Волкодав - Мария Семенова

Палатка благоухала перцем, корицей и еще тысячей всевозможных приправ. Иллад раскрыл свой ящик и принялся перебирать коробочки и склянки, стараясь не поворачиваться к Волкодаву спиной. Его движения показались венну не слишком уверенными. Еще бы, подумал телохранитель. Домашний лекарь, привыкший состоять при здоровых, в общем-то, людях, которых приходилось врачевать разве от нечастой простуды да последствий непривычной еды… И вдруг его, мягкотелого, кидают на горячую сковородку: спросонья тащат зашивать раны, да кому! Свирепому венну с неведомым прошлым, может быть, даже и темным!..

Волкодав сложил на пол ремень и ножны и стащил рубашку, оставшись голым по пояс. Рубашку пришлось отдирать от тела в тех местах, где ее успела приклеить кровь. По счастью, ножи были отточены на совесть и разрезали ее, как бритвы, ровно и чисто. Если осторожно отстирать и зашить, она еще послужит…

Иллад наконец нашел что искал и повернулся к терпеливо ожидавшему Волкодаву, держа в руке малюсенькую чашечку и стеклянный пузырек. Присмотрелся – да и застыл, тараща глаза. Волкодав не очень понял, что такого особенного увидел в нем лекарь. А халисунец вдруг кинулся вон из палатки со всей скоростью, на которую были способны его короткие ноги.

– Госпожа!.. – беспрепятственно долетел сквозь тонкую просвечивающую стену его испуганный голос. – Именем Лунного Неба заклинаю: скорее удали от себя этого человека!..

– О чем ты, Иллад? – удивилась кнесинка.

– Он опасен, госпожа! – захлебывался лекарь. – Он может причинить тебе зло!

Волкодав начал кое о чем догадываться. Нагнувшись, он вытянул из кожаного короба полосу белого шелка и решил сам сделать повязку, потому что кровь стекала по животу и левому боку, грозя испортить хорошие кожаные штаны.

– Говори толком! – досадливо зарычал снаружи боярин Крут.

– Этот венн – клейменый каторжник, госпожа, – заторопился халисунец. – Он бывал в руках палача, его страшно пытали! Он преступник! Он…

– Иллад, – перебила кнесинка.

– Госпожа, я…

– Вернись и помоги ему, Иллад, – сказала кнесинка, и Волкодав подумал, что серебряный колокольчик, оказывается, умел звучать как стальной. – Ты слышишь, Иллад?

Волкодаву показалось, будто несчастный лекарь всхлипнул.

Вновь зашевелилась дверная завеса. Вернувшийся Иллад натолкнулся на враждебный взгляд серо-зеленых глаз и, видно, тут только сообразил, что телохранитель отчетливо слышал каждое его слово. Руки у него задрожали. Клейменый преступник явно собирался зарезать его. А кнесинка, та самая кнесинка, которая когда-то в пеленках лежала у него на коленях…

Кнесинка Елень решительно откинула входное полотнище и шагнула внутрь.

– Этот человек спас мне жизнь, Иллад! – сказала она резко. – Делай что надлежит!

Следом за нею, второпях чуть не своротив плечом опорный столбик, в палатку влез Крут. Покинуть «дочку» на съедение лютому венну он определенно не мог.

– Вели, госпожа, чтобы не обижали сегванов, – повторил Волкодав.

Она нетерпеливо кивнула:

– Я велю.

– Сделай это сейчас, пока лекарь меня лечит, – глядя ей в глаза, сказал Волкодав. – Беды не нажить бы.

– Тебя-то не спрашивали, – проворчал Крут. Кнесинка дернула плечиком, повернулась и вышла. Боярин остался в палатке, и Волкодав опять забеспокоился, не случилось бы чего с госпожой, но тут же увидел на колеблемой ветром стене тени витязей, окруживших девушку, и тревога улеглась. От боярина не укрылся его взгляд.

Между тем на бедного Иллада жалко было смотреть. Он вытащил из короба еще один пузырек – насколько можно было унюхать в пропитанной запахами палатке, в первой склянке помещался сок тысячелистника, запирающий кровь, а во втором – жгучая, с желчью, настойка на крепком вине. Такой прижигают мелкие царапины да синяки, чтоб быстрей проходили, а открытые раны – только смазывают вокруг.

– За что на каторге был, венн? – спросил Крут. Волкодаву не хотелось об этом распространяться. Он повернул голову, собираясь проворчать «Ни за что», но тут лекарь, доведенный до совершенного душевного смущения, перепутал бутылочки и полил ему едким, только узор на клинках травить, настоем прямо на рану.

Волкодав зашипел от неожиданности и шарахнулся прочь. Борозду на груди охватил жидкий огонь, от которого побелели глаза и на несколько мгновений все тело перестало слушаться. Иллад тоже отпрянул, не понимая, в чем дело. Потом посмотрел внимательнее на скляночку у себя в руке – и схватился за голову.

– Вот что, иди-ка отсюда, пока до греха не дошло… – Боярин Крут взял лекаря за пухлое плечо и слегка подтолкнул, направляя в сторону выхода. – Сам все сделаю! А ты, венн, повернись. Подними руку…

Отдышавшийся Волкодав вскоре понял, что старый витязь, как и положено воину, в ранах разбирался отменно.

– Как ты догадался, что это не толмач, а убийца? – ворчливо спросил Крут, продевая изогнутую полумесяцем иголку и ловко затягивая узелок.

Было зверски больно, но Волкодаву случалось терпеть и не такое. Он пояснил про сапоги и рубашку и добавил:

– А когда он полез в рукава, я его просто узнал. Он пытался убить того парня, которого я увел у жрецов. Кто-то платит ему, а купец, я думаю, и не знал ничего…

Правый завязал еще узел и спросил чуть ли не с обидой:

– Почему же ты все увидел? И поспел девочку оборонить? А мы, дружина…

Волкодав подумал и сказал:

– Вы, дружина, к открытому бою привычны. А я четыре года только и делал, что таких вот лиходеев заугольных высматривал.

Боярин, свел вместе края второй раны, велел ему придерживать и принялся на чем свет стоит костерить Иллада, обзывая лекаря, самое мягкое, коновалом.

– Ну, меня он пока еще не положил, – усмехнулся Волкодав. Он поразмыслил еще и сказал Кругу: – Кто-то хочет, чтобы госпожа умерла. Я не могу быть при ней круглые сутки, воевода. Надо, чтобы было по крайней мере еще два человека. Хорошо бы ты их подобрал, ты после кнеса всем здесь отец. А я их научу всему, что умею…

– Умелец хренов!.. – запыхтел боярин. – Скажи лучше, почему кольчугу, лапоть, не вздел?.. Волкодав сказал:

– Не подумал.

Когда он вышел наружу, кутая полуголое тело в заимствованный у боярина плащ, ему помстились с другой стороны палатки какие-то невнятные звуки. Волкодав нашел глазами кнесинку, удостоверился, что она под надежным присмотром, и пошел проверить, в чем дело.

Он не особенно удивился, найдя за палаткой халисунца. Толстый Иллад горько плакал, укрывшись от людских глаз под свесом шатра. Венн подошел бесшумно, и лекарь его не заметил. Некоторое время Волкодав стоял неподвижно, хмуро глядя на халисунца. А ведь добрый лекарь, наверное. Очень добрый. Тоже небось книги читал и про Зелхата Мельсинского слышал. Поди, семьдесят семь болезней по глазам узнает и еще тридцать три – по ладони. За что его так? Какие-то покушения, убийства… телохранители хуже всяких убийц… Тут не то что с испугу скляночки перепутаешь – самого себя забудешь как звали. Что ж его теперь казнить за оплошность…