Первый и непобедимый - Юлия Галанина

«Броня, как доспех, алмазные клыки и когти, — думала я, вздыхая. — Ну как такого погладишь?»

«Погладь… — милостиво разрешил дракон. — Я почувствую».

Я медленно подняла руку и ладонью коснулась его крыла. Словно волна, сладкая и одновременно щемяще-горькая, прошла от руки по всему телу, растаяла в каждой частичке.

Тихо, осторожно и ласково я гладила крыло дракона, и у меня всё сжималось внутри, а голова кружилась, словно от полёта и плыло перед глазами.

Опустив ресницы, я касалась нежной поверхности крыла, таяла и боялась, что разревусь по новой оттого, что мне так хорошо, как не было никогда и нигде.

— Мне тоже… — шепнул дракон. — Спи…

— А ты почему спать не залёг? — спросила я тихо-тихо.

— Почему-почему… Потому… Заляжешь тут, как же, — пробурчал дракон. — Когда то зовут, то ругают, то задыхаются, аж оторопь берёт, то посуду бьют. А потом не зовут.

— Да мне без тебя нормально, я же уже сказала.

— Да? А что же тогда про компот думаешь? — обиженно фыркнул дракон.

— Подслушиваешь? — возмутилась я.

— Не подслушиваю, а слышу, — как в старые добрые времена отозвался золотой дракон. — И нечего было так болезненно ревновать: не пел я ни с кем. Сам удивляюсь, почему.

— Я тебя не ревновала!!! Очень надо…

— После Дня Весеннего Равноденствия на башне резиденции представительства Ракушки в Шестом Углу Чрева Мира, если пользоваться вашей громоздкой терминологией, — сухо уточнил дракон.

— Это у меня живот болел, — не менее сухо уточнила я. — Спокойной ночи.

— Взаимно.

Закат догорел, там, за крылом, мир окутала прозрачная тьма. Вызвездилось чистое, холодное горное небо.

И над впавшими в оцепенение горами, над спящими на их вершинах снежными шапками, под крупными яркими звездами пронесся глубокий драконий вздох, полный искреннего сожаления:

— Эх, надо было мне, дураку, тогда потерпеть… Возись теперь с вами, мелюзгой хвостатой…

— От хвостатого слышу, — огрызнулась я и, улыбаясь, уснула.

Ночью мне снилась та мелодия, — хотя не знаю, как может сниться музыка. А вот снилась, ясно-ясно, чисто-чисто…

И когда я проснулась и лежала, не открывая глаз, она не исчезла, так и продолжала звучать во мне счастливой радостью.

Я открыла глаза — и увидела закопчённый чайник.

Всё понятно, сказка кончилась… Мелодия, почему-то, не исчезла, но…

«Ты же сама понимаешь, что так лучше… — шепнул дракон издалека. — Зато теперь, когда будешь со своим мужчиной, вспоминай нашу песню, раз уж не можешь без неё. И не думай о компоте».

Я промолчала. Опять защемило сердце.

«Ну не сердись. У нас даже время течёт по-разному».

«И даже говорить не будем?» — спросила я безнадежно.

«Нет. Слишком больно…» — отозвался тихо дракон.

«Береги себя, — выдохнула я. — В горах холодно и опасно не только людям… А мне надо хотя бы быть уверенной, что ты живой…»

«Хорошо…» — донеслось эхом.

И снова тишина. Вот и всё…

Потянуло дымом, и я открыла глаза. Надо возвращаться на землю. Больше похожий на свою тень Ряха, весь какой-то тёмный, с провалившимися глазами и воспалённой кожей, туго натянутой на скулы, выступающие над впалыми щеками, разводил костёр.

Я перевела взгляд с Ряхи на чайник. Чайник держался молодцом. Рядом с ним увидела расстеленный на траве мешок и оружие, аккуратно на нём разложенное.

И тушу кого-то недавно убитого.

Я приподнялась на локте.

— Сырую печень есть умеешь? — спросил Ряха.

— Не-а…

— Тогда жди, пока мясо сварится. Сейчас в чайнике поставлю.

— Откуда мясо?

— А я знаю? Загнулся на горе, очнулся здесь. Солнце спину печёт. Встал. Смотрю — вода. Ты в сторонке валяешься, а лицо блаженное. Коза дикая лежит. Теплая еще. Освежевал. Печенью подкрепился. Хорошая коза, жирная. Жир от боли в груди помогает, если его растопить и горячим пить. Теперь ты отвечай, что тут было.

— Драконы нас спасли, — выдавила я. — Точнее, дракон. Вот и всё.

— Золотистый такой, да? — уточнил Ряха. — Кружил тут такой.

— А при кашле ещё жженый сахар помогает, — задумчиво сказала я. — А лучше всего лежать под одеялом и горячее молоко с медом и маслом пить.

— Нам и до сахара, и до мёда, и до масла пилить и пилить, — вздохнул Ряха. — Но мы уже по другую сторону гор. Сейчас мясной навар заделаем — это будет вещь.

— Я ещё посплю, ладно? — сказала я.

— Спи, коли охота, — отозвался Ряха, разделывая козу.

Я повернулась на бок, подложив локоть в качестве подушки под щёку, и уснула.

Глава двадцать третья

СОЛНЦЕ ПРИПЕКАЛО

Солнце припекало. Я ворочалась во сне, отворачивая от него лицо и подставляя спину горячим лучам.

Проснулась во второй раз уже ближе к вечеру, зверски голодная, спокойная и злая. Веселиться было не с чего, но жить-то надо. Значит, будем. Наверное, дракон прав.

Встала, разминая затёкшие косточки, и принялась осматривать место, куда мы попали. Это были последние горы, за которыми лежала новая долина. А если смотреть из долины — как первые ступеньки громадной лестницы, уводящей в небо. Дракон перенёс нас на террасу, с которой начинался ровный спуск вниз.

Лежащая внизу земля расстилалась передо мной, как на ладони. Поля, леса, реки и озера. И здесь тоже было море на горизонте, которому я обрадовалась, как родному.

— Мы попали куда надо, — сказал Ряха, подходя и становясь на краю. — Выбрались западнее Шестого Угла, здесь начинаются открытые территории, такого бездорожья, как в Отстойнике нет, беги, куда хочешь.

— А ты здесь был?

— Нет, проезжал по пути в Отстойник.

— Но тебе нравится? — уточнила я.

Ряха придирчиво осмотрел сверху раскинувшуюся перед нами землю. С горы она смотрелась как игрушечка.

— Нормально, — сказал он свой диагноз.

— Ну вот, это и есть твоё королевство, — сообщила я, решив выполнить своё перед ним обязательство и покончить с этим. — Теперь думай, как сделать так, чтобы оно тоже об этом узнало.

— Моё, говоришь? — почесал затылок Ряха и осмотрел свои новые владения ещё раз. — С землей здесь получше, чем в Отстойнике. Леса похуже, но тоже мощные, охота, наверное, неплохая. И бухта удобнее. Ладно, пойдёт.

— Не кривись, бери, что есть, — сказала я, пока не понимая, серьезно он говорит или нет. — Другого я тебе предложить не могу.

— Думать буду. И думать я буду долго, — уточнил Ряха, вглядываясь из-под ладони вдаль, пытаясь рассмотреть город у моря, поблёскивающий белыми башенками. — Такие дела с бухты-барахты не решаются. Так что завтракай, то есть ужинай.