Лед и пламя - Франсуаза Бурден

– Не я, а Грэм. Во время нашего разговора я скорее защищал папу. Кроме того, что управление делами отца было непрофессиональным, в остальном Грэм, пожалуй, прав. Может, и посмеялись над чем-то, но совсем беззлобно. А Джон не имел ни малейшего права подслушивать под моей дверью и доносить на меня. Есть у него такая особенность – доводить меня до ручки, ничего не скажешь.

– Только из-за этого всего ты и залепил ему кулаком прямо в физиономию или это все же было из-за Кейт?

Мойра смотрела на него со значением, и вопрос этот вовсе не был безобидным. Скотт почувствовал себя пойманным на месте преступления.

– Я… вовсе не хочу, чтобы…

Он прервался, не в силах соврать под взглядом женщины, которая, можно сказать, заменила ему мать. В тишине, которая затем наступила, вдруг они услышали внизу гул голосов, идущих из вестибюля. Оба одновременно посмотрели в этом направлении, а в это время раздался новый крик:

– Мойра! На помощь!

На секунду Мойра замешкалась и не сразу среагировала, но Скотт уже ринулся из кухни. Внизу у подножия лестницы он увидел лежавшую Амели.

– Вы упали?! – закричал он.

– Нет, мне удалось спуститься… Но я очень плохо себя почувствовала.

И тут Скотт впервые заметил, что платье, ноги и ступеньки лестницы вымазаны кровью.

– Сейчас я вызову «скорую», – сказал он, опустившись рядом с ней на ступеньку.

Мгновенно набрав номер, он протянул телефон Мойре, которая в эту минуту к ним подошла, и положил руку под затылок Амели.

– Что я могу для вас сделать?

– Мне хотелось бы лечь.

– Хорошо. Но я думаю, вам сейчас лучше поменьше двигаться.

Она на глазах теряла много крови. Никаких сомнений быть не могло, что у нее выкидыш. Скотт помог ей перебраться на ковер и ободряюще улыбнулся Амели.

– «Скорая» будет у нас через двадцать минут, – сообщила Мойра.

– Ты сказала им, что это очень срочно?

– Они постараются приехать как можно быстрее, Скотт.

Она накрыла Амели пледом и положила ей под голову подушечку, за которыми успела сходить, пока звонила. Скотт сам тщательно поправил плед, а потом аккуратно просунул подушку под голову женщины. Амели была очень бледна, у нее очень часто бился пульс, и вдруг она схватила руку Скотта и сжала ее с неожиданной силой.

– О боже… – простонала она.

Подступала схватка, и тело ее скорчилось от чудовищной боли. Чувствуя себя абсолютно беспомощным, Скотт поднял глаза к Мойре.

– Найди какие-нибудь салфетки, полотенца…

Кровь стекала к лодыжкам Амели. Она только что потеряла своего малыша, теперь она уже точно это знала. Скотт испытал горячую волну сочувствия к ней и очень осторожно, почти нежно отодвинул прядь волос, падавшую ей на глаза. Он ничего не мог для нее сделать, только аккуратно отвел ее руку, которая по-прежнему за него держалась.

– Не стоит ли сообщить Ангусу? – предложила Мойра.

Амели отрицательно затрясла головой, а потом принялась рыдать. Мойра вышла, вернувшись с двумя банными простынями.

– Сейчас «скорая» отвезет вас в больницу, и все будет в порядке, – сказал Скотт. – Я поеду с вами, одну я вас не оставлю.

Свободной рукой он вытер ей слезы со щек, так нежно, как только мог. Мойра тоже встала на колени, чтобы вытереть кровь, но Скотт не посмотрел, что она там делала, он не спускал глаз с лица Амели.

– Ребенок… – всхлипывала она, повторяя одно и то же.

– Врачи сделают все возможное, главное, старайтесь не шевелиться.

Она перевела глаза на Скотта, словно прощупывая его взглядом, но слезы совершенно затуманили ей зрение.

– Мне очень жаль вас, – пробормотал Скотт. – Вы действительно не хотите, чтобы мы позвонили отцу?

Она кивнула, хлопая ресницами, затем тело ее снова выгнулось.

– Боже мой, опять начинается!

Приближалась новая схватка, а «скорая помощь» все не приезжала. Скотт услышал, как Мойра разговаривала с Ангусом, которому она только что дозвонилась. Амели попыталась слегка выпрямиться, но ей это не удалось, настолько она была измучена.

– Держитесь за меня, – прошептал Скотт.

Никакие слова не могли ни облегчить ее боль, ни утешить. Минуты тянулись бесконечно, и вдруг Амели начала сильно дрожать.

– Мне холодно, – только и успела она сказать, прежде чем потеряла сознание.

Ангус получил вызов, когда сидел за столиком в «Вакси О'Коннорс[34]», пабе на Джордж-стрит, чей затейливый декор приятно развлекал его. Потягивая пиво, он размышлял, а стоило ли ему назначать встречу нотариусу. Составлять завещание ему было не слишком приятно, это невольно заставляло думать о смерти и о том, что, возможно, он и не увидит, как будет подрастать его новый ребенок. А потом, в какой-то мере его к этому принуждали, чего он просто терпеть не мог. Но ведь, по сути, Амели была права: она думала о будущем своего ребенка и хотела обеспечить ему защиту. Амели придала обычному слову «защита» какой-то уничижительный до неузнаваемости смысл. Ее антипатия к Скотту не позволяла ей видеть, до какой степени это был честный и добропорядочный человек. Наберись Ангус тогда побольше смелости, он непременно встал бы на защиту своего сына и объяснил бы ей, что все его дети, рожденные в браке, имели бы равные права, вне зависимости от завещания. Почему надо было так заботиться именно об этом ребенке, еще не родившемся? Но оставался еще вопрос о статусе самой Амели в случае, если он уйдет первым. Уж не это ли и было главной причиной ее настойчивости, желания подписать документ в свою пользу? И какие последствия могло бы это иметь для Скотта – то, что Амели сможет совать свой нос во все их семейные дела? И причем гораздо раньше, чем маленький ребенок достигнет возраста, когда будет хоть в чем-нибудь разбираться – в винокурнях или прядильном производстве…

Он был погружен в эти зловещие размышления, но после звонка Мойры его словно окатило холодным душем. Из скорбных слов сестры он понял, что у Амели в Джиллеспи случился выкидыш. Он все равно не успел бы доехать туда раньше «скорой помощи», к тому же неизвестно, в какую больницу отвезут Амели. Мойра пообещала тут же ему перезвонить, когда у нее появится какая-нибудь информация, чтобы он смог как можно скорее направиться к жене.

Ангус одним глотком осушил пиво и тут же заказал еще. Страшно встревоженный, он никак не мог думать об этом младенце как о живом существе, своем ребенке. Может быть, тот был уже мертв? Или нежизнеспособен в лучшем случае? Амели была в курсе того, что ее поздняя беременность таила много рисков, в том числе и большой процент возможности выкидыша. Но самыми непредсказуемо коварными были первые три месяца, и, пройдя их, она уже считала себя в полной безопасности.

Он представил жену в луже крови, рожающую без медицинской помощи мертвый плод. Ощутив