Шизофрения - Наталия Вико

— Вань, а Вань, ты не поверишь! — ангельская интонация ей вполне удалась. — Я у такого классного мужика в гостях была, — доверительно, как лучшей подружке, сообщила она.

Рот Ивана Фомича непроизвольно приоткрылся, медленно выпуская воздух, заготовленный для очередного крика.

— Он к обеду сюда обещал караван верблюдов прислать с дорогими подарками, — голосом легковерной провинциальной дурочки поведала она. — Замуж вот меня зовет. Влюбился с первого взгляда. Я думала, такого не бывает, — лукаво посмотрела на сдувшегося крикуна.

Тот смущенно потупился, меняя багровые пятна на лице на застенчивый румянец.

— А ты тут орешь, как белый медведь в жаркую погоду. Народ пугаешь, — Александра указала на замершего охранника-араба.

— А почему это вы не здороваетесь?! — нервно вступила Стелла Петровна, пытаясь вернуть разговор в правильное русло.

— Ой! Стелла Петровна! Дорогая! Здравствуйте! — радостно воскликнула Александра. — Желаю вам хорошего дня и долгих лет жизни!

Стелла Петровна, поджав губы, выпала из беседы, пытаясь переварить услышанное.

— Я… я — волнуюсь, — наконец, пролепетал Иван Фомич. — Дежурный доложил, ушла, домой не возвращалась, не ночевала! А я тебе папайю утром хотел занести попробовать, а тебя нет, — скороговоркой выпалил он.

— Какую еще папайю? — удивилась она.

— Папайю. Египетскую. Ты говорила, что не ела. А я ж беспокоюсь! Я за тебя отвечаю! — извиняющимся тоном пробормотал он.

— Я не глухая! Вы не здоровались! И не надо врать! — снова попыталась ввязаться в схватку Стелла Петровна.

Не говоря ни слова, побледневшая Стелла Петровна послушно удалилась.

«Благотворное влияние Востока», — сделала вывод Александра.

— Насчет замуж соврала, да? — ласково спросил Иван Фомич.

Александра неопределенно повела плечом.

— Так я принесу папайю? — спросил он, с отцовской нежностью глядя на блудную, но оттого еще более любимую дочь…

…За перегородкой у двери лифта, держась руками за живот, сотрясался от беззвучного хохота Зам, похожий на пузатого бога с древним именем Бэс.

— Вы с дипломатического приема? Не успели переодеться? — удивленно спросил Онуфриенко, разглядывая снизу вверх Александру, одетую в скромные белые брючки, дополненные белоснежным шелковым пиджаком, из-под которого выглядывала тончайшая черная блузка, гармонировавшая с аккуратно растрепанными волосами.

— Ага. Сначала хотела, как в детстве, в поход резиновые кеды и школьные рейтузы с растянутыми коленями надеть, да вовремя вспомнила, что постирать забыла, — отшутилась та. — Сумочку возьмите! — указала на объемистый спортивный баул, содержавший все минимально-необходимое для короткой поездки с ночевкой в неизвестное место к неизвестному Гуде. — Только поаккуратней, там много чего разбиться может.

— Как дела? У вас все в порядке? — поинтересовался Онуфриенко, бережно укладывая ценную сумку в багажник такси.

Александра неопределенно пожала плечами.

— А я послушал ситуацию утром и думаю, кто это на тонких планах меня дергает?

— Неужели я? — она сделала вид, что поразилась, хотя и вправду несколько раз сегодня вспоминала «объект исследований».

Онуфриенко понимающе улыбнулся и распахнул дверь машины…

«Такси катилось по ночному Каиру, унося ее в неизвестное…» — вспомнила Александра строчку из шпионского детектива, когда-то очень давно прочитанного в метро по дороге домой, а может, наоборот, в институт. Детектив был скорее всего паршивый. Потому что кроме этой будоражащей воображение фразы про ночной Каир и неизвестность ничего не запомнилось.

Сидящий на переднем сиденье Онуфриенко молчал. То ли завис на тонких планах, то ли вспоминал размолвку с Алиной из-за летающих фараонов или обдумывал текст покаянного письма своей пассии. В том, что они любовники, Александра почти не сомневалась. Иначе, с чего бы это Алине так ревновать и нервничать из-за того, что она с Онуфриенко знакома и что он взялся сопровождать ее в пирамиду?

«Он, конечно, необычный человек, — думала Александра, с любопытством поглядывая в окно машины, везущей ее по вечернему городу в сторону плато Гиза к пирамидам. — И, похоже, изучает меня, так же, как и я его. Наивный ловец потоков женского сознания! Женщину не то что изучить — понять невозможно. Потому что женщина — воплощение тайны! — Мысль показалась ей оригинальной, хотя немного феминистической. — Впрочем, что плохого в феминизме? Если есть женщины, которые не умеют управлять мужчинами — пусть дерутся за свои права».

Внезапный порыв ветра прошуршал песчинками по стеклам такси. Потом еще один — сильнее. И еще. Водитель поспешно закрыл окно.

— Хамасин, — обеспокоенно сообщил он пассажирам.

— Хамасин, — повторил Онуфриенко. — Не по сезону, — озадаченно сказал он и повернулся к Александре. — Хамасин не по сезону — это знак!

Заметив недоуменный взгляд Александры, пояснил:

— Мир вокруг нас полон знаков, которые надо уметь читать, чтобы выбрать правильный путь.

— Уже заблудились, Александр? — насмешливо спросила она. — Предупреждаю заранее, на меня не рассчитывайте — у меня географический кретинизм, — решила сыграть в блондинку.

— Главное, не заблудиться в самой себе, — глубокомысленно сказал Онуфриенко, — а с топографией мы справимся. Всегда ношу с собой, — похвастался он, с торжественным видом извлекая компас из кармана.

— Чтобы знать направление на Мекку для совершения намаза? — не преминула пошутить Александра. — Вы, помнится, вчера были даосом? Неужели вы так переменчивы?

— Религии — для людей, а не люди для религий, — изрек он очередной афоризм.

«Надо же, какой простой ответ на сложный вопрос», — подумала она.

Ветер стих так же внезапно, как и начался. Такси остановилось на площади, освещенной по периметру яркими фонарями.

— Приехали. Прошу на свободу! — Онуфриенко вылез из машины и с удовольствием потянулся.

Александра последовала его примеру — тоже вышла и тоже потянулась.

— Сломали что-то? — поинтересовался Онуфриенко, привлеченный легким хрустом, который издал ее выгнувшийся позвоночник.

— Не надейтесь, — буркнула она и огляделась.

Они стояли возле небольшого дома, окна которого на первом этаже были превращены в витрины, заставленные сувенирами и манящими разноцветными пузырьками, бутылочками и хрустальными флаконами с ароматическими маслами. Справа в дальнем конце площади под фонарем виднелась опущенная рука черно-белой зебры шлагбаума, с сидящим около него военным, слева — кафе, из открытых дверей которого доносилась восточная музыка.

— Ну, и где ж ваши пирамиды? — поинтересовалась она.

— Завтра увидите, — загадочно улыбнулся Онуфриенко.

Таксист, выгрузив багаж у двери магазинчика и получив деньги, весело махнул рукой, резко нажал на газ и скрылся за поворотом, обдав их облаком пыли. Онуфриенко чихнул. Потом еще. И еще раз.

— Простудились?— не преминула поинтересоваться Александра.

— Не надейтесь, — передразнил ее Онуфриенко и с важным видом показал на парфюмерную лавку. — Жить будем здесь!

— Здесь?!

— Ага, здесь, — Онуфриенко забарабанил в железные ворота рядом с входной дверью.

— Это гостиница — на всякий случай поинтересовалась она, — или частные апартаменты?

— А что вам не нравится?

Александра не нашла, что ответить, потому что внутренний антагонизм между возможностью ночевать рядом с парфюмерией и невозможностью продемонстрировать припасенный гардероб еще не был улажен.

— Это такое, я вам скажу, место! — воскликнул Онуфриенко. Здесь такие люди бывали! У-у-у-у, — восторженно-уважительно протянул он.

— Духи, пудру, одеколон покупали? — не удержалась она.

— Ну, да, ну, да, — Онуфриенко недовольно поморщился. — Знаменитые! Великие эзотерики! Сын Кейси, например, знаете такого?

Александра кивнула, хотя сына Кейси не знала и решила впредь быть поаккуратнее с репликами.

Онуфриенко снова постучал в ворота.

— Значится, актеры всякие, — продолжил он. — Ширли Мак Лин, к примеру. Писатели известные. Место такое, так сказать, интернациональное, со всего мира люди едут.

— Они что, прямо-таки специально едут жить в парфюмерной лавке? — снова не удержалась Александра, но успокоила себя тем, что еще в машине начала играть роль блондинки, которой прощается все.

Онуфриенко хмыкнул и отошел на дорогу. Задрал голову вверх, видимо пытаясь по свету в окнах обнаружить признаки жизни в доме.

— Сейчас откроют, – уверенно пообещал он.

И действительно, ворота, наконец, отворились, и перед ними предстал высокий темноволосый мужчина с радостной улыбкой на лице — не американской — проходной, а гостеприимной — египетской, отражающей неимоверное счастье от встречи именно с вами, а не с кем-то другим, и с распростертыми объятиями ринулся к гостю.