Перевёрнутый мир - Елена Сазанович

– Если бы не она… Я бы, пожалуй, погиб. Она мужественно терпела все мои безобразные выходки, пьянки, оскорбления. Я ведь даже чуть не сжег дотла наш дом. Она вытащила меня, полумертвого, с самого дна. Это удивительная женщина…

Ростик медленно поднял голову и удивленно на меня посмотрел. Похоже, из всех новостей его поразила именно эта. К предательству, подлости и даже смерти в том мире он был готов. Но только не к благородству. Похоже, он знал другую Вику, холодную, надменную железную леди, которая пыталась спасти их брак разве что нравоучениями.

– У вас замечательная жена, – тихо сказала Валька и шмыгнула носом. – Я, пожалуй, столько бы терпеть не смогла. К счастью, у меня идеальный муж. А ваша жена вас, наверное, очень любит.

– Вот это я не знаю – кого она по-настоящему любит. – Я наклонился и погладил Чижика, клубочком свернувшегося у моих ног.

– Она именно вас любит, – неожиданно подал голос Ростик, неотрывно глядя на меня. – Не каждого вытаскивают с самого дна. Некоторые сами выкарабкиваются. Вам повезло.

– Да, мне очень повезло.

Валька от перевозбуждения вскочила с места. И заметалась по комнате, размахивая руками.

– Господи, это такая страшная жизнь в кино! А я так верила, что там здорово, весело. Джакузи, рестораны, верные друзья, счастливые влюбленные. Что все такие благородные и честные! Я так верила! Нет, Даничек тысячу раз прав, нужно выбросить этот дурацкий телевизор на помойку! – Валька со злостью пнула мой дряхлый телевизор ногой, словно он был во всем виноват.

Мне вдруг стало жаль и телевизор, и фильмы, которые были сделаны действительно многими замечательными людьми. И я театрально расхохотался, показав свои безукоризненные белые зубы. Как на плакате, который висел над Валькиным, вернее, моим диваном.

– Успокойтесь, Валя, я всего лишь рассказал идею нового сценария. Это все фантазия, выдумка, гротеск. Это всего лишь кино. А в кино действительно есть много замечательного и доброго. И его действительно не зря любят все. – Я вдруг поймал себя на мысли, что от всей души признаюсь в любви к кинематографу.

Валька в недоумении остановилась и поправила кружевную салфетку на телевизоре. А потом рассмеялась вслед за мной. Ее личико разрумянилось, глазки заблестели, а веснушки стали еще ярче. Она похорошела, Валька. И могла быть мне отличной женой.

Дверь широко распахнулась, и вместе со снегом и ветром в дом ворвался доктор Кнутов. Его щеки горели от холода, а глаза были влажными от ветра. На его кепке таяли снежинки.

– С первыми заморозками и с первым снегом, ребята! – весело приветствовал он нас и, сбросив добротное полупальто, удобно разместился за нашим столом и стал растирать красные продрогшие руки. – Ух, как у вас здорово. И чай горячий. Что может быть лучше чашки горячего чая в морозный вечер.

Тускло светила настольная лампа, весело трещали дрова в печке, на окнах появились первые узоры, с улицы доносились всхлипы метели. Действительно, что может быть лучше в морозный вечер. Но все это мне не принадлежит, даже сам вечер. Я здесь чужой. И мне здесь так хорошо, что я до боли сжал виски. И прикрыл глаза.

– Вам плохо? – испугалась Валька.

– Это все нога, – со знанием дела констатировал доктор. – Боль в ноге может вызывать спазмы сосудов головного мозга. От этого – сильнейшая головная боль. Я непременно должен вас осмотреть.

Я опустил руки на стол, весело постучал пальцами и ободряюще улыбнулся. Я научился играть.

– Все у меня хорошо, доктор. И ничего не болит. А вот вы ошиблись. Я далеко не Овод, и я никуда не возвратился. Я просто приехал в совершенно незнакомые места, чтобы отдохнуть.

Впервые за вечер я заметил, что Ростик расслабился. И даже повеселел. Но это не означало, что я решил сдаться. Я еще надеялся все вернуть. Все, что принадлежало только мне одному. Просто мне не хотелось портить этот чудесный вечер.

– Даник, – обратился я к нему, и он вздрогнул. – Можно я буду вас так называть? У вас прекрасное имя. Простое, как и ваша природа. А вот мне мое имя не по душе. Звучит слишком претенциозно. Ростислав. Сразу вспоминается поток сумасшедших машин, удушающая гарь заводских труб, и много-много людей, так невероятно похожих друг на друга. Даже джакузи не спасает. И так хочется иногда изменить жизнь. Ну, хотя бы поменять ее на этот лес, эту уютную сторожку. Я даже на деревенскую баню согласен. А к ней еще – березовый веничек! И главное – люди у вас уникальны! Никто ни на кого не похож! А вам нравится ваша жизнь, Даник? Вы ни разу не хотели ее поменять?

– Мне очень нравится моя жизнь, я не хотел бы ее поменять никогда и ни на что, – так искренне сказал он, слово положил душу на свою ладонь и протянул мне. И мне было решать, что с нею делать.

– А знаете, молодые люди, вы чем-то похожи. Это к вопросу об уникальности и классификации людей. – Доктор с задорным блеском в глазах повернулся ко мне, призывая к полемике. – Нет, не профессией схожи, не внешностью и подавно не отношением к жизни. А чем-то неуловимым, почти прозрачным…

Еще бы мы не были похожи, усмехнулся я про себя. И уж конечно у нас разное отношение к жизни. Ведь Ростик вдруг стал лесным богом, а я всего лишь остался падшим артистом. А падение богов случается редко. И еще реже – возведение артиста в бога.

– Вот! – доктор Кнутов поднял палец вверх. – Эврика! Нашлось точное слово! Голоса! У вас почти одинаковые голоса. Это своего рода уникум! Людей с одинаковой внешностью встречается гораздо больше, чем с похожими голосами. Безусловно, у Ростислава, – он вновь обратился ко мне, – сразу заметен столичный акцент, а у Даника, – он повернулся к Ростику, – этакий просторечный диалект. Как мудро заметил Даль – лесообильный, что означает – богатый, насыщенный лесом говор. Но если отшлифовать, откорректировать, довести до общего знаменателя…

Про меня он никогда такого не говорил – лесообильный говор, с обидой подумал я. Ростик явно пришелся ему по душе. Ростик ко двору – я со двора. Мне приходилось признать свое поражение.

– А я не замечаю, – пожала недовольно плечами Валька. Она очень любила мужа. И он для нее был уникален.

Чижик выспался, прыгнул мне на колени и стал благодарно лизать мои руки. Хотя благодарить меня было не за что.

– Ты представляешь, папочка, – обратилась Валька к доктору, – вот уникальный случай. Чижик без ума от Ростислава Евгеньевича. Он даже повеселел.

Доктор Кнутов с удовольствием потягивал чай и невозмутимо заметил:

– Ничего уникального, Валюша. Как врач я и этому могу дать вполне простое и научное объяснение. Больные животные зачастую тянутся к новым людям. Срабатывает элементарный инстинкт самосохранения. Новый человек на новом месте не обладает памятью этого места. И животным кажется, что чужие люди привносят новую энергию, новый заряд, новый стимул для жизни. Вы знаете, даже умирающий человек оживает при разговоре с совершенно незнакомым собеседником. Ведь столько времени больного окружали близкие, которые слишком за него волновались и зачастую не умели скрывать свои истеричные переживания. Незнакомец подобной информацией боли за близких не обладает.

Я бы мог с легкостью разбить теорию доктора в пух и прах. Но не стал этого делать. Слишком он наслаждался и ароматным чаем, и снежным вечером, остаток которого он проведет уже без меня. Со своею семьей. Я здесь абсолютно чужой. Но в отличие от незнакомца, про которого так красноречиво разглагольствовал Кнутов, я обладал и памятью места, и информацией боли за близких. И это не давало мне покоя. Но о моих тревогах знал лишь мой двойник.

– Пожалуй, уникальные вещи все же встречаются, доктор. – Я встал с места и приблизился к окну.

Ветер утих. Падал первый снег. Еще робко, ненавязчиво. Словно был виноват, что не вовремя.

– Сегодня я случайно проходил мимо мертвого дерева. Так, гулял в ваших краях, кстати, у вас прекрасные живописные места. Я вам даже завидую, что вы имели счастье здесь родиться. – Я обернулся и слегка поклонился Ростику. И вновь стал смотреть в окно, за которым кружились снежинки на фоне полной, яркой луны. Прямо как вокруг фонаря на моей улице, вдруг с неожиданной грустью вспомнил я о доме в городе. Чей это дом? На этот вопрос я ответить пока не мог. Ростик от него уже отказался. И приму ли его я? – Так вот, я проходил мимо засохшего дуба. Пожалуй, ему уже лет триста. Все мертвое. И ветки, и ствол, и корни. И вдруг я случайно заметил на нем живые листья. Разве такое бывает?

Я резко обернулся. Словно хотел всех застать врасплох. Не оставив ни секунды на раздумье. Валька подскочила к мужу, крепко обняла его за шею и поцеловала в щеку.

– А это расцвела наша любовь. Вот так! Существует в наших краях легенда, что листочки смогут распуститься только тогда, когда дерево почувствует, что здесь живет любовь. Любовь – словно живая вода. Любовь способна воскресить самого безнадежного!

Доктор Кнутов расхохотался и махнул на влюбленных рукой. Похоже, он прятал в рукаве ответ на любой вопрос.