный хаос внизу. Была какая-то уловка в том, чтобы ходить так мягко и грациозно; казалось, для этого скорее нужны колеса, чем ноги. — Когда мы сюда прибыли, здесь не было ничего, кроме старого русла реки. Двадцать лачуг среди руин, места, где охотники могли переждать зиму.

Свит хихикнул. — У тебя был тот еще видок среди них.

— Скоро они ко мне привыкли. Восемь лет, пока город рос вокруг нас. Мы пережили чуму и четыре набега Духов, и два набега бандитов, и снова чуму, и, после большого пожара, мы отстроились больше и лучше, и были готовы, когда нашли золото, и люди стали прибывать. Восемь лет, глядя друг на друга через улицу, плюя друг в друга, и в конце всего практически война.

— Вы подошли к черте? — спросила Шай.

— Наша вражда становилась хуже из-за бизнеса. Мы договорились решить это по шахтерским законам, кроме которых здесь сейчас никаких нет, и уверяю вас, люди воспринимают их весьма серьезно. Мы рассматриваем город, как участок с двумя притязающими конкурентами, победитель забирает все.

— Победитель чего? — спросил Ламб.

— Поединка. Не мой выбор, но Папа Ринг хитростью подвел меня к нему. Поединок, человек против человека, с голыми кулаками, в Круге, очерченном в старом амфитеатре.