Секретные протоколы, или Кто подделал пакт Молотова-Риббентропа - Алексей Кунгуров

«Независимая газета» 10 октября 1998 года опубликовала пространное интервью Николая Злобина с Джин Кирпатрик, бывшей при Рейгане членом президентского Совета по национальной безопасности. В нем есть очень любопытный момент:

«— Я знаю, что вы придаете большое значение личностям в истории и политике. Можете ли вы перечислить имена людей, которые сыграли, по вашему мнению, наибольшую роль в формировании внешнеполитических отношений в XX веке?

— Часто это те же люди, которые сыграли большую роль во внутренней политике. Я уже упомянула две важнейшие группировки нашего века. Это, во-первых, большевики. Более косвенно, чем прямо, но Муссолини оказал огромное влияние на наше столетие, создав в Италии первый образец однопартийной страны с личной диктатурой и воинствующей фашистской идеологией. Он наплевал на Лигу Наций и, по сути, прервал все добрые начинания в Европе. Гитлер имел огромное влияние на мир. Одной из крупнейших фигур века был Уинстон Черчилль. Совершенно очевидно, что Мао Цзэдун оказал большое влияние на положение в мире. Я, конечно, не говорю о качественном содержании их влияния…

…Полагаю, что Гарри Трумэн и Иосиф Сталин оказали колоссальное влияние на международные процессы в мире. Последний особенно тем, что охватил своей властью половину Европы, а может быть, еще больше. Именно Сталин сделал Советский Союз тем, чем он был. Затем я бы назвала Михаила Горбачева и Александра Яковлева.

— Почему Яковлева? Встречались ли вы с ним?

— Пару раз. Я думаю, что он очень интересный человек и сыграл огромную и важную роль. Я надеюсь, что он знает, что я так считаю».[86]

Что же это за дама, столь лестно отозвавшаяся о бывшем идеологическом противнике? Джин Кирпатрик — одна из самых известных фигур в американской политике конца XX столетия. В 1980 г. Рональд Рейган пригласил ее в качестве своего советника по внешней политике на время предвыборной кампании, а после победы назначил представителем США в ООН. За те четыре года, что она занимала этот пост, она снискала мировую славу одного из самых ярых борцов с коммунизмом. Одновременно она была членом правительства Рональда Рейгана и членом президентского Совета по национальной безопасности. В 1985 г., то есть с началом перестройки в СССР и возвышением Яковлева, Киркпатрик, оставив пост в ООН, приняла должность советника президента по обороне и иностранной разведке, пребывая в этом качестве до 1990 г.

Весьма любопытно, при каких обстоятельствах борец с коммунизмом и куратор спецслужб США Киркпатрик встречалась с Яковлевым. Да, Яковлев был очень тщеславен, и, видимо зная об этом, Киркпатрик весьма многозначительно польстила ему. Многозначительность же этой реплики заключается в том, что она польстила не ему, а себе. Вполне вероятно, что именно Киркпатрик с 1985 г. курировала Яковлева по линии американских спецслужб, и разработка плана мероприятий по осуществлению в СССР бархатной революции не обошлась без ее участия. Это всего лишь предположение. Возможно, мы никогда не узнаем всей правды о темной стороне жизни «прораба Перестройки». Но то, что Яковлев не мог быть ее архитектором, мозговым центром — в этом я уверен. Не того масштаба был этот тип, не того ума и не той воли.

Да, можно ненавидеть, но при этом уважать сильного и жестокого врага. Русские генералы не считали зазорным выказывать восхищение Наполеоном, который нещадно бил их на полях сражений. Петр I на пиру по случаю полтавской виктории поднял кубок за своих учителей — побежденных шведских генералов, которые сидели с ним за одним столом. Йозеф Геббельс, как мастер военно-пропагандистских операций, и сегодня имеет в среде специалистов немалый авторитет. Если уж и учиться побеждать вражескую армию словом, так именно у него. Но Яковлев не достоин сравнения с Геббельсом, что позволяют себе некоторые публицисты, несмотря на го, что он делал одно с ним дело. Геббельс не был марионеткой, озвучивающим тексты анонимных спичрайтеров и он предпочел смерть предательству идее, которой служил. Никаких обстоятельств, оправдывающих предательство Яковлева, его ненависть к моей стране, я обнаружить не смог.

Читая воспоминания бывших сослуживцев и коллег Яковлева, я был поражен, с каким отвращением они пишут о нём. «Упырь», «паскуда», «предатель», «перевертыш» «подонок» «иуда» — такими эпитетами награждают мемуаристы обер-идеолога перестройки. К Горбачеву эти же авторы относятся значительно мягче. Даже его сообщники-антисоветчики в качестве привлекательных личных качеств Яковлева скромно упоминают разве что его приверженность демократическим ценностям. У меня этот негодяй не вызывает никаких иных чувств, кроме крайней степени омерзения, тем не менее, в дальнейшем мы постараемся осветить роль Яковлева в деле о «секретных протоколах» беспристрастно, разобрав методы манипуляции и оценив политические последствия акции, не акцентируя внимание на моральной оценке его поступкам.

ДОКЛАД

Итак, обратимся к докладу, который зачитал на Съезде академик Яковлев. Курсивом выделен текст доклада, обычным шрифтом я буду давать по ходу дела свои комментарии.

Товарищи депутаты! Начну с исторической справки. 23 августа 1939 года был подписан, а 31 августа ратифицирован Верховным Советом СССР советско-германский договор о ненападении. 24 августа он был опубликован. 24 сентября состоялся обмен ратификационными грамотами.

В 1946 году на Нюрнбергском процессе впервые упоминается факт существования секретного протокола. 23 мая 1946 года протокол публикуется в газете «Сан-Луи пост диспэтч», а в 1948 году появляется в изданной в США книге «Национал-социалистская партия Германии и Советский Союз. 1939–1941 годы».

До этого о содержании протокола не знала не только общественность, но и Верховный Совет СССР, не знало об этом и Политбюро ЦК партии.

С 1939 года никакой информации по этому поводу у нас не публиковалось. Причины умалчивания понятны: суть секретного протокола сводилась к тому что Сталин и Гитлер поделили «сферы интересов», куда вошли соседние суверенные государства.

Академик Яковлев, что называется, сразу берет быка за рога. Народные депутаты СССР вряд ли читали американскую провинциальную прессу 40-летней давности. Неплохо бы было ознакомить их с содержанием рассматриваемого «секретного протокола», благо текст весьма короток. Но докладчик знакомит их только со своими выводами.

Всё это обошлось нам дорого — и политически, и морально. До сих пор строятся всевозможные гипотезы относительно того, как пошло бы развитие событий в Европе без договора и протокола; в частности, началась бы в этом случае война 1 сентября 1939 года или нет.

Гадать тут особо нечего. Польское командование начало разработку плана войны против Германии под кодовым названием «Захуд» в марте 1939 г., а Гитлер подписал директиву о разработке плана войны против Польши «Вайс» только 11 апреля. Польша объявила частичную мобилизацию 22 марта, второй этап скрытой мобилизации осуществлен 13–18 августа, 30 августа была объявлена всеобщая мобилизация. В Германии предмобилизационные мероприятия развернулись лишь с 18 августа, всеобщая мобилизация не проводилась. Начало мобилизации — это и есть начало войны. Вопрос лишь в том, кто и когда сделает первый выстрел. Я не припоминаю случая в истории, чтобы два агрессивно настроенных друг против друга государства мобилизовали свои армии, а потом решили дело миром. Таким образом, наличие или отсутствие советско-германского Договора о ненападении принципиально на ход немецко-польского кризиса повлиять не могло.

Общественное мнение и сегодня подпитывается идеями, будто определенные аспекты современного положения в Европе, притом касающиеся не только Советского Союза, выглядят так, как если бы они складывались на базе или под влиянием договора от 23 августа 1939 года и секретных протоколов августа — сентября.

Всё это побудило первый Съезд народных депутатов образовать 2 июня 1989 года комиссию в составе 26 народных депутатов. Хочу подчеркнуть, что мы касались только 1939 года, но не последующих лет. Подчеркиваю это потому, что в комиссию поступило очень много разного рода заявлений и записок, касающихся 1940 года и последующих лет. Так вот, я хотел бы подчеркнуть еще раз, что компетенция комиссии ограничилась 1939 годом и отвечать на другие вопросы и делать суждения о событиях она не правомочна.

Такова предыстория.

Комиссия пришла к соглашению по выводам. Я сразу скажу: консенсус дался нелегко. Споров и столкновений мнений было немало, но они не подрывали общей конструктивной атмосферы обсуждений.