Другая история литературы - Дмитрий Калюжный

Не обойдем же вниманием и «периферийные» художественные описания войн и связанных с ними человеческих переживаний. И увидим, что поэзия по линии № 6 дает нам сходные по стилю и владению словом описания в разных странах!

Лазарь-царь садится за вечерю,Рядом с ним — жена его Милица.Государю говорит царица:«Царь наш Лазарь, сербская корона!Утром ты на Косово уходишь,Воевод и слуг берешь с собою,Никого не оставляешь дома,Из мужчин никто не остается,Кто бы мог письмо тебе доставитьИ обратно с Косова вернуться.Всех моих ты братьев забираешь,Милых братьев, Юговичей девять.Ты оставь хоть одного мне брата,Для сестры сними с него присягу».Отвечает ей царь сербский Лазарь:«Госпожа, жена моя Милица!А кого из братьев пожелала бТы оставить в белом нашем доме?» —«Ты оставь мне Юговича Бошко»…Только утром белый день занялсяИ ворота города открыли,Быстро вышла из дворца Милица,Поспешила к городским воротам.Конница проходит перед нею:С боевыми копьями юнаки.Впереди юнаков едет Бошко…Подбегает к воину царица,За узду коня его хватает,Обнимает брата дорогого.Тихо молвить брату начинает:«Братец милый, Югович мой Бошко!Царь тебя оставил мне в подарок,Чтоб не шел на Косово ты поле,И на то он дал благословенье,Чтоб ты знамя передал другомуИ со мною в Крушевце остался,Чтоб свободен был ты от присяги».Югович ей Бошко отвечает:«Уходи, сестра, в свою ты башню,Я с тобою не могу остаться.Не отдам я знамени другому,Хоть бы царь весь Крушевац мне отдал.Не хочу, чтоб воины сказали:„Глянь на труса, Юговича Бошко,Он идти на Косово боится,Кровь пролить за крест честной не хочет,Жизнь отдать за веру не желает“.»И коня направил он к воротам…Лишь наутро белый день занялся,Прилетели ворона два черныхС Косова, с широкого простора.Сели вороны на белой башне,На вершине Лазаревой башни.И один другого вопрошает:«Не царя ли сербов эта башня?Что же тут души живой не видно?»Этих слов никто не слышал в башне.Услыхала лишь одна царица,Из дверей она выходит быстро,Спрашивает воронов двух черных:«Ради бога, ворона два черных,Вы сюда откуда прилетели?Вы не с поля ль Косова явились?Не видали ль два могучих войска?Не было ли битвы между ними,И какое войско победило?»Отвечают ворона два черных:«Видит бог, царица дорогая,С Косова мы утром прилетели,Видели мы два могучих войска,Те войска вчера сошлись на битву,Два царя погибло в этой битве.Может, кто из турок и остался,А из сербов, если кто остался,Тот изранен весь и окровавлен», —Так они царице говорили.Вдруг слуга Милутин приезжает,Руку правую он держит в левой,У него — семнадцать ран на теле,Конь под ним забрызган алой кровью,Спрашивает воина Милица:«Что с тобою, мой слуга Милутин,Иль царя на Косове ты предал?»Отвечает ей слуга Милутин:«Помоги с коня сойти, царица,Да умой студеною водицей,Дай вина мне красного напиться,Тяжко я на Косове изранен».Госпожа с седла его ссадила,И водой студеною умыла,И вином юнака напоила.Как пришел в себя слуга Милутин,Начала расспрашивать царица:«Что на поле Косовом случилось?Где погиб царь сербский, славный Лазарь?Где погиб Богдан, отец мой старый?Где погибли Юговичей девять?Где погиб наш Милош-воевода?Где погиб Вук Бранкович в сраженье?Где погиб наш банович Страхиня?»Ей слуга Милутин отвечает:«Все на поле Косовом остались,Где погиб царь сербский, славный Лазарь,Много копий там переломалось,Много копий — сербских и турецких.Стойко сербы князя защищали,Юг-Богдан погиб в той битве первым,Только-только началася битва.Восемь Юговичей там погибли,Братьев ни один из них не предал,До конца они в бою рубились.Оставался целым только Бошко,Он скакал со знаменем по полю,Разгонял он янычар турецких,Словно сокол голубей пугливых.Там, где крови было по колено,Встретил гибель банович Страхиня,Милош тоже там погиб, царица,У Ситницы, у реки студеной,Где погибло очень много турок,Зарубил султана он МурадаИ посек двенадцать тысяч турок.Пусть господь спасет весь род юнака,Жив он будет в памяти у сербов,Жив он будет в песнях и сказаньях,Сколько жить и Косову и людям».

И сюда же кстати китайское стихотворение поэта Ду Фу (712–770), линия № 6 Индийско-Китайской синусоиды:

Боевые гремят колесницы,Кони ржут и ступают несмело.Людям трудно за ними тащиться.И нести свои луки и стрелы.Плачут матери, жены и дети:Им с родными расстаться непросто.Пыль такая на белом на свете,Что не видно Саньянского моста.И солдат теребят за одежду,Ужасаясь пред близостью битвы:Здесь Мольба потеряла Надежду,Вознося в поднебесье Молитвы.И прохожий у края дорогиТолько спросит: «Куда вы идете?»Отвечают: «На долгие сроки,Нет конца нашей страшной работе».Вот юнец был, семье своей дорог.Сторожил он на Севере реку.А теперь, хоть ему уж за сорок,Надо вновь воевать человеку.Не повязан повязкой мужскою,Не успел и обряд совершиться,А вернулся с седой головою,И опять его гонят к границе.Стон стоит на просторах Китая.А зачем императору надоЖить, границы страны расширяя?Мы и так не страна, а громада.Неужели владыка не знает,Что в обители ханьской державыНе спасительный рис вырастает,Вырастают лишь сорные травы?Разве женщины могут и детиВзять хозяйство крестьянское в руки?Просто сил им не хватит на свете,Хватит только страданья и муки.Днем и ночью стоим мы на стражеИ в песках, и на горных вершинах…Чем отличны сражения нашиОт презренных боев петушиных?Вот, почтенный, как речью прямоюГоворим мы от горькой досады…Даже этой свирепой зимоюОтдохнуть не сумели солдаты.Наши семьи сломила кручина:Платят подати, платят налоги,И уже не желаешь ты сына,Чтоб родился для слез и тревоги.Дочь родится, годна для работы,Может, жизнь ее ты и устроишь…Ну, а сын подрастет, уж его-тоМолодого в могилу зароешь.Побродил бы ты, как на погосте,Вдоль нагих берегов Кукунора:Там белеют солдатские кости.Уберут их оттуда нескоро.Плачут души погибших недавно,Плачут души погибших когда-то,И в ночи, боевой и бесславной,Их отчетливо слышат солдаты.

Завершается XV век (линия № 7), начинается век XVI (линия № 8). Один из самых знаменитых писателей этой эпохи Николо Макиавелли сообщает о поражении от Ганнибала при Каннах (216 до н. э., линия № 7) во Второй Пунической войне. Всё в его текстах — иносказания. Он пишет про Рим и тут же про римскую Церковь, имея в виду папскую курию. Он не приводит ни одной (!) даты.

«От Тарквинцев до Гракхов — а их разделяет более трехсот лет — смуты в Риме очень редко приводили к изгнаниям, и еще реже к кровопролитию», и т. п. Имеются в виду триста лет с XI по XIV век? Или это просто мифическая цифра?

А вот заявление о влиянии Рима, который легко отождествляется с римской Церковью:

«В древние времена (в XV веке?) тому было немало примеров. Так, при помощи Карла Великого Церковь прогнала лангобардов, бывших чуть ли не королями всей Италии. В наше время она подорвала венецианцев с помощью французов, а потом прогнала французов с помощью швейцарцев».

Или:

«Многие римляне, после того как нашествие французов опустошило их родину, переселились в Вейи, вопреки постановлению и предписанию Сената».

Комментаторы тут же поправляют:

«Макиавелли… сознательно допускал анахронизм, именуя галлов французами: это надо было ему для подчеркивания параллели между галльским нашествием на Древний Рим и походам Карла VIII в Италию».