Егерь Императрицы. Кровь на камнях - Андрей Владимирович Булычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну всё, вашбродь, нет у турок более обоза, – удовлетворённо развёл он руками.
– Ваший благородий, подход свободный, стрелять удобно. После того отойти в овраг никто не мешает, – докладывал Гусеву командир дозорного отделения Лазар.
– Сколько их всего в полевом лагере и кто из них там к опушке ближе? – допытывался у разведчика подпоручик.
– Лагерь большой! Перед городом много разный войска стоят, много всяких, и конные, и пешцы ести, – пожал плечами серб. – К опушке леса сипахи ближе, наверное, алай, только потрепанный. Около полутысячи их стоит.
– Ладно, выдвигаемся туда, куда нам наша разведка советует, – принял решение командующий западным отрядом. – Даём быстрые пять залпов и потом бегом в овраг, а после него по камням хребта уходим. Если за нами увяжется хвост, то сбрасываем его и уже с другого бока на Шумлу будем заходить. У нас приказ ротного – туркам у крепости покоя не давать! Бегом, братцы, бегом марш!
– Команде пока осмотреться, приготовиться стрельбе и выбрать себе цели, – показывал на городские предместья Гусев. – Самый первый свой выстрел все дают общим залпом, а потом будут три минуты на россыпной огонь. Кто сколько своих пуль за это время успеет от опушки выпустить и сколько он неприятеля ими поразит, столько, стало быть, от него и будет пользы. Вы, главное, братцы, целиться в спешке не забывайте и упреждение на ветерок берите. Отряд, то-овсь! Целься! Огонь!
Тридцать девять ружей громыхнули одним залпом, а потом забили частой россыпью. На поляне носились и падали люди, ржали кони, гремели заполошные выстрелы. Егеря были уже давно в овраге, а шум в огромном лагере всё усиливался.
– С кем они там воюют, Серёж? – спросил Бестужев у Гусева, перескакивая на валун. – Мы ведь уже минут десять, как по ним огонь не ведём.
– Так у страха-то глаза велики, Лёшка! – усмехнулся подпоручик. – Подожди, вот ещё минут десять там погомонят, в большую кучу все соберутся, а потом ту опушку уже и приступом возьмут. Затем ещё и доложат паше, как они там отчаянно дрались с неверными и вусмерть их напугали!
– Ваше благородие! Пять повозок со стороны Варны на Шумлу идёт, – докладывал старший разведчик восточного отряда. – На передней и на задней подводе по двое турок сидит, а на тех, что в серёдке, только по одному обознику едет.
– Это не наша цель, – отрицательно покачал головой Живан. – Что нам эти пять телег с оборванными ополченцами. Только встревожить более крупную рыбу можем. Нет, нам нужно ждать дальше.
– Господин поручик, мы там баранов разглядели в телегах, ещё и мешки какие-то, корзины, птица в связках, – с нажимом проговорил Цыган. – Потап Савельевич же говорил, что у нас в лагере провианта немного, и весь он длительного хранения. Может, всё же того, по-тихому их в ножи возьмём? Обещаю, они даже и пикнуть не успеют, не то что из свово ржавого ружжа пальнуть!
– Малый обоз с провиантом? – задумался Милорадович. – Небось с села какого-то вывозят, у жителей съестное отобрали и теперь его к своему лагерю свозят? Интересно. Точно сработать втихую сумеете?
– Ва-аше благородие! – протянул с нажимом Лужин. – Обижа-аете! У меня тут целый десяток пластунов, а их всего там семеро. Распределимся и на раз-два всех срежем! Быстрее бы надо, совсем скоро они уже сюда подойдут!
– Ну, давай! – наконец решился офицер. – Только смотри, Федька, если что не так выйдет, ты лично перед ротным ответишь!
– Есть, ваше благородие! Не волнуйтесь, мы вас не подведём!
Селим искоса взглянул на соседа, толстого Айкута, только недавно назначенного старшим в их обозный десяток, и, чуть подстегнув вожжами лошадок, затянул старинную песню. Было жарко. Всех давно разморило, а до Шумлы оставалось ещё часа два езды по тряской дороге. Скорее бы сдать этих баранов да завалиться спать в теньке. Но вот, наконец, их обоз заехал в буковую рощу, и здесь уже стало гораздо прохладней. Вот теперь весь оставшийся путь у них уже пойдёт по лесу, и это было хорошо.
Свою смерть Селим не увидел, на его глазах из придорожного куста вдруг вылетели две фигуры в страшных сетчатых балахонах, сверкнули кинжалы, и из горла Айкута ударил фонтан крови.
– А-а-а! – обозный успел только лишь вскрикнуть. Сзади, с боку раздался какой-то шорох, затем резкая боль, и всё – темнота…
– Ну вот, вашбродь, а вы переживали, – качал головой Цыган, обтирая травой кровь с клинка кинжала. – Зато мы теперь на целую неделю вперёд со свежим провиантом. А вам Савельич лично лучшую часть ягнёнка на костре запечёт, вот помяните моё слово!
– Ладно, молодцы, ловко сработали, – похвалил пластунов Милорадович. – Я и до десяти не успел досчитать, как вы всё здесь закончили. Теперь загоняем телеги в лес, распрягаем, а на лошадей вьючим всю провизию и быстрей к лагерю. Но половина отряда остаётся со мной на дороге. Нам ещё османов нужно будет пощипать.
Четырнадцатого июня возле Туртукая переправился через Дунай генерал Салтыков. Румянцев в этот же день начал её восточнее – возле Гуробал. Пятнадцатого числа на правом берегу были все основные силы русской армии. Три тысячи турок Мустафы-паши, стоявшие лагерем у Рущука, пытались было помешать переправе Салтыкова, но были им разбиты наголову и бежали в крепость. Генерал, преследуя их, обложил её и отбил силами Апшеронского полка первую вылазку.
Корпус Румянцева взял в осаду Селистрию и заблокировал в ней большие силы неприятеля. Турки несколько раз пытались вырваться из неё на оперативный простор, но каждый раз они несли большие потери и были вынуждены оставаться в крепости.
Бригада Энгельгардта, демонстрируя активность, на виду у турок готовила переправу под Видином и Турно.
Генерал-поручик Каменский, дав войскам после биты под Козлуджи неделю отдыха, продолжил затем своё движение в сторону Шумлы. Семнадцатого июня им был взят Эни-Базар, восемнадцатого стоящее на селистрийской дороге село Алибаба, а двадцать первого Разград. Русские части были в шестидесяти верстах от Шумлы. А казачьи и гусарские разъезды вышли к самой крепости.
– Спокойно, станичники! Свои! Опустите оружие! – перед вскочившими от костра казаками стояла фигура в сетчатом, обсыпанном травой и листьями балахоне.
– Да кому ведь и волк за свово будет! Кто ты, мил человек? – немолодой, крепкий десятник с красным обветренным лицом окинул цепким взглядом окружающие кусты. Из них на казаков глядело сейчас десятка три ружейных стволов.
– Капитан Егоров, отдельная особая рота егерей главного квартирмейстерства первой армии!
Лохматка спала, и перед станичниками предстал молодой офицер в зелёном доломане с Георгиевским крестом
