Американец - Борниш Роже

— В Италии это сделать не удастся! Ни одно государство не выдает другому своих преступников…

— Вы мне уже порядком надоели со своей Италией! Он вынужден был уехать из Америки и прячется где-то на границе с Францией… Поговаривают, что он расправился со своими дружками, сдав их ФБР. Говоря между нами, жаль, что он там насовсем не остался, в своих Штатах, из него получился бы хороший «жмурик»… В этом случае он бы уже не смог приставать больше к Лилиан!

Судя по всему, утренние открытия еще на закончились!

— Что ты несешь? Мафия будет искать Рокко?

— Не вся, конечно. Ему покровительствовал дон Кало Пуццоли, теперь же он дал дуба. А новый крестный отец, дружок Гвидони, усача из Нью-Йорка, тоже в бегах… Поэтому Американец уверенно себя чувствует. Откровенно говоря, ему нужно хорошо отличиться, чтобы оправдаться и чтобы у него все кости были целы! Провернуть крупное дело для Организации. Тогда он опять будет на коне…

Я пожал плечами:

— Лично мне это ничего не дает. Он итальянец, и в Италии я с ним ничего не смогу сделать. Остается только сожалеть об этом.

— Хорошо, а во Франции?

— Это уже другое дело! Ведь на нем висит дело Нели…

Лицо папаши Массьяка преобразилось, глаза посуровели.

— Нели? Вовсе нет. Придется вам кое-что открыть, инспектор. Может быть, это вас даже удивит… Видит бог, как я его ненавижу, этого Американца, и как бы я хотел с ним расквитаться. Но в данном случае вы заблуждаетесь: не он пришил старух в Нели!

Мой удивленный вид вызвал у него сдержанную улыбку. Я промямлил:

— А что делать с отпечатками его пальцев?

— Действительно, там были его отпечатки… Только он пришел воровать… Уже в комнате увидел, что сейф открыт. Кто-то его опередил! Обнаружив трупы, он уронил лампу! Назад уходить пришлось тем же путем, как и проник сюда. Эта операция не принесла ему даже ломаного гроша! Если вы хотите найти преступника, то поищите его внимательнее в окружении старух, среди тех, кто у них работал. Американец занимается чем угодно, но только не убийствами.

— Болтай-болтай! Тогда помоги мне раскрыть дело в Нели, и я что-нибудь сделаю для тебя…

— Вы никак не можете мне помочь, и мне ничего не надо… Единственно, о чем я прошу, так это схватите Рокко, когда он будет во Франции. Но сделайте это тихо, пусть он оставит в покое мою жену… Хорошо?

— Хорошо-то хорошо, но как это сделать?

Папаша Массьяк встал, шлепнул ладонью по стеклу, пожал мне руку.

— Что касается ограбления в Нели, то я и так сделал вам хороший подарок: займитесь человеком, устанавливавшим охранную сигнализацию… Так, просто совет. У Лангуста был дружок — электрик, но информацию он получил от одной девчонки. Что же касается меня, то я не полицейский. Хотя, по-моему, будь я на вашем месте, я продвинулся бы гораздо дальше в расследовании этого дела. Поживем-увидим. Привет…

Папаша воспрял духом. Мысль о мести красавцу Американцу и Лангусту его несколько омолодила. Некоторое время спустя он даст мне еще и информацию о прибытии Рокко во Францию. Именно так и будет, я это чувствую.

Остается только ждать. Постучим по дереву, чтобы не сглазить. Пусть только теперь это не понравится Толстяку. Ведь он постоянно изображает из себя Джона Эдгара Гувера…

XXVIII

В полиции часто приходится все начинать с самого начала. Я воспользовался откровениями папаши Массьяка, заточенного в каменный мешок тюрьмы Санте. На улице Лекэн, в квартале Пасси организовали засаду в грузовике, предоставленном начальником гаража в мое распоряжение. Между грузовиком и телефонной станцией, выдающей нам записи телефонных разговоров, не приносящих пока ничего нового, постоянно курсирует Крокбуа. Судя по переговорам, Лилиан либо очень осторожна, либо, наоборот, опровергая мнение своего ревнивого сожителя, сидящего в тюрьме, заявляет о полном разрыве всех своих отношений с Американцем и Лангустом. У нее одна лишь подруга — Пенелопа. Не говоря, конечно, о Шанеле, Герлене и Александре!

Вчера вечером Толстяк подвел итог данной ситуации, заявив мне по телефону:

— Мы не будем стоять лагерем всю неделю. Я выделил в ваше распоряжение пол-отдела. Вашими заботами Пасси превращен в полицейский участок! Вам предстоит вновь встретиться с Массьяком.

— Шеф, пока он не может дать ничего нового.

— Сам знаю! Но я не ваш дружок Гувер, ясно? Если до послезавтра у вас не будет новостей, мы разблокируем улицу… Понятно? А по вопросу Нели?

— Я занимаюсь этим делом…

В действительности же я этим вовсе и не занимался. Хотя работа все равно продвигалась вперед. Правда, без ведома Толстяка. Как-то, выходя из Сюрте, я зашел в бистро, что находилось напротив. Меня привел сюда страшный мороз, я заказал себе выпивку, и тут взгляд мой упал на телефон, стоящий рядом с кассой. Решительно, молодежь мужает вдали от дома: внезапно пришло желание зарыть в землю топор войны с префектурой полиции… Набрал номер Турбиго 92.00. Занято. Подождал немного, сомнения меня не оставляли. А вдруг Вьешен узнает об этом… Тем хуже. Набрал Дантон 44.20. Этот номер свободен.

— Помаред, слушаю вас.

Представляю, как должен удивиться этот инспектор-артист, поэт из уголовной полиции.

— Говорит Борниш из Сюрте.

На три секунды воцарившееся молчание свидетельствовало о том оцепенении, в которое впал абонент на другом конце провода.

— Да, слушаю вас.

— Мне нужно встретиться с вами, есть разговор. Я думаю, минут на десять, не больше. Надеюсь, что вы об этом не пожалеете.

На том конце снова молчание. За окном крупные хлопья снега пустились в пляс в бешеном вихре. Аромат кофе щекотал ноздри… Если Помаред и дальше будет молчать, если будет очень привередлив, то тем хуже для него: передам информацию кому-нибудь другому. Ведь он же не предупреждал меня, что приедет на Корсику арестовывать Гравону, пытаясь обойти меня на моем же участке и схватить Маладжионе?[7]

— Это, случайно, не по делу Ла Морлиер?

У Помареда есть нюх, с этим никто не будет спорить. Он верен самому себе. Я не произнес ни одного имени, а он уже обо всем догадался…

— Может быть, — ответил я, стараясь себя ничем не выдать. — Вы можете быть минут через двадцать в «Кафе дю Пале»?

— Да, но только не позже!

Очень любезно с его стороны! Выпив кофе, я пошел до остановки двадцать первого автобуса, на мою шевелюру падали крупные хлопья снега, что, вероятно, делало меня похожим на бредущего по тротуару снеговика. Продавщица газет совсем окоченела, бедняжка! Этот чертов автобус долго не приходил, я начинал понемногу замерзать.

Наконец-то! Двадцать первый высадил меня около величественной решетки Дворца Правосудия. В «Кафе дю Пале» не просто тепло, здесь жарко. В зале царило оживление от разговоров полицейских, адвокатов и судейских чиновников, встретившихся здесь перед тринадцатичасовым заседанием. Помареда, спрятавшегося за кассу, я нашел по его необычной для данного заведения одежде: костюму, напоминающему цветом мех крота, и галстуку, завязанному большим узлом. Он удобно устроился со стаканом воды. Любезная улыбка, рукопожатие. Наступил исторический момент: предстоит перешагнуть через долгие годы войны с конторой, которую он представляет…

— Что за погода? — Этими ничего не значащими словами приветствую его и устраиваюсь напротив. Позади себя обнаруживаю крупного смуглого коллегу, прислушивающегося к нашему разговору, но ему для этого явно не хватает профессионализма. Итак, Помаред прибыл не один. Не перестает опасаться, что я могу устроить ему западню здесь, в филиале Дворца Правосудия!

— Слушаю вас, — серьезно произносит он, не расцепляя пальцы.

Мне нравится такой тон. Напоминает преподавателя, вызывающего ученика к доске. Возникает желание на этом же и закончить нашу встречу. Но приглашение-то последовало с моей стороны… Более того, ему предстоит оказать мне услугу. Нравится это Толстяку или нет, но я не могу гнаться за двумя зайцами одновременно.