Семейные портреты - Тамара Михайловна Афанасьева

«Удивительно, что Лаура во всем одинаково хороша — и в море, и на кухне, и в читальном зале Британского музея, и на балу»[29].

Такую аттестацию можно было отнести на счет всех трех дочерей Маркса. Напомню, свое блестящее образование и воспитание они получили в семье, вечно испытывающей нужду, нередко терпящей голод и холод, семье, потерявшей из-за нищеты нескольких детей. Но трое дочерей, выжившие в этой тягчайшей борьбе за существование, стали лидерами революционного рабочего движения, женщинами во плоти, идеалом для всех, кто с ними соприкасался.

Этот пример убеждает и еще в одном: не удобствами, не «капиталовложениями» в конечном счете определяется культурное развитие детей, в том числе дочерей. А внутренней готовностью родителей передать им все, чем сами богаты. И конечно, пониманием психологических особенностей конкретного ребенка. Ведь три дочери Маркса были очень разными по темпераменту, по характерам.

В огромном влиянии матери на облик дочки, внешний и внутренний, особо и убеждать нет надобности. Как бы ни менялись общественные взгляды и установки, мама действует как господь бог: лепит дочь по образу и подобию своему. Если она трудолюбива, самоотверженна, добра — учит этому и девочку. Если эгоистична, привередлива, вздорна — тоже воссоздает себя. Правда, в отличие от библейского творца мать почти всегда стремится создать улучшенный вариант самой себя. И в этом стремлении проявляет недостижимый даже для божества альтруизм: оригинал жаждет, чтобы копия превосходила его своими достоинствами. Что говорить о самозабвенных натурах, если и эгоистка внушает дочери, как прекрасно быть чуткой, отзывчивой хотя бы по отношению к ней, родной матери.

Мамы без специальных указаний, по личному опыту знают: к девочке нужно подходить с особыми мерками. Прежде всего для нее важна чистоплотность, физическая и моральная.

С первых же дней появления на свет и дальше до окончания дней у девочки свой режим гигиены. Нынче врачи говорят, что ее и кормить надо отдельно от мальчиков. Что же, в крестьянских семьях так и было: мяса ей давали меньше, чем парням, зато сладенькое ей первой. (А теперь ученые находят, что мясное питание — биохимическая основа агрессивности. Нет ли среди причин того, что стираются половые различия в поведении и характерах у наших современников, и этой: недифференцированного питания с детских лет и до старости? Вот еще одна «информация к размышлению» о воспитании дочерей.)

Мама часто принимает более строгие охранительные меры к шалостям дочки. Дочери запрещается бегать по лужам (застудит ноги), поднимать лишние тяжести (надорвется), лазать по деревьям и уж тем более прыгать с высоты. Запрещается все то, что составляет чрезвычайную радость и удовольствие для всех ребятишек, особенно мальчиков. Дочке причину таких ограничений и не объясняют. «Тебе нельзя, ты ведь девочка!» — вот и весь сказ. Запреты же продиктованы подсознательным страхом: заболеет, детей не будет или будут ущербные. Так даже в детских играх отражается далекое грядущее материнство, которое довлеет над девочкой.

Конечно, многие мамы стараются закалить дочек, приучить их к физическим нагрузкам, к искусному владению своим телом. Однако научить девочку физической культуре труднее, чем отучить ее от рисковых игр и увлечений. Оттого до сей поры мамы действуют запретами, предостережениями. И, сами того не подозревая, культивируют в дочках трусость. А у них и без того самой природой более развит инстинкт самосохранения, чувство осмотрительности, осторожности.

Как правило, мама впадает в отчаяние, увидя свою дочь дерущейся. При этом она даже не хочет вникать, оборонялась дочь, защищала свою правоту, достоинство или нападала. Мама учит: «Ты должна была позвать старших на помощь, пожаловаться старшим. Но драться — фи, как это грубо, неженственно!» По этому поводу и папа выступает заодно с мамой. И при этом в расчет не берется: нет у нынешней девочки-девушки телохранителей. Да и с детского сада она привыкает не столько к мальчишеской опеке, сколько к равенству. А то и сама покровительствует другу-мальчику, что обычно отстает от нее в росте и даже в силе.

— Не люблю девчонок, — признавалась как-то молодая учительница. — Все они плаксы, ябеды и сплетницы. У мальчишек отношения честней. Подрались, помирились, и дело с концом. Все прощено-забыто. А эти начнут сплетни плести, язвить, потом не развяжешь, не распутаешь.

И от писателей-моралистов девчонкам достается за «недостойные» методы борьбы. Но нигде, ни в одной многомудрой книге я не нашла ответа: как же все-таки ей защищать себя так, чтобы способы обороны и наступления были вполне «женственными», этичными, эстетичными и даже изящными и при всем том достаточно действенными? Ведь обижают-то ее мальчишки и своя сестра, девочка постарше, довольно часто. Вот и пускает она в ход свое извечное оружие: слезы, жалобы и язычок острый, что иной раз «страшнее пистолета».

По справедливости, надо признать либо право на традиционные средства самозащиты, либо на новые, «кулачные». Но ни того, ни другого мы не делаем. И сами ничего толкового предложить не можем.

Теперь в пору признать, что если дочери многое прощается, то еще больше запрещается. И прежде всего вот это: «око за око, зуб за зуб». А такая установка и порождает пресловутую «бабью» покорность, пассивное подчинение обстоятельствам и силе, которые так энергично мы готовы осуждать в повзрослевших дочерях.

Честно говоря, трудно вообразить что-либо более противоречивое, чем нормативы воспитания дочек. Можно с полным основанием сказать, что ее слабости, хрупкость ее внутренней конструкции — результат многовековой целенаправленной «селекции». Для чего же это делалось и продолжает делаться, по чьей злой воле или недомыслию?

Недавно разговорились мы с моим коллегой, молодым современно мыслящим отцом малолетней дочки. Он рассказал, как прививал своему ребенку свойства, очень важные в жизни: бесстрашие, решительность, выдержку, последовательность. Вообще растил ее на свой, «мужицкий» манер. Когда девочке исполнилось три года, заметили все: ребенок растет угловатым, резким. Нет в девочке мягкости, нежности, уступчивости. Даже внешне она больше смахивала на мальчишку. Любящий папаша струхнул и стал менять свое поведение.

— А с чего это вы переполошились? — спросила я. — Где сказано, что мягкость, нежность, уступчивость прежде всего нужны именно девочке? Что, это мальчику повредит?

— Какая же она будет мать? Без этих качеств разве сможет она младенца, беспомощного, хрупкого, но и нетерпеливого, требовательного, на ноги