Игра в имитацию - Эндрю Ходжес

Что касается его дальнейших планов, намерение Алана вернуться в Кингз-Колледж могло означать, что, как и ожидалось, они продлили его членство в совете колледжа, которое в марте 1938 года подходило к концу. С другой стороны, отец писал ему, советуя (возможно, это было не совсем патриотично с его стороны) поискать себе должность в Соединенных Штатах. По какой-то причине Кингз-Колледж не торопился уведомить Алана о продленном членства в совете колледжа. В письме Филиппу Холлу от 30 марта Алан писал:

В данное время я работаю над своей диссертационной работой на соискание степени доктора наук, предмет исследования которой оказался весьма трудным для решения поставленных мною задач, поэтому мне постоянно приходится переписывать заново целые части работ. (…)

Меня немало взволновало то обстоятельство, что я сам еще ничего не слышал о своем переизбрании в члены совета колледжа. Наиболее вероятным тому объяснением станет новость, что никакого переизбрания и не было, но (я) предпочитаю думать, что на то есть какая-то иная причина. Если бы вы смогли осторожно расспросить о том неловком положении, в котором я сейчас оказался, и прислать мне ответ открыткой, я был бы вам очень признателен.

Надеюсь, Гитлер не успеет захватить Англию до моего возвращения.

После установления союза с Австрией 13 марта все начали воспринимать угрозу Германии более серьезно. Тем временем Алан обратился к Эйзенхарту и спросил у него, имеются ли «здесь подходящие вакансии; главным образом, чтобы просто передать информацию отцу, поскольку сам я считаю маловероятным, что займу здесь должность, только если вы не вступите в войну до начала июля. На тот момент он не имел сведений об открытых вакансиях, но пообещал не забыть о моем вопросе.» Вскоре такая должность внезапно появилась. Сам фон Нейман открыл должность своего научного ассистента при Институте перспективных исследований.

Такая возможность говорила о возросшем для университета приоритете тех областей исследования, которыми занимался фон Нейман, и на тот момент ими стали разделы математики, связанные с квантовой механикой и другими областями теоретической физики. Область математической логики и теория чисел потеряли свой приоритет. С другой стороны, возможность лично работать с фон Нейманом могла стать идеальным стартом для академической карьеры в Америке, которую отец Алана, возможно, считал более предпочтительной. Конкуренция за место оказалась очень высокой, рынок вакансий, который еще не успел оправиться от последствий экономической депрессии, вскоре наводнили эмигранты из Европы. Таким образом, должность ассистента у фон Неймана означала успешное будущее.

В профессиональном плане это было очень важное решение. Но все, что Алан написал о появившейся возможности в письме Филиппу Холлу от 26 было лишь: «Наконец появилось вакантное место». И позже в письме миссис Тьюринг от 17 мая: «Здесь появилась возможность работать личным ассистентом фон Неймана с заплатой в тысячу пятьсот долларов годовых, но я решил ее упустить». Ранее он отправил телеграмму в Кингз-Колледж, чтобы убедиться в своем переизбрании в члены совета колледжа, и когда он получил положительный ответ, у него не оставалось никаких сомнений, как ему следует поступить.

Не преследуя подобной цели, Алан все же приобрел известность в Изумрудном Городе. Как оказалось, не всегда необходимо быть человеком известным, чтобы тебя наконец услышали. К тому моменту фон Нейман уже ознакомился с его статьей «О вычислимых числах», пускай только через год после ее публикации. Об этом говорило то обстоятельство, что во время совместной с Уламом поездки в Европу летом 1938 года он предложил своему спутнику сыграть в игру, которая состояла в том, чтобы «записать на листе бумаги самое большое число, определяя его методом, имеющим некоторое отношение к схемам Тьюринга». Но никакие комплименты и вознаграждения не могли изменить его решения. Он хотел отправиться обратно в родной Кингз-Колледж.

Диссертационная работа, которую в октябре он надеялся завершить к Рождеству, была отложена. «Чёрч внес несколько предложений, и это привело к тому, что моя работа увеличилась до невероятного объема.» Поскольку сам он весьма неумело обращался с печатной машинкой, он нанял специалиста, который в свою очередь только все испортил, перепутав записи. В конце концов, 17 мая она была подана на рассмотрение. Устный экзамен должен был состояться 31 мая, экзаменаторами выступали Чёрч, Лефшец и Г. Ф. Боненбласт.

«Кандидат сдал экзамен с отличием не только в области математической логики, представляющей его специальность, но и в остальных областях.»

Экзамен также включал в себя небольшой тест на владение научной терминологией во французском и немецком языках. В этом было нечто абсурдное, учитывая, что в то же время ему предлагали выступить рецензентом диссертационной работы на соискание докторской степени кандидата Кембриджского университета. Как обычно и бывало в таких случаях, ему пришлось отказать соискателю. (В письме Филипу Холлу от 26 апреля: «Надеюсь, мои замечания не заставят его пойти и переписать всю работу заново. Трудность с такими людьми состоит в том, чтобы найти правильный способ выразить свою резкую критику. Однако, думаю, что мне все же удалось донести до него мысль, которая на долгое время успокоит его, если он действительно соберется переписать работу.») И наконец 21 июня он получил докторскую степень.

Его отъезд из страны Оз был совсем не таким, как он представлен в сказке. Волшебник не оказался фальшивкой, и даже просил его остаться. И если в истории Дороти, она смогла избавиться от Злой ведьмы с Запада, в его случае все было наоборот. Проблемы Алана так и не были решены. Где-то внутри он оставался уверенным в себе, но как говорилось в пьесе Т. С. Элиота «Убийство в соборе», на постановку которой он ходил в театр в марте («Невероятно впечатлен.»), он «жил и как бы жил».

В одном отношении их судьбы с Дороти все же были похожи. Все это время у него было нечто, что он мог использовать, и это нечто ждало своего момента. Алан высадился с «Нормандии» в Саутгемптоне 18 июля, сжимая в руке электрический умножитель, надежно запакованный в оберточную бумагу. «Буду рад встретиться с вами в середине июля», — писал он Филипу Холлу, «также надеюсь обнаружить свою лужайку, всю изрытую восьмифутовыми траншеями». Разумеется, до таких крайних мер дело не дошло, но начинались благоразумные подготовительные меры, в которых он сам мог принять участие.

Алан оказался прав в своем предположении, что правительство Его Величества будет заинтересовано в кодах и шифрах. Оно содержало службу, которая производила всю техническую работу. Подразделение Британского Адмиралтейства, которое было ведущим криптографическим органом Великобритании во время Первой мировой войны, известное под названием «Комната 40», возобновило свою работу 1938 году.