Сыщик-убийца - Ксавье Монтепен

— Все это, как я уже говорил, делает честь вашему сердцу, но могут выйти для вас большие неприятности… Мы немедленно же примем меры, чтобы поместить эту женщину в больницу, где она найдет уход, которого требует ее положение. Есть у вас какие-нибудь бумаги этой несчастной?

— Да.

— Какие же?

— Метрическое свидетельство… свидетельство о смерти ее отца и…

Старуха остановилась, перехватив грозный взгляд Тефера.

— И что? — спросил начальник полиции.

— Это все.

— Передайте мне, прошу вас.

— Сейчас принесу.

Мадам Амадис вышла.

— Нельзя терять ни минуты, — сказал один из докторов. — Мы сейчас составим протокол осмотра, и вы теперь же перевезете ее в больницу, так как ее нельзя оставлять на свободе.

Он вынул из портфеля лист гербовой бумаги и чернильницу и, усевшись за стол, начал писать, перекинувшись несколькими фразами со своим товарищем.

Вернулась мадам Амадис с бумагами Эстер, в числе которых, конечно, не было свидетельства о браке.

Начальник полиции бегло просмотрел их и передал доктору. Пока доктора и начальник полиции занимались составлением протокола, а мадам Амадис тревожно ловила каждую их фразу, Тефер незаметно подошел к Эстер и поспешно поднял лежавший у ее ног обгоревший кусок бумаги так, что никто этого не замети.

Наконец протокол был написан и подписан всеми присутствующими. Мадам Амадис подписалась последней со слезами на глазах.

— Теперь, милостивая сударыня, — сказал начальник полиции после нескольких банальных фраз утешения, — нам остается только проститься с вами.

— Вы увезете Эстер? — прошептала старуха, с трудом сдерживая рыдания.

— Ведь для этого мы и пришли, вы это сами знаете.

— Куда вы ее повезете?

— Этого я еще не знаю… решит администрация. Впрочем, вас это не касается, по крайней мере, теперь, так как первое время, может быть, несколько месяцев, вам нельзя видеть больную для ее же пользы. Когда разрешат, я тотчас же дам вам знать. До свидания.

Доктора и полицейские ушли, уводя Эстер, которая не оказала ни малейшего сопротивления и точно так же не обращала внимания на поцелуи, которыми осыпала ее мадам Амадис.

Две кареты ожидали их у дверей дома.

Так как дело было спешное, то все необходимые формальности были скоро исполнены, и инспектор получил приказ отвезти Эстер Дерие в Шарантонский сумасшедший дом.

Безумная была все еще в каком-то оцепенении; она, не сопротивляясь, позволила посадить себя в карету и молча забилась в угол. Тефер сел рядом с ней и посадил впереди двух агентов.

Во время пути Тефер, озаренный внезапной мыслью, вынул бумаги, данные ему для передачи директору больницы, и стал их рассматривать.

Направление в больницу было составлено в обычной форме. В графе замечаний стояли только слова: «Ввиду общественной безопасности».

Тефер кивнул с довольным видом и снова спрятал бумаги в карман.

Когда фиакр доехал до Шарантона и повернул на улицу Гравель, ведущую к больнице, инспектор постучал в стекло и велел кучеру остановиться.

— Присмотрите за ней, — сказал он своим подчиненным, — я вернусь через десять минут.

И он удалился скорым шагом по направлению к Шарантонскому мосту. Он вошел в находившееся на углу кафе и велел подать кружку пива и чернильницу. Попробовав пиво, которое неожиданно оказалось хорошим, он вынул из кармана предписание и, разложив его на столе, приписал следующие слова: «отдельно-секретная» и два раза подчеркнул их. Затем расплатился, сложил бумаги и вернулся к ожидавшему его фиакру.

Спустя четверть часа экипаж въезжал уже на первый двор сумасшедшего дома.

Эстер привели в кабинет директора, который, прочитав предписание, тотчас же вписал ее в список больных.

— Куда отвести ее? — спросил дежурный доктор, когда Тефер и его спутники вышли из кабинета.

— В отделение секретных, — ответил директор. — Это будет пациентка нашего нового адъюнкта Этьена Лорио.

Отчитавшись в префектуре о своей поездке, Тефер, не медля ни минуты, отправился к герцогу, чтобы сообщить ему приятную новость.

Герцог, загримированный и одетый как старый буржуа, только что вернулся из Зоологического сада, куда он часто ходил гулять, чтобы рассеять скуку.

Увидев Тефера, веселого и сияющего, герцог улыбнулся в первый раз за много дней. Он догадался, что все хорошо. Эта догадка обратилась в уверенность, когда Тефер рассказал ему подробно обо всем случившемся.

— Поздравляю вас! — воскликнул он. — Вы ведете дело с быстротой и ловкостью выше всяких похвал. Значит, я теперь совершенно избавлен от этой сумасшедшей?

— Да, и благодаря словам «отдельно-секретная», которые я догадался вставить в предписание, теперь никому не позволено будет ее видеть, так что даже, если Рене Мулен случайно узнает, что она в Шарантоне, это ни к чему не приведет.

— Тефер, я вам очень обязан… и вы не раскаетесь, что услужили мне, даю вам честное слово!

— Я уже давно знаю щедрость господина герцога и заранее выражаю мою безграничную благодарность.

— Что еще можете вы мне сообщить?

— Я принес вам еще кое-что, — сказал Тефер, вынимая из бумажника обгоревший клочок бумаги.

— Что это?

— Обрывок письма, которое вы сожгли у Рене Мулена. Тут видно еще несколько строк, хотя и неполных, но все еще могущих сильно вас скомпрометировать. Я позволю себе посоветовать вам окончательно их уничтожить.

Жорж взял бумагу и стал ее рассматривать.

— Да, это было опасно, — прошептал он, — но опасность сейчас исчезнет. Вы обо всем думаете, Тефер! Вы — превосходный помощник!

И герцог поспешил сжечь остатки письма.

— Теперь, — сказал Тефер, — я буду следить за Рене Муленом, но, правду сказать, я считаю его совершенно безвредным.

— А о Клодии Варни все еще нет никаких вестей?

— Никаких!… Из последних отчетов моих агентов я заключил, что ее еще нет в Париже. Я буду теперь искать в Англии.

— Для всего этого вам, конечно, нужны деньги?

Тефер с улыбкой молча поклонился.

Сенатор достал из бумажника шесть банковских билетов по тысяче франков и подал ему.

Полицейский рассыпался в благодарностях и ушел в восторге от щедрости герцога.

Тефер не лгал, говоря о своих постоянных поисках Клодии Варни. Он рассылал по всему Парижу многочисленных агентов, которые усердно служили ему, воображая, что он действует по инструкциям префектуры.

Но Клодия не находилась.

Конечно, Тефер понимал, что бывшая любовница Жоржа де Латур-Водье могла скрываться под каким-нибудь вымышленным именем, но как было угадать его?

Он искал ее по всем первоклассным отелям, но безрезультатно.

У Клодии была своя полиция в лице тайного агента шевалье Бабиласа Сампера, одного из лучших агентов сыскного бюро «Рош и Фюммель».

У Бабиласа Сампера не было недостатка в уме и ловкости; к тому же обещание Клодии подогревало его усердие.

Утром того дня, когда Тефер отвозил в Шарантон Эстер Дерие, шевалье позвонил в двери дома на улице Берлин и был тотчас же принят мистрисс Дик-Торн.

— Ваше посещение, — сказала она, — заставляет меня предполагать, что вы хотите что-то сообщить мне.

— Действительно, сударыня, и, смею надеяться, что вы будете довольны моим рапортом.

— Отыскали вы следы мадам Амадис?

— Да, хотя и не без труда.

— Она жива?

— Да, сударыня.

— А! — сказала радостно Клодия. — Она, должно быть, очень стара?

— Она уже не первой и даже не второй молодости, но все-таки ей уже семьдесят лет, и она очень хорошо сохранилась. Она живет на Королевской площади в доме номер

24. Это обозначено в донесении, которое я сейчас буду иметь честь вручить вам.

С этими словами шевалье Сампер развернул большой лист бумаги, весь исписанный мелким убористым почерком.

— Мадам Амадис живет одна? — спросила с живостью мистрисс Дик-Торн.

— Нет, сударыня… с ней живет одна особа, гораздо моложе ее.

— Как ее зовут?

— Эстер Дерие.

— И она жива!… — прошептала радостно Клодия. — Положительно, судьба мне благоприятствует!

— Но, — продолжал шевалье, — я должен прибавить, что мадам Эстер Дерие — сумасшедшая, и уже много лет.

— И, несмотря на это, мадам Амадис держит ее у себя по-прежнему?

— Да, сударыня, и ухаживает за ней с необыкновенной заботливостью.

— Действительно, необыкновенной! — заметила Клодия. — Это помешательство, — продолжала она после минутного молчания, — будет, конечно, вредить моим планам, но ведь нет таких препятствий, которые нельзя было бы устранить! Что же дальше?

— Я занимался также сенатором, герцогом де Латур-Водье.

— Что же нового?

— Ничего! Герцог несколько дней не выходил из дома.