Разбитая музыка - Стинг

— Ронни по-настоящему зол на тебя, — говорит он, нервно затягиваясь.

— Я знаю, — говорю я в ответ.

— Старший стюард вызвал его к себе в кабинет и сообщил, что сегодня мы не будем играть на верхней палубе. Он хочет, чтобы мы сыграли в кают-компании.

— Вот как?

— Ронни считает, что это нечто вроде наказания.

— Почему?

— Не знаю. В этот вечер, когда далеко за бортом мерцают огни западного берега Испании, мы перетаскиваем свое оборудование с палубы на палубу, все ниже и ниже, а потом несем его по узким лестничным пролетам, где уже нет дневного света, по длинным стальным коридорам с глухими переборками, пока, наконец, не попадаем в шумную, душную преисподнюю, имя которой машинное отделение. Мы идем по шаткому мостику над шестью массивными турбинами, построенными компанией Parson в Ньюкасле. Их совокупная мощность — восемьдесят тысяч лошадиных сил. Странно и нелепо выглядят музыкальные инструменты в машинном отделении. Музыка и техника попросту не сочетаются друг с другом. Мы — чужаки в неведомой стране. Истопники смотрят на нас, подняв свои потные, ничего не выражающие лица, пока мы неловко пробираемся по узкому, ненадежному мостику с синтезатором наперевес. На той стороне мостика располагаются помещения для экипажа и обслуживающего персонала, а кают-компания представляет собой мрачную комнату с крошечной сценой у дальней стены. За одним столом жители острова Гоа увлеченно играют в карты, рядом двое каких-то парней бросают дротики в мишень. Когда мы вваливаемся в комнату со своим синтезатором, все бросают свои занятия, и десятки глаз устремляются на нас. На несколько секунд воцаряется тишина и возникает некоторое напряжение, но потом, словно по команде, все возвращаются к своим играм, словно нас не существует в природе.

— Милое местечко, — говорит Джерри, пытаясь выдавить из себя нечто вроде иронии, а сам тем временем оглядывается вокруг в тусклом свете голой электрической лампочки, свешивающейся с низкого металлического потолка.

— В Сандерленде нам доводилось играть в клубах и похуже, — напоминаю я ему. Мы устанавливаем пианино, а затем проделываем обратный путь за ударной установкой. Мы снова проходим через машинное отделение, идем по длинным коридорам с переборками, поднимаемся по лестницам, пролет за пролетом, пока в наши легкие не врывается наконец свежий воздух верхних палуб.

К моменту нашего возвращения помещение кают-компании преображается. Голая электрическая лампочка заменяется крутящимся зеркальным шаром, какие бывают на дискотеках, и, несмотря на то, что вид у комнаты все еще мрачный, несколько светильников, мерцающих красным и синим светом, придают этому месту что-то праздничное и делают его похожим на пещеру. Пока мы настраиваем свои инструменты, люди с острова Гоа продолжают невозмутимо играть в карты, не проявляя к нам ни малейшего интереса, но понемногу начинают прибывать остальные члены экипажа. Они выстраиваются вдоль стен кают-компании с бокалами в руках, и я замечаю, что среди них есть несколько женщин. Во всяком случае, мне кажется, что это женщины — ведь в комнате темно.

Мы начинаем с мелодичной музыки, чтобы немного разрядить обстановку, и исполняем джазовый вальс «Way Down East», сочинение Ларри Адлера. Это музыка для Джерри, и мне всегда нравилось, как он ее исполняет. Несколько пар начинают танцевать на площадке перед сценой. Только теперь я замечаю, что тела женщин, присутствие которых так порадовало меня некоторое время назад, испещрены татуировками, что у всех у них гигантские бицепсы и мускулистые бедра, странно выпирающие из-под китайских платьев с огромными разрезами, украшенных изображениями драконов, а ноги, обтянутые чулками, опираются на высоченные каблуки-шпильки. Среди них есть блондинки и брюнетки, а также одна странная рыжеволосая с тщательно сделанным макияжем, накладными ресницами, экстравагантными серьгами и чувственными красными губами.

Ронни выглядит так, будто он только этого и ожидал, и демонстрирует нечто вроде чопорного стоицизма, аккуратно прикасаясь палочками к своему драгоценному барабану, как надутый шеф-повар, взбивающий яйцо. Он все еще дуется на меня. Он думает, что это из-за меня мы все оказались здесь, хотя могли бы в это время развлекать гостей капитана в ресторане первого класса. Я давно уже привык к легкомысленному театральному сброду, я полюбил его эксцентричный юмор, искреннее актерское веселье, но здесь я увидел что-то другое, что-то куда более мрачное. Несмотря на женскую одежду и косметику, эти типы выглядят по-настоящему опасными. Ни один нормальный человек не стал бы с ними связываться из страха остаться с поломанными руками или ногами. Одна из пар, танцующих прямо перед сценой, начинает немного меня волновать. На нем — старомодный наряд, состоящий из свитера с белыми и голубыми полосами, брюк-клеш и белого шейного платка. Его лицо прорезано зловещим, жутким на вид шрамом, который начинается от носа, пересекает подбородок и тянется к мочке уха. «Она» одета в красное атласное платье в духе Сьюзи Вонг, на голове у нее темно-рыжий парик, лак на ногтях, а на ногах — черные чулки и красные туфли на высоких каблуках. Эти двое медленно танцуют прямо передо мной, и каждый раз, когда «она» поворачивается ко мне, на ее лице появляется похотливая гримаса — полузакрытые глаза и раздутые ноздри, как будто она пытается уловить мой запах. Когда поворачивается ее дружок, он устремляет на меня мрачный взгляд из-под своей единственной черной брови, и его шрам выглядит синевато-багровым, таким же, как тонкая, злая полоска его губ. Они продолжают танцевать, по очереди суля мне совращение и разрушение, как кружащийся двуликий Янус. Какая-то часть меня подозревает, что это привычная для них сцена, которую они разыгрывают, чтобы завести друг друга, другая часть меня готовится к битве, но вдруг краем глаза я замечаю старшего стюарда и его сальную улыбку. Он сидит в дальнем углу комнаты и явно наслаждается зрелищем. Остальные члены группы, кажется, не замечают моего затруднительного положения. Я спрашиваю у Ронни разрешения спеть следующий номер, он соглашается, и мы начинаем «Friend of Mine» Билла Уизерса.

Я пою, потому что давно знаю по опыту, что пение помогает мне чувствовать себя бесстрашным, как будто нечто в самом акте воплощения песни голосом заставляет меня ощущать себя непобедимым. Кроме того, у меня в руках бас-гитара, и если начнется драка, она послужит мне таким же хорошим оружием, как до того служила инструментом. Тем не менее неспешная песня и теплые, лирические чувства, которые она навевает, внезапно меняют атмосферу в комнате. Все начинают раскачиваться и пританцовывать, а угрюмые любовники, топчущиеся перед сценой, кажется, наконец, чувствуют себя счастливыми. Люди с острова Гоа продолжают играть в карты, но, судя по всему, нам удалось пронять аудиторию, как во время лучших выступлений Last Exit. Старший стюард уползает обратно, на верхнюю палубу, а мы даем лучший концерт этого круиза.