Проситель - Юрий Козлов

Таким образом, все (даже и то, о чем Зоя в самых своих смелых и кошмарных мечтах не подозревала) было у них впереди.

Зоя работала у Мехмеда примерно месяц. Глядя на медленно проплывающие за окном лимузина кирпичные дома Новоипатьевской улицы, Мехмед размышлял (и это было признаком растерянности - надо было думать о другом, а не об этой чепухе), как бы провести сквозь компьютерные ведомости оклад Зои (больше, чем у ведущих менеджеров фирмы) так, чтобы, с одной стороны, не вызвать ненужного интереса (что это за такой умопомрачительный специалист появился?), с другой же - чтобы всю сумму выплатить из средств фирмы, а не как собирался сначала Мехмед - половину от фирмы, половину от себя, - тогда, естественно, никаких вопросов бы не возникло. Выход, впрочем, был найден мгновенно: за счет средств, отпускаемых на рекламу в СМИ и PR (public relations). Московские журналисты были до того жадны, задешево продажны, а главное, помешаны на политике (каждому хотелось участвовать в неких запредельных властных играх), что вставляли в свои статьи все, что хотел Мехмед практически даром, точнее, за символическую плату в ожидании грядущих сенсаций и больших гонораров.

Пройдя за пять лет в фирме путь от рядового дилера до вице-президента (от винтика до... карбюратора?), Мехмед твердо усвоил, что воровать, обманывать фирму (даже в мелочах, как, скажем, в случае с окладом Зои) нельзя, и требовал того же от подчиненных. На воровство, обман, да просто на нерадивую (без прибыли) работу фирма отвечала быстро и безжалостно: конвертом с уведомлением об увольнении и выходным пособием, а то и без. Фирма существовала в режиме саморегулирующегося (и самоконтролирующегося) механизма, опыт по замене винтиков и более сложных узлов (карбюраторов?), можно сказать, был изначально заложен (инсталлирован) в ее схему, как наследственный ген. Мехмеду даже думать не хотелось, как в этом случае с ним обойдутся. Степень наказания соответствовала не только степени проступка, но и уровню занимаемой должности.

Поэтому, размышляя о комбинации (плане, операции, многоходовке и т. д.), в которой определенная, а точнее, ведущая роль отводилась Зое, Мехмед убеждал себя, что это не его персональное мероприятие, что он просто исследует ситуацию в интересах фирмы, имея в виду предложить фирме хоть и рискованное, но потенциально эффективное решение.

Собственно, плана как такового пока не было. Но то, что Мехмед, не имея четкого плана, уже начал его осуществлять, преисполняло его тревожным, гибельным весельем - совсем как несколько лет назад в Узбекистане, когда на одной-единственной мгновенной торговой операции с добытым еще в советские времена, но своевременно не вывезенным хромом он сделал свой первый миллион. Тогда, правда, он не был ни винтиком, ни... карбюратором? - то есть был совершенно свободен в принятии решений. Как и совсем давно в Крыму - на помойке, на куче смердящих рыбьих голов под смердящей, в хрустальной капающей слюне пастью пса, подумал Мехмед.

Свобода, таким образом, была двурогой, как шлем мифологического Одина. Прикоснувшись к одному рогу на шлеме божества, проситель получал "добро". К другому - страдания и (хорошо, если быструю) смерть.

Плана, однако, не то чтобы не было совсем.

Кое-что было.

Мехмед ощущал себя рыбаком, вдруг случайно обнаружившим место, где жирует огромная рыбина. Понаблюдав за местом, он убедился, что рыбина находится здесь постоянно, то есть (теоретически) ее можно взять. Имея в виду предстоящее сопротивление рыбины, рыбак Мехмед не мог не думать о том, справится ли в одиночку, хватит ли у него умения, выдержит ли его снасть.

Или звать на помощь артель?

Тогда, конечно, рыбину вытащат, но и доля рыбака, соответственно, уменьшится, то есть окажется, в сущности, смехотворной. Артель-фирма предпочитала винтики (и карбюраторы?) из алюминия, а не из золота.

Мехмед пока еще не принял окончательного решения, но в глубине души уже знал, что принял, знал, что пойдет на смертельный ночной лов в одиночку.

Следовало подготовить снасть.

Внешне схема ночного лова выглядела просто, но давно известно: нет ничего сложнее, непредсказуемее и неосуществимее простых схем. Ибо всякая простая схема - это самая что ни на есть жизнь. Жизнь же, как известно, управляется отнюдь не законами логики и здравого смысла, но Божьим промыслом. Смертному вообще, а в особенности смертному, занимающемуся финансовыми операциями, не всегда дано постигнуть Божий промысл.

...Неурочные мысли пронеслись в голове Мехмеда как поезд, и, хотя поезд вроде бы стучал колесами по рельсам, машинист адекватно реагировал на сигналы семафора: Мехмед отдавал себе отчет, что пока что поезд, как, впрочем, и железная дорога, существуют только в его воображении.

Тем не менее он довольно быстро (в автоматическом режиме) просмотрел бумаги, которые принес ему под бронежилетом странный человек по фамилии Берендеев. Положив в папку последний лист, Мехмед почувствовал, как тревога и тоска, мучившие его в последнее время, стихают. То, что предлагал странный человек по фамилии Берендеев, было в высшей степени выгодно, более того, жизненно необходимо для фирмы, которую представлял Мехмед, и всей группе компаний (куда входила фирма), согласованно делящих между собой пирог российской металлургии. Нечто подобное (чисто теоретически) некоторое время назад предлагал руководству сам Мехмед. Здесь же была намечена технология, превращающая теоретические выкладки в практические действия, и (этого Мехмед не мог предложить в силу ограниченности своих возможностей) были (пока, естественно, схематично, но весьма доказательно) восполнены недостающие звенья цепи, легко, а главное, в полном соответствии с российским законодательством выводящие фирму на цель, достижение которой (при неизмеримо больших затратах) планировалось как минимум через пять-шесть лет. Это было как если бы скромный труженик с зарплатой в тысячу рублей вдруг нашел на улице портфель с миллионом долларов.

Мехмед окончательно и бесповоротно укрепился в мысли не посвящать руководство фирмы в дело с премьером. Выгорит - он сам будет решать, что делать с фирмой. Нет - никто и не вспомнит, что был какой-то Мехмед. Мало ли их - Мехмедов, Хасанов, Анри и Валериев - ездят по разным городам мира в длинных, как гусеницы, лимузинах. Фирме за глаза хватит (не подавилась бы) и того жирного куска, который предлагал странный человек по фамилии Берендеев.

Мехмед попытался вспомнить, с чем в русском языке ассоциируется эта фамилия, но не вспомнил. Хотел было спросить у Зои, но не решился. Однако было ощущение, что это связано с чем-то старинным, тревожным, опасным, чем-то вроде Бермудского треугольника, чем-то таким, где что-то пропало навсегда и безвозвратно.