Аннотация - Николай Инодин

- Ты не готов.

Отчаявшийся ученик всё-таки выполнил задание.

- Учитель! - взревел он из пещеры - У меня получилось!

- Выходи, - ответил мудрец.

- Не могу, - пропыхтел бедняга в ответ, - Рога мешают.

С Азаром будет так же, вот только попытка у него всего одна. Поэтому гордый ученик Парабата рубит деревья, роет землю, доит коз, коров и овец, бегает с мальчишками по лесу, всего не перечислить - на совесть, не жалея сил, как все окружающие. Ломает себя, крошит отросшие незаметно рога, сдирает присохшее второй шкурой самомнение. Медленно получается, но назвать врага по имени - половина победы. Своего врага Азар каждый день бьёт ладонями по лицу - когда умывается.

Для того чтобы ощутить гармонию мира, нужно расслабиться, успокоить дыхание и очистить сознание от мыслей. Не так легко это сделать, когда всё тело болит, будто тебя целый день вертело в мельничном колесе. Азар всегда считал себя сильным - до недавнего времени. Сейчас каждое утро приходится сталкивать себя с застеленной камышом лавки. Тренированная воля пока берёт верх над измученным телом. Дождавшись, когда люди приведут себя в порядок, оборотень ведёт всех, кроме старух и Бутюка, на медитацию - даже сопливую девчонку, что весь день мечется от прялки на кухню и обратно. Место выбрал красивое - с вершины холмика открывается замечательный вид на зелёное море пущи и долину Сладкой. Азар сидит вместе со всеми. Глаза полуприкрыты, мышцы расслаблены, насколько это возможно, дыхание почти не слышно. А мысли никак не желают покидать голову - толкаются и лезут одна перед другой, будто ластящиеся к оборотню козы. Да к собаке под хвост эту медитацию! Плюнув на всё, ученик Парабата закрывает глаза и ждёт восхода. Наслаждается пением птиц, ощущает, как утренний слабый ветерок касается кожи. Трава под шкурой, на которой он сидит, смялась, но это не страшно, потом выпрямится. Корни травы уходят в почву, тянут из неё соки. Холм под ними - огромная куча песка, камней и глины, часть земли, по которой текут воды реки. Течению воды мешают плотины, это неестественно, это нарушение, небольшое, но оно есть. Река уже приспосабливается к нему, изменяясь, принимает в себя сделанные людьми преграды. Из-за края Земли поднимается светило, щедро посылая на поверхность свои лучи. Вся растительность будто встрепенулась - незаметно для глаза, Азар просто слышит это, и потянулась, подставляя свету листья и иголки. Мир распахивается и обрушивается на человека, сливаясь с ним, растворяя в себе без остатка. Хлопает по плечу мозолистой ладонью Акчея, застенчиво улыбается губами Ласки, хлещет по щеке локоном Этайн, шевелит усами Махи и протягивает руку Романа. Эта рука поднимает Азара выше, дальше от земли, показывает, как распахивается горизонт, как струятся потоки Сил - хранитель пугается открывающейся картины, дёргается - и приходит в себя на своей шкуре, под понимающими взглядами оборотня и его учеников. Они улыбаются, все, включая зверюгу. Слова ни к чему - и так знают, что с ним произошло. Азар вскакивает на ноги и склоняется в ритуальном поклоне принятого послушника.

***

Они пришли вечером, вместе с подступающей темнотой спустились от леса к костру, у которого собрались новосёлы. Завыли, в меру способностей подражая вою ставшей на след волчьей стаи, нагоняя страху на глупых общинников. Встали полукругом, небрежно опираясь на древки копий, перебрасываются ехидными замечаниями. Девять наглых молодых парней в штанах из оленьей кожи и волчовках на голых мускулистых торсах. Соломенные шевелюры, длинные усы свисают ниже выбритых подбородков. На жилистых шеях кожаные шнурки с волчьими клыками. Ещё один - чуть в стороне. Босой, с мусором в спутанных волосах, сутулится, тискает в лапах огромную, наверняка тупую секиру. На плечах не безрукавка, просто волчья шкура, штаны ниже колен - сплошная бахрома рваной кожи.

Девчонка у костра ахает, закрывает рот ладошкой.

Один из бритых шагает ближе к огню, берёт с дощечки кружку, наливает себе молока, гулко отхлебывает и довольно ухмыляется.

- Всё поняли, хозяйственные? За то, что на нашу землю пришли, половину всего будете приносить, куда скажу. Сверху вниз смотрит на сидящих, расценивает молчание как покорность и наглеет окончательно:

- На конец года пару коров приведёте и одежды сошьёте, какие прикажу.

Допивает молоко, бросает кружку на землю и не может сдержаться:

- Чего молчите, языки со страху проглотили?

- Боюсь, ответ тебе не понравится, - вожак не понял, кто сказал, но голос нехороший - глухой, спокойный.

Над костром пролетает летучая мышь, ватажнику кажется - падает камень, чуть не отшатнулся. Дёргает щекой, подаётся вперёд, хрипит:

- Ну-ка покажись, коли такой храбрец, что волколаков не боишься.

Роман не спеша встаёт, поднимает брошенную лесовиком кружку, обтирает ладонью и передаёт Прядиве. Потом внезапно для наблюдающих оказывается рядом с предводителем местных рэкетиров и вытирает испачканную ладонь о его рожу. Рудик раньше других понял, что сейчас будет, радостно улыбается. Угадал - хозяин исчез из виду, только кучей тряпья мелькнул отлетающий от костра ватажок. Остальные ещё не поняли, что случилось, а тот, что стоял наособицу, сорвался - заревел, бросился. Размазался в глазах серой полосой, лишь высверком далёкой зарницы блеснула занесённая секира. Убираясь с дороги, комьями грязи из-под конских копыт разлетаются в стороны лесные братья.

Они падают порознь - сорвавшийся с нарезки оборотень и его топор. Оружие отлетело дальше и осталось лежать, а зверь перекатывается и вскакивает снова - ломать и грызть бросившего вызов соперника. И снова промахивается, чужая сила кружит его, вырывает из-под лап землю.

"И я мог таким стать. Был таким, пока не очнулся. Ты ко мне правильно пришёл, парень".

Схватка заканчивается быстро. Чужой оборотень висит в воздухе, пойманный за пояс штанов и волчовку на загривке, Роман треплет его, как матёрый кобель кутёнка. Дикарь пытается вырваться - и не может Потом Шишагов роняет его на землю.

"Ну, кинется опять?"

Нет, чужой вставать не хочет, только хрипит, уткнулся мордой в землю, ожидает нового наказания. А его по спутанной шевелюре погладили - ласково.

Пытавшихся под шумок отойти к лесу бойников примораживает к земле короткий рык Шишагова:

- Стоять!

И обычным голосом, будто не он только что заломал оборотившегося лесовика, Роман добавляет:

- Сами пришли, никто насильно не гнал. Мои теперь.

У костра, счастливо улыбаясь и разбросав по траве руки, спит единственный пришедший с ватагой волколак.

"Не было у бабы хлопот.... Вылезла из лесу сказка, показала зубки. Жили-были в глухом лесу тридцать три богатыря, и "сестрица" их, названная, одна на всех. Любимая. Ну да, у нас её иногда ещё Ягой звали. Постаревшую, потерявшую большую часть потребительской ценности. Сами "братики" до седин доживают редко - не тот образ жизни. Обратная сторона благодатной вильской жизни, её затёртый реверс".