Биржевые маги. Интервью с топ-трейдерами - Джек Швагер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Если брать за точку отсчета сентябрь 1970 года, то с чего начались ваши торговые победы, заложившие основу последующего выдающегося успеха?
Первые потери меня многому научили. С тех пор я очень редко ошибался, хотя и не люблю этим хвастать. Я быстро научился ничего не предпринимать, не продумав своих действий. Я понял, что лучше ничего не делать и подождать, пока план действий и цены не станут настолько хороши, что даже ошибка не принесет большого вреда.
Были ли у вас с того времени проигрышные годы?
Нет.
С чего начался «Quantum Fund»?
Джордж Сорос был старшим партнером, а я — младшим. Мы начинали вдвоем плюс секретарь.
Как вы познакомились с Джорджем Соросом?
В 1970 году я начал работать с ним в фирме «Arnold & S. Bleichroeder». В 1973 году мы ушли оттуда, поскольку новые правила для брокерских фирм не позволяли нам получать процент с торговых прибылей. Мы могли бы остаться, но тогда не смогли бы зарабатывать на управлении деньгами.
Поэтому мы вынуждены были уйти. Как оказалось, к счастью. Ушли и основали свою фирму.
Как вы торговали в «Quantum Fund»? Насколько я понимаю, управление фондом отличалось от традиционного?
Мы инвестировали в акции, облигации, в валютные и товарные рынки — во все. У нас были короткие и длинные позиции по всему миру.
Вы с Джорджем принимали независимые торговые решения?
Нет. В смысле разделения труда он был трейдером, а я — аналитиком.
Например, вы предлагали открыть короткую позицию по доллару, а он решал, когда это сделать?
Да, приблизительно так.
А если вы не соглашались друг с другом по какому-то рынку?
В таком случае мы обычно ничего не предпринимали.
Значит, для проведения сделки вам требовалось прийти к согласию?
Жестких правил не было. Иногда мы не соглашались друг с другом, но все равно проводили сделки, так как один из нас был увереннее другого. Но такое случалось редко, поскольку обычно мы приходили к согласию, вместе проработав сделку и выяснив, будет она успешной или нет. Продумав что-либо досконально, мы приходили к консенсусу. Я не люблю это слово, поскольку инвестирование на основе консенсуса ведет к катастрофе, но мы почти всегда действовали заодно.
Как вы распределяли ресурсы, когда торговали на рынках с кредитным рычагом, например на товарных и валютных рынках?
Пока у нас имелись деньги, мы всегда использовали рычаг до предела. Если мы что-то покупали и у нас кончались деньги, то мы анализировали портфель и избавлялись от того, что на данный момент казалось наименее перспективным. Например, если нам хотелось купить кукурузу, а деньги кончались, то надо было либо отказаться от этой покупки, либо что-то продать. Это напоминало развитие амебы. Ведь амеба растет в одном направлении, а столкнувшись с препятствием, начинает расти в другом. У нас был весьма «амебообразный» портфель.
То есть вы никогда не оценивали риск своих отдельных позиций? И если проигрывали на одном рынке и были вынуждены сократить портфель, то вполне могли урезать позиции на другом рынке?
Именно так. Мы всегда урезали те позиции портфеля, которые считали наименее привлекательными.
Даже сегодня такой фонд выглядит весьма нетрадиционно. Тогда же он, вероятно, был просто уникальным по своей инвестиционной стратегии.
Конечно, он был уникальным. Я до сих пор не знаю никого, кто бы торговал на всех рынках — то есть на валютных, товарных, на рынке акций и облигаций, играл и на повышение, и на понижение — по всему миру. Я теперь в отставке, но по-прежнему действую на всех этих рынках. Мне говорят: «Вы в отставке?! Да у нас весь персонал фирмы не успевает следить за всеми этими рынками. Что же это за отставка, когда вы играете на понижение акций по всему миру?»
Признаюсь, мне забавно слышать, когда вы говорите о своей «отставке».
Я и в отставке активнее многих других и часто слышу: «Когда вы успеваете за всем следить?»
Я бы задал такой же вопрос.
Не знаю, как можно инвестировать в американскую сталь, не понимая, что происходит с малайзийским пальмовым маслом. Как я уже говорил, все это — части огромной, постоянно меняющейся трехмерной головоломки.
Как вы успеваете следить за всеми этими рынками? Ведь только на чтение требуется огромное время,
Раньше я читал много больше, чем теперь. Все предыдущие годы я тратил массу времени на приобретение всевозможных знаний. Я разработал огромное количество прогнозов по множеству рынков. Мои студенты неизменно поражаются тому, как много я знаю прецедентов из прошлого торговли по всему миру. Это не случайно, так как в течение многих лет я очень часто сверялся с массой изданий по товарным рынкам, рынку акций и облигаций. Например, мне известно о гигантском бычьем рынке хлопка в 1861 году, когда цена поднялась с 0,5 цента до 1,05 долл.
Как вы узнаете о таких рынках?
Я начинаю с поиска аномальных лет на долгосрочных исторических графиках. Когда я вижу картину наподобие той, что была на рынке хлопка 1861 года, то спрашиваю себя: «В чем была причина?
Почему это произошло?» Затем пытаюсь все это проанализировать. Так можно понять очень многое.
Кстати, в одном из моих курсов в Колумбийском университете (студенты прозвали этот курс «Быки и медведи») от каждого студента требуется найти крупное движение рынка в прошлом. Рынок может быть любым, и движение может быть как восходящее, так и нисходящее. Я даю такое задание: определить, по каким признакам современник мог догадаться о приближении крупного движения.
Когда резина стоила 2 цента, все говорили: «Неужели она когда-нибудь подорожает?» Тем не менее она подорожала в двенадцать раз. И кто-то смог это предвидеть. Я всегда спрашиваю студентов: «Что вы могли бы заметить в то время?» Стараюсь спровоцировать, расшевелить. Они отвечают: «Рынок должен был расти, поскольку назревала война». Но я прошу их объяснить, откуда они тогда могли знать о приближении войны. Этот курс дает студентам историческое видение широкого спектра рынков и обучает их приемам анализа.
Я изучил сотни, а возможно, и тысячи бычьих и медвежьих рынков, многие из которых пережил лично. На бычьем рынке любого актива, будь то акции «IBM» или овес, быки всегда готовы представить множество причин, по которым этот рынок должен расти и расти. Я сотни раз слышал такое: «Скоро иссякнет предложение», «На сей раз все будет иначе», «Нефть должна будет стоить
100 долл. за баррель», «Нефть — это вообще не товар»[75], «Золото отличается от любого другого товара». Да золото 5 тысяч лет ничем не отличалось от любого другого товара! Бывали ярко выраженные бычьи периоды рынка золота, а бывало, что оно годами пребывало в упадке. Ничего таинственного в этом нет. Конечно, золото было ценностным резервом, но в этом оно ничем не отличалось от пшеницы, кукурузы, меди и всего остального. Все эти товары были в ходу тысячи лет, некоторые были ценнее других, но все это — товары. Каковыми они всегда были и будут.
Рынок акций 1987 года представляется мне прекрасным примером благодушного настроя из разряда «на сей раз все будет иначе».
Вы правы. Тогда вновь намечалась нехватка акций. В 1968 году, когда рынок акций был уже на самой вершине, одна из крупных компаний с Уолл-стрит опубликовала высоконаучный трактат о том, почему развивается нехватка акций и почему рынок должен расти еще много лет. В 1987 году повсюду снова начались разговоры о том, что нехватка акций вызвана тем, что все их скупают. В основании медвежьего рынка[76] пойдут разговоры о нехватке денег — уверяю вас — при гигантском избытке акций.
Редактируя эту главу, я наткнулся на статью в журнале «Time» (от 8 августа 1988 года, стр. 29), в которой говорилось о невероятном бычьем рынке на Токийской фондовой бирже. Более свежего и лучшего примера уверенности в том, что «на сей раз все будет иначе», не найти. К теме японского рынка акций мы еще вернемся далее в этом интервью. «Взрывной рост беспокоит некоторых западных финансовых экспертов, которые опасаются, что этот бум закончится спадом. Если это произойдет, то инвесторы, понеся крупные потери в Токио, будут вынуждены отзывать деньги с других рынков, что приведет к новому падению. Японские акции уже идут по астрономическим ценам по сравнению с прибылями компаний-эмитентов — по крайней мере по американским меркам. На Нью-Йоркской фондовой бирже коэффициенты цена/доходность, как правило, превышают 15, в то время как в Токио эти показатели часто оказываются в 4 раза выше.
Например, акции «Nippon Telegraph & Telephone» идут с 158-кратным превышением доходности. «Японские власти допустили рост спекулятивного мыльного пузыря, — предупреждает управляющий Нью-йоркским «Quantum Fund» Джордж Сорос. — Раньше никогда еще пузырь такой величины не удавалось сдуть путем упорядоченной дефляции».
Как утверждают токийские аналитики, подобные опасения беспочвенны. Высокое превышение ценой доходности акций японцы относят на счет правил бухгалтерского учета, которые позволяют компаниям занижать цифры прибылей с целью снижения налогов. Цены поддерживает и другой фактор — так называемое перекрестное владение акциями. Многие японские компании владеют крупными пакетами акций других компаний и по традиции редко ими торгуют. Поэтому предложение таких акций ограничено, что увеличивает их цену».