Серебряная рука - Джулиана Берлингуэр

Баба не сердится, а лишь твердит свое:

— Нет, мы без всяких колебаний двинемся дальше.

Он не любит тратить время на пустые, с его точки зрения, разговоры, не принимает во внимание мелкие неудачи, не боится трудностей и скользких путей, любая неожиданная помеха — для него всего лишь досадное недоразумение, пустяк. У него даже характер начал меняться: прекратились вспышки гнева. Наказания, которым у него подвергают людей, жестоки, по-прежнему называются «примерными», но применяет он их без былой злости, — так отец может наградить оплеухами детей, которые суют палец в тарелку, чтобы слизнуть соус.

Стараясь держать войско в руках, Арудж, как и прежде, приказывает отсекать головы непокорным или отрубать ноги ленивым, зато во время привала он велит разводить гигантские костры и на огромных вертелах зажаривать туши баранов, сбивших себе копыта, отбракованных лошадей или отловленных арканами диких животных. Баба желает, чтобы каждый наелся досыта и получил удовольствие от танцев и песен.

— Люди — что лошади, — говорит он. — Если бить их каждый день, они слабеют и становятся злыми.

Бейлербей сам затевает танцы вокруг костра и призывает воинов как следует поесть и отдохнуть.

Воины, прибывающие в лагерь из самых разных мест, иногда приносят и новости.

Так, принимая однажды пополнение, Хасан от кого-то узнает, что в один из испанских гарнизонов, оставшихся, по мнению новых друзей Аруджа, без оружия и без солдат, постоянно приходят суда с таким военным снаряжением, словно испанцы готовятся к великой битве с близким уже врагом. А ведь именно этот гарнизон берберы собираются атаковать первым.

В другой раз ему удается получить сведения о султане Ибрагиме. Да, человек он надежный, не бахвал, ведет уединенный образ жизни в какой-то долине, независим и горд — все верно, но никогда прежде у него не было такого количества вооруженных людей. Откуда у него взялось могучее войско для продажи Аруджу?

Нужно открыть глаза бейлербею. Может, Ибрагимова войска никогда в природе и не было, а кто-то просто использует слухи о нем, чтобы заманить Аруджа в западню?

Хасан тактично излагает отцу услышанное и добавляет, что и у него, и у Ахмеда Фузули, которого Баба считает человеком рассудительным, в чем он уже не раз имел возможность убедиться, возникли сомнения. В результате он добивается одной лишь уступки, на которую Арудж идет только потому, что ему неприятно видеть хмурые лица юношей. Сам-то он пребывает в отличном настроении. Ладно, он согласен внести частичные изменения в свои планы и не пойдет напролом, а попытается сначала выяснить, не изменилось ли что-нибудь в испанских гарнизонах после того, как гонцы султана Феса доставили ему заманчивые послания, в которых утверждалось, что путь открыт на всем побережье, обращенном к океану.

К сожалению, совершенно невозможно убедить Аруджа сохранить это решение в тайне: он тотчас посылает гонца к своему новоявленному другу с сообщением, что, поскольку до него дошли слухи о переменах в испанских гарнизонах, им надо немедленно встретиться и внести изменения в маршрут.

Хасан и Ахмед Фузули, предполагающие, что именно султан Феса организовал весь этот заговор, боятся, как бы султан, получив такое послание, не нашел способа своевременно подготовить для Арудж-Бабы новую западню, коль скоро уловка с «безоружными» испанскими гарнизонами сорвалась.

— Давай пошлем туда хотя бы своих лазутчиков! Неужели ты до такой степени доверяешь султану Феса? — предлагает ставший назойливым, как муха, Хасан.

— Ладно, пошлем лазутчиков, пусть посмотрят, что делается в гарнизонах, — сдается Баба.

Любая новость будет только на пользу делу, и пусть Хасан успокоится. Баба терпеливо внушает ему, что на протяжении нескольких месяцев султан Феса доказывает ему свою верность: исправно платит подати, ведет себя почтительно, всегда готов прийти на помощь и поделиться множеством блестящих идей.

— Ты не веришь, что человек может стать лучше! — говорит он. — Вот погоди немного, сынок, и сам убедишься, что султан нам настоящий друг.

И действительно, войско Аруджа беспрепятственно вступает на территорию султаната Феса. Необходимый провиант доставляется вовремя, людей размещают вполне прилично. Пригнали обещанных лошадей. Вот только гонцы почему-то не вернулись. Все остальное идет гладко.

Но наступает момент, когда праздничное настроение Аруджа улетучивается.

Накануне дня, когда по принятому всеми решению войска Аруджа и султана Феса должны были соединиться, султан явился зеленый, как сморщенный недозрелый лимон, до смерти напуганный и с таким видом, будто кто-то за ним гонится, хотя находился он на собственной земле и был под охраной личного эскорта.

Не заметивший ничего странного, Арудж-Баба издали громко и радостно приветствовал его:

— Дорогой мой друг, да ты, я вижу, прибыл заблаговременно!

Хасана раздражает, что Арудж-Баба рассыпается в любезностях перед султаном. С каких это пор султан Феса стал ему дорогим другом? А тут еще Баба, склонившись к уху Хасана, шепчет:

— Видал? Он явился с поклоном!

— Вот именно, султан что-то слишком уж угодлив, а это дурной признак.

Между тем султан Феса спешился на довольно большом расстоянии и чуть ли не распластался на земле в чрезмерно глубоком поклоне.

— А льва-то мы приручили.

— Султан Феса не лев, а шакал. Что в нем ото льва?

— Смотри, какая прекрасная грива! — весело замечает Баба, указывая на рыжий дорожный плащ султана, все еще склоненного в подобострастном приветствии: широкий плащ задрался и действительно осеняет его голову, как грива.

Но поскольку гость словно прирос к земле, Баба наконец не выдерживает:

— Поднимись же, иди сюда!

Взгляд у Аруджа острый, как лезвие кинжала, а султан смотрит как-то слишком смущенно, и вид у него неуверенный. Сделав два шага вперед, он нерешительно начинает:

— Тяжко мне говорить, Арудж-Баба. Дурную весть принес я тебе, прости.

Люди, сопровождающие султана Феса, остались на конях, и вид у них совсем не такой удрученный и покорный, как у их хозяина. Готовые в любую минуту сорваться с места, они внимательно оглядывают лагерь.

— Ты что, проиграл свое войско?

Не дожидаясь ответа, Баба приказывает Ахмеду Фузули принять гостей с почетом. Слова звучат церемонно, но тон их не вызывает сомнений: ясно, что с гостей нельзя спускать глаз.

— Поднимайся же. Иди сюда, поговорим.

Арудж-Баба заходит в свой шатер, за ним следуют султан Феса и принц Хасан.

Баба весь подается вперед и стоит скрестив руки на груди, вернее, придерживая серебряную руку настоящей.