Ветер перемен - Андрей Колганов

Ладно, что-то мои мысли утекли куда-то далеко в сторону. Моя задача – превратить политические установки партии в рекомендации по составлению перспективного плана социалистической реконструкции и указать в этих рекомендациях конкретные пути преодоления или хотя бы смягчения неизбежных на этом пути объективных трудностей.

Глава 21

Ну что, затеем пятилетку?

Прошли майские праздники, и в печати появились материалы очередного Пленума ЦК РКП(б). Вопрос о кадрах, в отличие от известной мне раньше реальности, оказался, как и обещала Надежда Константиновна, в повестке дня. Какие уж там были дебаты, я не знаю – надо будет потом либо у нее, либо у Троцкого поинтересоваться, – но кое-что из наших предложений прошло. Что касается моих первоначальных соображений, то обкорнали их довольно заметно. По высшей школе никаких решений вообще пока не принято. Хорошо хотя бы то, что в постановление записали пункт: «Наркомпросу СССР (тов. Луначарский) разработать предложения по совершенствованию системы высшего образования применительно к предстоящим задачам социалистического строительства». Значит, тут еще можно побарахтаться.

Вот принципиальная директива о переходе ко всеобщему бесплатному начальному образованию была дана, и теперь на майской сессии ЦИК СССР это решение должно принять силу закона. Были одобрены и предложения по расширению каналов финансирования системы подготовки трудовых резервов, в дополнение к принятому решению (в моей реальности это произошло полугодом позже) об отчислении 1 % фонда заработной платы на финансирование производственного обучения. Моя идея о создании всесоюзного органа по профессиональному образованию так и не прошла, – удовлетворились уже принятым решением о преобразовании Главпрофобра Наркомпроса СССР в Комитет трудовых резервов при Наркомпросе. Однако и такое повышение статуса, пусть и небольшое, было шагом вперед. Да и тот факт, что вместо начальника Главпрофобра Е. И. Преображенского во главе комитета встал член Политбюро Л. Д. Троцкий (пусть и подутративший свой былой политический вес), несколько добавлял авторитета этому новому учреждению.

Пассажи о кадрах из речи Сталина на прошедшей партконференции также не остались втуне, и в резолюции Пленума значился пункт о расширении системы технического и экономического образования хозяйственных кадров как с отрывом, так и без отрыва от производства, и были повторены слова председателя Совнаркома о том, что это партийный долг наших хозяйственников. Было также указано на необходимость создать систему персонального прикрепления групп молодых выпускников вузов, направленных на стажировку, к старым специалистам для передачи практического опыта. К моему удивлению, Пленум не прошел и мимо моих собственных инициатив – резолюция о подготовке кадров содержала слова: «Смелее направлять молодых рабочих от станка, проявивших себя в работе производственных совещаний, рабочих комиссий качества и рационализации производства и хозрасчетных бригад, на учебу в высшие и средние специальные учебные заведения по соответствующему профилю». Так, раз хозрасчетные бригады упомянуты в резолюции Пленума ЦК в позитивном ключе, это снимает часть беспокойства за их судьбу.

Что пока осталось в совершенной неприкосновенности – так это дурацкие педагогические эксперименты в области школьного образования. Идея покончить хотя бы с самыми одиозными и непродуманными из этих экспериментов была встречена в штыки еще на уровне Наркомпроса и дальше не пошла. Не натешились еще…

Итак, кадровый вопрос, пусть и не с таким размахом и не такими темпами, как хотелось, все же немного двинулся вперед. Никакого пороха я, собственно, тут не выдумал, а лишь немного ускорил и расширил те решения, которые и без того были бы приняты, как это случилось в моей реальности. Но тут именно такая ситуация, когда поспешать медленно не годится. Нужно подойти к исчерпанию резервов прежней нэповской хозяйственной политики и к неизбежному крутому повороту хотя бы немного, как говорится, подстелив соломки. Тогда и поворот будет не столь крут, и дров таких, надеюсь, не наломаем.

Тот документ, над которым я начал работать перед майскими праздниками, подключив к делу своего нового помощника, как раз и должен был обеспечить подход к резкому перелому уже с более или менее ясным представлением о том, что именно потребуется сделать. Теперь черновой проект готов, и нужно в который раз напрашиваться на прием к Дзержинскому. Со своим непосредственным начальником Манцевым я уже поговорил. Василий Никитович, конечно, мужик хороший и палок в колеса мне не ставит, но вот влезать в существо тех моих предложений, которые замахиваются на большую экономическую политику, и определяться по отношению к ним – поддержать или отвергнуть – совсем не горит желанием. Пройти же мимо Дзержинского, во-первых, не позволяет мой служебный статус, и, во-вторых, что более важно, Феликс Эдмундович хотя и не теоретик (вроде Бухарина или Преображенского, способных выдвигать любопытные концепции), но обладает немалым практическим чутьем в хозяйственных вопросах. Вот и надо мои теоретические соображения испытать на оселке его хозяйственного опыта. Если пройду этот фильтр – значит, можно двигать родившиеся идеи дальше, на самый верх.

Сегодня, вопреки обыкновению, председатель ВСНХ СССР принял меня с утра. Видимо, именно поэтому он не выглядел усталым и подавленным грузом забот и даже спросил меня со смешком:

– Вижу, Виктор Валентинович, вы решили нас порадовать очередными своими сногсшибательными идеями?

– А что делать, Феликс Эдмундович? – принимаю его слегка шутливый настрой. – Время сейчас такое, что без сногсшибательных идей нам не обойтись. – И, тут же переходя на серьезный тон, продолжаю: – Хозяйственное наследство, доставшееся нам от прежнего режима, близится к исчерпанию, и нам необходимо своевременно определиться, каким курсом мы сможем теперь продвигаться вперед, имея ясный план развертывания социалистической реконструкции промышленности.

– Это очевидно, – тут же реагирует Дзержинский, – хотя, к сожалению, еще не для всех.

Только сейчас сообразил – я же чуть не слово в слово повторил слова из его собственной записки, которую ему еще предстоит направить в ЦК через год! Тем лучше, раз высказанная мною мысль созвучна его собственным, пускай пока еще и не оформившимся.

– Поэтому, – продолжал Феликс Эдмундович, – я решил вынести ваши предложения на Президиум ВСНХ. Намерения ваши вполне ко времени, да я и сам уже будоражу Политбюро по этим вопросам. Похоже, пора нам сформулировать вполне конкретные предложения и добиваться их осуществления через высшие партийные и советские инстанции. Если Президиум ВСНХ сочтет вашу записку хорошей основой, будем готовить официальный документ для ЦК, а если там одобрят, то и для Совнаркома.

Немного неожиданный поворот. Я-то рассчитывал на совпадение своих идей со взглядами Дзержинского, надеясь действовать прямо через него. Но, похоже, глава ВСНХ считает вопрос настолько серьезным, что видит необходимость подкрепить выдвигаемые предложения не только собственным авторитетом. Ну что же – среди членов Президиума ВСНХ есть несколько членов ЦК РКП(б) и даже один член Политбюро (но тут неизвестно еще – в плюс это или в минус, ибо зовут его Троцкий…). Если они поддержат, дело может пойти вперед куда успешнее. Значит, кровь из носу, надо добиться такой поддержки.

Между тем Феликс Эдмундович подвел черту под нашим разговором:

– Я дам распоряжение разослать вашу записку членам Президиума и назначаю ваш доклад на заседание двадцать первого мая. Готовьтесь.

Итак, поддержка председателя ВСНХ у меня, судя по всему, есть. Но как отнесутся к моим идеям члены Президиума?

В четверг, двадцать первого, не без волнения прихожу в зал заседаний к назначенному часу. Сам Дзержинский и секретарь Президиума ВСНХ Станислав Францевич Реденс уже на месте. Остальные члены Президиума понемногу подтягиваются.

– Ну что, товарищи, будем начинать? Станислав Францевич, кто еще не подошел? – подождав несколько минут, обращается Дзержинский к секретарю.

Бросаю взгляд на Реденса. Довольно симпатичное лицо, выглядит моложаво… Наверное, исполнительный, дисциплинированный, собранный. Но не могу отрешиться от мысли, что в известной мне истории он стал не последним винтиком в машине репрессий и сам сделался в конце концов ее жертвой.

– Семен Семенович Лобов в командировке в Ленинграде, – отзывается Реденс, – у Владимира Николаевича Ксандрова какие-то неотложные дела в Высшей арбитражной комиссии, а Исидора Евстигнеевича Любимова Каменев не отпустил с заседания исполкома Моссовета. Все остальные на месте.

– Раз так, объявляю заседание Президиума ВСНХ открытым, – произносит Феликс Эдмундович. – Первым вопросом повестки дня стоит доклад заместителя председателя коллегии ГЭУ Виктора Валентиновича Осецкого о перспективном плане социалистической реконструкции хозяйства СССР. Тезисы вам были розданы, поэтому ограничимся кратким вступительным словом. Четверти часа вам хватит, Виктор Валентинович? – обращается Дзержинский ко мне и, увидев мой ответный кивок, предлагает: – Начинайте.