Терпение дьявола - Алексей Соколов

– Право же, голубчик, у вас было такое лицо, что удержаться оказалось выше моих сил. Неужели вы полагаете, что я или кто-то из моих коллег в других лабораториях настолько оторваны от реальности? Отнюдь. Увы, но мы тоже живем в мире тотальной коррупции и такой же тотальной лжи и подлости. И поэтому мы убеждены, что, пока человечество не избавится от глупости, жадности и злости, оно не будет достойно подобных открытий. А люди, как мне кажется, не избавятся от этих пороков никогда. «Дух Асклепия» уже уничтожен, и мы позаботимся, чтобы подобных проектов больше не было – уж поверьте. А за мой специфичный юмор нижайше прошу прощения. Я ведь тоже человек.

Сапсан выдохнул.

– Ну и шутки у вас, профессор!

– О, вы еще, наверное, с профессором Цукренко не знакомы. – Сняв очки, Базаров принялся протирать их краем халата. – Вот в прошлом году…

Но Сапсан уже не слушал, старательно приводя к некоему подобию порядка творящийся в голове сумбур. Чтобы удостовериться в реальности происходящего, он пару раз даже ущипнул себя за предплечье. Вот будет потеха – проснуться в «столыпине» и воззриться с верхней шконки на макушки двух уголовников, с которыми весь сон пропутешествовал.

Нет, не помогли щипки. И нога болит по-настоящему. А значит, все вокруг – явь. Настоящая, но все равно какая-то невозможная. Расстилайте красную дорожку, благородные доны! Спаситель человечества сталкер Сапсан шествовать изволит! Смех смехом, но верится с трудом…

Его размышления и профессорские воспоминания прервал стук в дверь.

– Разрешите, Эдуард Эрнестович?

Увидев на пороге сутулую фигуру, Сапсан едва не подскочил на койке.

– Колода!

– Оклемался, мастырщик бешеный. – Старый вор, облаченный в новенький лабораторный халат, подошел к сталкеру и осторожно обнял его за плечи. – Только не жди, что я за ногу извинюсь.

– Да иди ты. – Сапсан расслабленно откинулся на подушки. – Рассказывай давай!

Колода покосился на Базарова. Профессор махнул рукой:

– Можно, если он сам не устал.

Сапсан энергично мотнул головой.

– Тогда, если что – дежурный лаборант за стенкой. Но вы, Юрий Михайлович, все-таки подумайте над моим предложением. Очень занятный у вас случай, очень…

С этими словами ученый вышел из палаты. Колода кивнул на затворившуюся дверь и уважительно произнес:

– Не голова у Эрнестыча, а Дом Советов. Он тебе про Асклепия рассказал?

– Ага. – Сапсан самодовольно потянулся. – Получается, мы с тобой мир спасли, да?

Старый вор не ответил. Сев в кресло, он исподлобья посмотрел на сталкера и спросил:

– Тебе что привиделось?

– Ничего не привиделось, просто Питон лучшим другом стал. – Сапсан поморщился, вспомнив, как собирался бежать со спортсменом наперегонки. – И ревизор, урод телепатический, Дудонькой меня назвал. А тебе?

– Мусорские рожи, – скрипнув зубами, процедил Колода. – Самая сволота беспредельная пришла из всех, кого в жизни перевидал. Баню устроили с такой давиловкой, как уже и не умеет никто.

– Ревизор – это не «никто», – протянул Сапсан. – Говорят, он, когда людей с оружием зомбирует, то сначала из них себе охрану строит, чтобы спокойно по Зоне ходить, а потом, когда новых зомби находит, старых сжирает. Этот гад так мозги выворачивает, что и не поймешь ничего до тех пор, пока он тебе в горло не вцепится. А может, и тогда тоже не поймешь.

Зэк усмехнулся.

– Да мне уж Эрнестыч порассказывал. Они тут как раз что-то такое изучают. Пси-поля, телекинез, еще что-то хитро-мудрое.

– Удивляюсь, как ты соскочил?

– А я, Игорек, и не залезал никуда, чтоб соскакивать. Представь, что сидишь ты в голой хате-одиночке без оконца, где только шконарь, на котором лежать получается поджав ноги и боком. В углу дальняк без крышки. Смыв работает, когда цирику захочется, – хоть раз в час, хоть раз в сутки, а хоть и каждую минуту. И в любой момент могут на допрос вытащить. Следаки меняются, часов или хотя бы календаря в кабинете нет, сколько времени ты там, сколько в хате, сколько вообще прошло – не знаешь. Только вопросы, которые вроде бы и разные, но все равно одинаковые. Не захочешь, а запоешь. Но в натуре петь нельзя, потому что реальный расклад по чужому свисту тебе никто не сольет, а ссучиться, сам понимаешь, западло. Вот и крутишься, как вошь на гребешке, чтобы и самому не уехать, и корешей на вышку чужими ходами не отправить. – Предавшийся воспоминаниям Колода возвел глаза к потолку. – Вот это ревизоры были, да! Вашим Кашпировским недоделанным до них как опущенцу до короны. Запугать, замазать – выкусите. Пуганый Колода. И мазаный.

Слушая старого вора, Сапсан задумчиво ощупывал повязку на больной ноге.

– Значит, ревизор до тебя не добрался, – сказал он. – А как мы здесь очутились?

– Ну поначалу я тоже чуть не сдал. Башку ломит, руки-ноги сами по себе. А потом как будто резко переклинило и махом отпустило. Смотрю – Питон уже чешет куда-то, ты автомат за ствол поднял и за ним шаркаешь. Кричу – не отзываешься. Я вперед забежал, назад тебя толкаю, а у тебя в зенках порожняк стоит. Как две стеклухи в натуре. Ясен-красен, что дурит вас кто-то, как меня пытался. Ну я перо подхватил и в ляху тебе саданул. Думал, отпустит тебя хоть чуток. Ты еще шагнул, а потом – брык – и повалился. Вот и тащил тебя, пока мощей хватило. А к ночи братовья на нас вышли, Гришка с Толиком.

Сапсан удивленно вскинул брови.

– Медведь и Профессор? Это они меня сюда…

– Они, да. – Кивнул Колода. – Приволокли и почти сразу отчалили. Сказали, что за твоим шмотьем. Привет просили передать, пламенный. И взгляд у обоих был, как у дедушки Ленина, – добрый-добрый.

Думать о таком неожиданном спасении сталкеру было неприятно. Медведь со своим братом, конечно, честные бродяги. Но если Скряба рассказал им о его выходке, то как же теперь быть дальше? Вход в родной бар, скорее всего, заказан навсегда, а начинать с самого начала, потратить еще год или даже больше, чтобы снова вернуться… к чему? И надо ли к этому вообще возвращаться?

Постепенно выхватывая из памяти отдельные фрагменты произошедших событий, сталкер подступил, наконец, к самому главному.

– А что с золотом, старче? – спросил он.

Колода встал с кресла и медленно, стараясь не шуметь, подошел к двери. Прислушался. Видимо убедившись, что все в порядке, он вернулся к койке и негромко ответил:

– Пока ты на погосте в отключке валялся, я его обратно заховал и притоптал как мог. Потому что теперь, кроме тебя, никто не имеет на него права, понял?

Глядя на посуровевшее лицо старого зэка, Сапсан все же решил узнать последнее, что интересовало его в этот момент:

– Значит, в первой могиле… Да?

Колода ссутулился и сел на кровать. Немного помолчав, он шумно сглотнул воздух и прошептал:

– Родила она, Игорек. Двух сыночков мне подарила. Мы еще заранее условились, что если девочки будут, то она, а мальчонкам я сам имена дам. Вот в честь Калачянов их и назвал, а сам завязать с делишками решил накрепко. Гулять мы однажды пошли, новую коляску обкатывать. Светлана дома осталась – роды плохо дались, болела. Я ведь тогда молодой был, гордость прет. Как же – богатый папаша, два наследника. Выпил, как думал, всего ничего. Бомбила тот тоже сильно на кочерге оказался. Так и встретились мы, на перекрестке. Им ведь только месяц был…

Зэк снова умолк и зажмурился. Сквозь его стиснутые зубы прорвался не то кашель, не то всхлип. Вцепившись дрожащими пальцами в колени, Колода продолжил:

– У меня на руках они умерли. Прямо там, на дороге. Светлана до следующей ночи держалась, а потом не смогла – повесилась… На том кладбище уже давно никого не хоронили, но я замохнатил где надо, устроил, чтоб никто их не тревожил. Так все и кончилось для них. Один я, видишь, остался.

– А водитель тот? – тихо спросил Сапсан. – Сколько ему дали?

Колода открыл глаза, молча встал и направился к выходу. Уже взявшись за ручку двери, он обернулся и бесстрастным голосом ответил:

– Не дожил он до суда, вены вскрыл. Вдоль резал, как надо. Следаки сказали, что сам. Ладно, пойду я. Выздоравливай.

Он вышел.

Взяв со стойки высокий пивной бокал, толстый бармен придирчиво посмотрел через него на свет висящей под потолком лампы. Бокал был чист. Как и остальные двадцать девять. Тяжело вздохнув, бармен поставил стакан на место и в который уже раз за это утро обвел скучающим взглядом пустой зал своего заведения. Может, хоть бумажка под каким-нибудь столом завалялась? Нет, все прибрано – Пашка-полотер знает свое дело.

Ничего, недолго ждать осталось. Сегодняшним вечером здесь будет шумно. Шумно и грязно. Так всегда бывает через два дня после заката Серой радуги, когда сталкеры возвращаются из разведывательных рейдов. Сейчас ведь артефактов – что грибов после дождя. Вот и шерстят бродяги посвежевшую Зону, набивают контейнеры хабаром. Как потопаешь, так и полопаешь – этот закон по обе стороны Периметра работает одинаково.