Тимур — сын Фрунзе - Виктор Евгеньевич Александров

— Петька говорил Чапаю, а я скажу тебе: непостижимый ты для моего разума человек. Другим бы всю войну подавай такое боевое дежурство, а тебе, вишь, уже надоело… В огонь как магнитом тянет.

— Кому ж это другим? Не наговаривай зря, Дима.

— Кому? Да хотя бы ему! — махнул он рукой на летчика, сноровисто вышагивавшего от проходной с каким-то полным военным в шинели.

Когда двое подошли ближе, Тимур узнал Домогалова; второго, старшину, он видел впервые. Домогалов что-то быстро говорил. Тимур расслышал последнюю, негромко оброненную фразу:

— Тот, в новеньком реглане, лейтенант Фрунзе.

— Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? — подкатился к нему плотный, как боровик, старшина и, не дожидаясь ответа, сказал: — Прошу после боевого дежурства заглянуть на склад ОВС. За новым комбинезоном. Накладную только, пожалуйста, в вещевом отделе получите. Там в курсе.

— Новый? Это какая-то ошибка, — возразил Тимур. — Мне еще не положено получать новый комбинезон — срок носки не вышел.

Заинтересованные разговором, от соседних самолетов подтянулись механики, подошел воентехник Дроздихин. А старшина тихо-тихо:

— Никакой ошибочки… Это, так сказать, из особой категории — из союзнического подарка.

— И что, эти «особые категории» всем летчикам расписаны?

Вмешался Домогалов, недовольно поглядывая на «посторонних», разъяснил:

— Таких спецкомбинезонов — раз, два и обчелся. — Подойдя к Тимуру вплотную, тоже снизил голос: — Но учти, начальнику ОВС за тебя я голос замолвил, а то бы не догадался… И просьба к тебе: будешь получать накладную, скажи нашему тряпичнику — пусть и мне выпишет. Тебе он не откажет.

Тимур смотрел в лицо Домогалова и болезненно думал: «Мне он не откажет… Где я еще слышал такое?.. Ведь слышал же, точно помню! — И вдруг обожгло: — Петруха так сказал: мне, мол, в моторе ВК-105 не откажут! Да сколько ж так может продолжаться!»

Механики негромко переговаривались. Дроздихин им что-то густо окнул, и те примолкли. Тимур, подавляя непривычный приступ ярости, неестественно спокойным голосом спросил:

— Чего это у вас голосовые связки осели — как-то загадочно шепчетесь? А теперь, Домогалов, ты скажи, только сразу и на полный голос: ты — человек честный?.. Ну, отвечай, долго не раздумывая, — здесь все свои, боевые товарищи по эскадрилье.

— Как… это? — пролепетал тот и зыркнул на старшину.

— А так — честный или хапужник? — Маленькие глазки по-куриному сморгнули, к тонким губам прилипла кривая улыбочка. Домогалов онемел, а Тимур повернулся к старшине: — На склад я приду за «подарочным», когда их распишут на всех ведомых полка.

Старшина смотрел на этого непонятного ему молодого летчика и смущенно бормотал:

— Так я пойду, товарищ лейтенант. Разрешите идти?

Домогалов пришел в себя, осуждающе покачал головой: «Эх ты, такую возможность упустил!» — и поспешил догнать старшину.

4

Из свободного полета вдоль линии фронта Домогалов, летавший в паре со своим ведущим, лейтенантом Елисеевым, вернулся один. Маленький, щуплый, с позеленевшим лицом, он, словно никогда этого не делал, неумело спрыгнул с крыла. У самой земли потерял равно-весне и упал на сухой примятый снег. Первыми к нему подбежали механики и, подхватив под руки, приподняли, поставили на ноги, спрашивая:

— Младший лейтенант, ты ранен?

— Почему один?.. Где Елисеев?

Домогалов бессмысленно переводил с одного на другого взгляд круглых, обесцвеченных страхом глаз, беззвучно шевелил землистыми губами, обметанными чахлым рыжеватым пушком небритого лица.

Неподалеку готовилась к вылету группа Кулакова. Впервые с этой группой на линию фронта вылетал в паре со своим ведущим и Тимур. Неожиданно для всех с группой Кулакова решил лететь и командир полка. Такому решению предшествовал его разговор с лейтенантом Фрунзе, который накануне подошел к нему и, сдерживая рвущееся волнение, попросил разрешения обратиться. И когда Московец сказал: «Слушаю», Тимур заявил, что у него складывается впечатление, что его оберегают от переднего края, а назначают лишь на барражирование. Слушая Тимура, Московец в уме подсчитал часы налета молодым летчиком при барражировании, вспомнил, что еще в Монино его основательно проверил Кулаков и восторженно отозвался: «Держу пари — будущий ас!» Да и при перелете в Крестцы он не растерялся. Потом Московец сам с ним полетал, посмотрел и убедился: «Паша прав — отменно пилотирует…» «Что ж, сынок, полетим на тот передний…»

Уже была поставлена общая задача, прочерчен на картах маршрут, выработан план согласованных действий, и тут-то произошла заминка — низко с ревом пронесся одинокий истребитель, а вскоре предстал перед командиром полка и группой Кулакова сникший, потерянный Домогалов.

Суровое лицо Московца помрачнело. Скулы взбугрились от предчувствия недоброго.

— Докладывай.

Домогалов, сухо сглотнув, выдавил из себя:

— Бой вели… неравный.

— Что с Елисеевым? — хрипло оборвал его Московец.

— С… сбит.

— Где упал?!

— Там… у них… — И, сжимаясь под тяжелым взглядом командира полка, заторопился: — Их было много… Я все боеприпасы расстрелял.

Летчики подавленно молчали. Первым взорвался Усенко:

— Отомстим хыжакам за Елисеева!

— Иди отдыхай, — сказал Московец и повернулся к группе: — По машинам!

Взлетев, пошли попарно пеленгом. Впереди — командир полка. На полпути все заметили «яка». Он низко тянул со стороны фронта на Крестцы.

«И этот возвращается один, — подумал Тимур, загораясь яростью, — Из соседнего полка, должно быть… Впрочем, у них не «яки», а «лавочкины». В наушниках из чащобы помех прорвался голос Шутова:

— Тимур, будь внимателен, без команды не отрывайся.

— Понял.

Под крылом простирались сосновые леса: сверху они, заснеженные, напоминали вспененное море. Тимур оторвал взгляд от утомительно однообразной местности и сосредоточился на поставленной задаче. В сознание вселилась холодная логика расчета: максимум внимания до боя, а в бою — мгновенный маневр и, если выпадет счастье, сокрушающая атака…

Головной истребитель покачал крыльями: внимание! Каждый ведущий повторил Батин сигнал. Шутов и по рации продублировал:

— Внимание, Тимур! Фронт!

Московец свернул Влево и повел группу вдоль изогнутой, едва различимой на снегу двойной неровной полосы траншей и огневых позиций. То тут, то там возникали темные всполохи дымков. Велась орудийная перестрелка. Движения перед передним краем не было; только в тылу изломанных тупыми углами ходов сообщения да на пятачках огневых позиций у черточек-орудий по-муравьиному суетились точечки-бойцы.

«Давай, пушкари! Нажимай! — мысленно подбодрил свою сторону Тимур и вдруг подумал: — Может, там и Левка Гербин громыхает своим огневым взводом? Давай, Лева, круши захватчиков огнем своих пушек!»

Все посторонние мысли оборвало предупреждение: «Внимание! Впереди снизу слева «мессеры»!»

Тимур увидел их сразу. Четверка Ме-110 приближалась со стороны Старой Руссы, нацеливаясь прочесать передний край советских войск. Задача ответных действий ясна. Она определена еще на земле: сейчас Батя поведет звено Усенко в атаку, а Кулаков будет руководить остальными, прикрывая атакующих от возможного нападения на них вражеских истребителей.

Произошло