Час героев - Александр Афанасьев

На Майванде полно «Тойот Ланд Круизер», серии 200 и 300 – местные уважаемые люди, несмотря на то что стали уважаемыми под прикрытием американцев – никогда не купят американскую машину, покупают эти, роскошные, надежные – и в то же время неприхотливые. Настоящий лимузин для стран третьего мира.

Много полиции – у них не обычные для полиции нормальных стран седаны, а четырехдверные пикапы, на некоторых пулеметы. Сами полицейские настороженно смотрят по сторонам, видно, что в любой момент может произойти все что угодно. Некоторые здания отделены от улицы невысокими бетонными заборчиками.

Дипломатический анклав, «зеленая зона», как в Ираке, только более запущенная и грязная – отгорожена от всего остального Кабула морскими контейнерами, поставленными один на другой по три штуки, чек-пойнт из бетонных блоков, перед ним – привычная «змейка» – серия бетонных блоков, выложенных в шахматном порядке, чтобы невозможно было прорваться к чек-пойнту на скорости. Знаки STOP – проезд без остановки запрещен, и ограничение скорости пять миль в час. На контроле – американцы, но не военные – а опять гражданские контрактники. Американцы – это весьма условно, фирма зарегистрирована и управляется американскими гражданами, а персонал может быть откуда угодно. В армии такого тоже полно – наняли кормить миротворцев какую-то фирму, та для экономии привезла поваров-индусов, кормят так, что через пять лет такой кормежки кто язву или гастрит не заработал – впору медаль «За безупречную службу» выдавать. Вместо MRAP и JLTV[79], на каких ездят по «красной зоне» – пост прикрывают два «Хаммера», на каждом – пулемет. Каждую машину теперь проверяют, суют под днище зеркало на ручке, просматривают – в прошлом году прямо в зеленой зоне был теракт, взорвалась машина, был тяжело ранен посол.

Внутри зеленой зоны – чище, чем снаружи, но все равно все в бронежилетах, с пистолетами как минимум – это условия страховки, хотя многие последний раз чистили свой пистолет с полгода назад. Много журналистов, зачастую они так и работают, берут интервью у «штабных вояк», которые здесь крутятся, каждый день получают пресс-релиз из штаба, стряпают очередной бодрый репортаж и считают, что они рискуют жизнью. Что касается достоверности – понятно, что наговорят штабные, им ведь тоже хочется крутыми мужиками себя чувствовать. Командование сил стабилизации тоже старается журналистов из зеленой зоны не выпускать, а если и выпускать – то только пулами и под охраной. Чтобы лишнего не увидели и чтобы их не украли. На востоке и юге Афганистана людей воруют, как кур, выкуп – иногда пары сотен долларов достаточно. Есть фрилансеры, они работают свободно, и их репортажи от «штабных журналистов» отличаются очень сильно. Их, кстати, воруют редко.

В зеленой зоне все тоже неспокойно. То тут, то там заборы, бетонные и из больших армированных мешков, наполненных землей, только если на внешнем периметре забор шестиметровый – то тут по пояс. Патрули, во многих местах знаки «стоянка запрещена», у некоторых зданий на первом этаже оконные проемы заложены мешками с песком. Афганцев здесь мало, пеших еще меньше, в одном месте Марк Уильямс увидел, как один патрульный держал афганца под прицелом, другой его обыскивал. На удивление много женщин. Кое-где на зданиях – оспины от пуль, некоторые здания сверху донизу укутаны специальными матами – это для того, чтобы гасить ударную волну от взрыва, чтобы здание не рухнуло.

Удивительное ощущение осажденной крепости, смеси оптимизма и предрешенности, понятное даже совсем не знающему местных дел человеку. Там, где для защиты надо ставить стены в три морских контейнера высотой – понятно, что порядка нет и долго еще не будет. Возможно, что и никогда не будет.

Заехали сначала в посольство. Там трехметровый внутренний периметр, последняя линия обороны, охраняется тоже частниками. Внутри – уже правительственные гарды из Дипломатической секретной службы, отличить просто – одинаковые темные очки, одинаковые наушники, одинаковая амуниция и ни одного «калашникова» – у всех карабины «М4» правительственной модели. Им выдают, они оружие себе не покупают.

Обыскивают трижды – сначала на въезде машину, потом на входе в здание личный обыск, с детектором металла и аркой, которая ловит микрочастицы взрывчатки – или наоборот. Уильямс думал, что будут проблемы с допуском – но проблем не было, его вписали как «Теннисон +1», то есть у спецпредставителя был пропуск, позволяющий проводить гостей, не отмечая даже их в журнале посещений. В самом здании жарко – кондиционеры не справляются, но не пыльно. Потом обыскали при входе на этаж, который принадлежит ЦРУ, – тут обыскивали уже руками, просили выложить все, что в карманах, в лоток. Люди в основном в белых рубашках, брюки и белая рубашка. И карточка-пропуск, приколотая на левой стороне груди. Людей в военной форме почти не видно.

Кабинет Теннисона был в самом конце коридора. Небольшой, но с прочной стальной дверью. Бросался в глаза висящий на стене ящик с пластиковым стеклом – там был автомат с подствольным гранатометом. Люди на стену оружие времен гражданской войны в США вешают – а тут так вот висел автомат с подствольником.

– Кофе? Чая нет, сразу говорю...

Уильямс так устал – смена часовых поясов давала о себе знать, – что готов был выпить даже яду...

– Да, спасибо...

На сейфовом ящике зашипел дешевый китайский чайник.

– Предъявляйте пока. Вы же мне кое-что привезли, так?

Марк Уильямс положил на колени плоский стальной дипломат, прикованный тонкой сильной проволокой к запястью, снял кольцо от наручников, натершее руку, потом открыл замок. Достал конверт из манильской бумаги, положил его на стол. Теннисон достал из кармана складной нож «Спайдерко», какие обычно носят контракторы, потянулся к конверту.

– Сэр...

– Что?

– Это документы. Секретность А.

– Я вижу. И что?

– Разве их не надо провести через канцелярию? Я имею в виду стандартную процедуру прохождения документов.

Такие документы, даже если они адресованы кому-то конкретно – все равно должны были проводиться через канцелярию. Канцелярия должна была проверить полномочия и уровень допуска и отправителя, и получателя и только потом выдать документы, исключение составляли документы с пометкой «Лично, особо срочно». По статистике, каждое сотое письмо, или меморандум, или служебная записка в ЦРУ направлялась либо не тем, кем надо, либо не тому, кому надо, и это угрожало утечкой информации.

– Здесь не хватает людей, даже оперативников. Здесь чертов кипящий котел, и рано или поздно он взорвется. Думаю, мы обойдемся без формальностей.

«Генерал» вскрыл пакет, начал просматривать документы, одновременно разливая кофе. Кофе получился очень крепким, крепче, чем тебе подадут в любой вашингтонской кофейне, даже в «Старбакс», раза в два. Такой кофе приводил в чувство.

– Это задание? – вдруг сказал спецпредставитель.

– Полагаю, что да, сэр, – осторожно и обтекаемо ответил Уильямс.

– Нет, сэр, это не задание. Это чушь собачья! Чушь!

Теннисон с победным видом отхлебнул из чашки.

– Чушь!

– Сэр, господин директор при мне...

– О, я верю, верю. Старик при тебе запечатал конверт и сказал – иди, сынок, доставь письмо Гарсии[80]. Примерно ведь так?

Уильямс ощетинился.

– Сэр, полагаю неуместным такие...

– Сынок, пока что я здесь спецпредставитель директора Национальной разведки, – беззлобно осадил его Теннисон, – и это мой кабинет. Поэтому позволь мне решать, что здесь уместно, а что нет. Вот это, по-твоему, что такое?

Спецпредставитель указал на стандартное канцелярское корыто, полное бумаг.

– Позволю предположить, что это корзина, полная неразобранных входящих бумаг, сэр, – предположил Уильямс.

Теннисон улыбнулся.

– Верно. Мы здесь пока во многом работаем, как пятьдесят лет назад, нормальной компьютерной сети по всему городу нет как нет, только локальные у нас по зданиям. Вот это вот – мне все поступило из национальной полиции и разведки RAMA, которая сидит не в Кабуле, и это очень неудобно. Это корзина, полная дерьма, поэтому я берусь за нее нечасто. Знаешь, как это делается? Я живу в каком-нибудь затраханном кишлаке, а рядом со мной живет ублюдок, дедушка которого оскорбил моего дедушку – и это не есть хорошо. Тогда я прихожу в полицейский участок и говорю: а знаете, у моего соседа дома скрываются боевики, а сам он поддерживает талибов и прячет дома фугас, чтобы поставить его на дороге. Мы приезжаем, выбиваем дверь и... наживаем еще одну враждебно настроенную к нам семью афганцев. И это в лучшем случае. В худшем либо начинается перестрелка, а потом, как по заказу, сбегаются репортеры, чтобы заснять очередные зверства американской военщины, либо мы вышибаем дверь, и тут все взрывается, и еще несколько хороших парней летят на родину в гробах. Вот как все это делается, и корзина эта полна всякого дерьма, которое я большей частью мельком просмотрю и выкину. Так и тут. В приказе содержится цель, но нет информации о цели. В нем нет ничего достовернее того, что находится в этой корзине. Все это – мы поставляем в Вашингтон в виде разведсводки. Я не вижу здесь и следа того, чтобы кто-то плотно потрудился, подготовил операцию...