Костычев - Игорь Крупеников

В одном из писем после жалоб на трудности в работе мы читаем такие слова: «…при занятиях очень часто чувствую, что было бы иначе, если бы был Павел Андреевич!»{Архив Академии наук СССР, фонд 159, опись 2, № 132, письмо от 23 октября 1882 года.} Из другого письма следует, что не только Ценковский, но и Костычев тратил огромное количество энергии на работы с прививками.

«Ну что, — писал Ценковский, — Вы живете еще, или Вас окончательно уходили овечки? Что касается меня, то я так близко принимал к сердцу все неудачи, что выбился из сил и принужден оставить на каникулярное время нашего приятеля Бацилия»{Архив Академии наук СССР, фонд 159, опись 2, № 132, письмо от 18 апреля 1883 года.}. Из переписки ученых видно, что свои отчеты по работе с вакцинами Ценковский еще в рукописи посылал на ознакомление Костычеву. Последний регулярно снабжал своего приятеля всеми книжными новинками по вопросам бактериологии{Письма Костычева к Ценковскому, к сожалению, не сохранились.}.

Ценковский умер в 1887 году от тяжелой болезни. Его вклад в русскую науку колоссален, но имя его долгое время оставалось в тени. Лишь совсем недавно советский ученый профессор А. И. Метелкин в своей книге о Ценковском показал во весь рост этого выдающегося ученого и патриота{А. И. Метелкин. Л. С. Ценковский — основоположник отечественной школы микробиологов. Медгиз, 1950.}. «Основателем отечественной микробиологии, в самом широком понятии об этой области знания, — говорит А. И. Метелкин, — следует признавать Л. С. Ценковского… научный путь Ценковского был совершенно самостоятельным и независимым от сколько-нибудь глубокого влияния на него со стороны виднейших представителей зарубежной науки… В своей микробиологической деятельности Ценковский наметил пять основных русел, по которым и движется с тех пор отечественная наука о микроорганизмах: общая микробиология, ветеринарная микробиология, медидинская микробиология, агрономическая микробиология, промышленная микробиология».

Первым, кто правильно оценил значение Л. С. Ценковского в истории русской науки, был Костычев. В 1887 году он опубликовал интересную статью «О прививках антракса в больших размерах». В ней были обобщены результаты опытов Ценковского, который к этому времени уже решил задачу приготовления вакцин и удачно привил их нескольким тысячам голов овец. Русский ученый получил два типа вакцин, различающихся «по крепости», и, комбинируя их при прививках, создал новую методику предохранительных прививок. Этому открытию Ценковского Костычев совершенно правильно придавал огромное значение. «Пастер, как известно, — писал Костычев, — не дал точных указаний относительно того, как определять надлежащую крепость вакцин; кроме того, его указания не могут быть справедливы для животных разных местностей, потому что с большою вероятностью можно полагать, что в разных странах животные не одинаково чувствительны к заражению сибирской язвою».

Костычева чрезвычайно занимал вопрос о том, нельзя ли создать такие породы овец, которые были бы менее восприимчивы к сибирской язве. В работах Ценковского он нашел положительный ответ на этот вопрос: «Исследования профессора Ценковского показали следующий в высокой степени замечательный факт: оказывается, что овцы, которым прививкою сообщен иммунитет (неуязвимость) против сибирской язвы, дают потомство в сильной степени стойкое против этой болезни». Из этого высказывания видно, что Костычев признавал возможность направленной по воле человека изменчивости живых организмов.

С горечью пишет он о том, что Ценковский для своих выдающихся исследований не имел специальной, «хорошо организованной» лаборатории и в течение трех лет приготовлял вакцины «в проходной и пыльной комнате». Но ничто не могло помешать выдающемуся ученому, энтузиазм которого ломал все преграды. Эту сторону деятельности своего друга Костычев подчеркнул особенно ярко:

«Несмотря на такую неблагоприятную обстановку, наш знаменитый ученый… не только достиг предположенной цели (приготовления пастеровских вакцин), но и открыл много нового, интересного с научной стороны и важного практически. Его неустанная работа, в течение нескольких лет, прибавила новый ценный камень в тот венец славы, который он давно уже заслуженно носит, а нас обязывает к глубокой благодарности ему».

Исключительная трудоспособность Костычева заслуживает глубочайшего внимания. Он умел организовывать свое время, умел использовать до дна свой поистине необычайный талант — талант искусного экспериментатора и вдумчивого ученого-теоретика. Продолжая свои летние поездки по степям, Костычев ведет исследование чернозема. В 1883 году в лаборатории вместе со студентами он вновь ставит многочисленные опыты по разложению органического вещества. В эту же зиму Костычев заканчивает свою работу о химическом составе рыбных продуктов, читает лекции в Лесном институте и университете. Но сам он все это, повидимому, считал делом не важным и не главным. Об этом периоде своей жизни он говорил, что занимался «более года почти исключительно бактериями — болезнетворными по преимуществу, а также и другими со стороны их физиологических свойств».

16 декабря 1882 года он выступил со своим первым докладом по бактериологии на заседании ботанического отделения Петербургского общества естествоиспытателей.

В протоколе заседания записано: «П. А. Костычев сделал сообщение о новейших исследованиях над бактериями, производящими различные болезни, причем демонстрировал под микроскопом бактерии бугорчатки{Бугорчатка — туберкулез. Возбудитель этой болезни — палочка Коха — был открыт в 1882 году.}».

Открытие Кохом возбудителя туберкулеза было сделано несколькими месяцами раньше доклада Костычева. Отсюда мы можем видеть, с каким вниманием следил он за самыми новейшими достижениями микробиологии. И действительно, кроме экспериментальной работы по исследованию бактерий, Костычев в это время напряженно изучает русскую и иностранную микробиологическую литературу. Он замечает, что сводных работ в этой важнейшей области науки не существует.

В 1882 году вышел в Харькове очерк Л. С. Ценковского «Микроорганизмы», но он не охватывал всего вопроса. В 1883 году большой труд о бактериях выпустил немецкий ботаник Вильгельм Цопф (1846–1909).

Цопф с большим вниманием следил за успехами бактериологии в России. «Я один из тех, — писал он Ценковскому, — которые оценили Ваш истинно научный способ исследований, как указывающий новые пути в области низших организмов».

Ознакомившись с книгой Цопфа и найдя ее «удачно составленной», Костычев решил перевести ее на русский язык. Как он делал это и раньше, Костычев снабдил свой перевод многочисленными добавлениями. Когда работа была закончена, он неожиданно узнал, что книга Цопфа одновременно переведена и его другом по университету X. Я. Гоби и тоже с добавлениями. Ученые решили объединить оба труда и издать книгу совместно, «…такое сотрудничество, — указывал X. Я. Гоби, — могло только возвысить достоинство издаваемого нами перевода вследствие тех существенных и подчас весьма обширных дополнений, которые включены в разных местах этой книги моим уважаемым собратом по науке».