Отчет Брэдбери - Стивен Полански

— И ты его уговорила, — произнес я в темноте, лежа в постели.

— Да, — кивнула она. — «Вот что я вам скажу, — ответил он. — У меня будет десятиминутный перерыв. Если вы, ребята, подождете, я вас проведу». Я поблагодарила его. «Только никому ни слова», — сказал он.

— Так и сказал? — удивился я.

— Он был очень любезен. Алану не хотелось бродить по библиотеке. Он нашел мужскую уборную и сидел там. Мне пришлось позвать его, чтобы он вышел. Около справочного отдела была дверь. Библиотекарь открыл ее ключом, с которого свисал деревянный брелок. Мы спустились вслед за ним на один этаж. Там он отпер другую дверь, и мы оказались возле стеллажей. «На этом этаже — отдел литературы, истории и философии, — сообщил он. — Идите, ребята, и смотрите. Я постою здесь. Можете не торопиться. У меня есть несколько минут». Я повела Алана по центральному проходу, чтобы он почувствовал, какое это огромное помещение. Оно было просторным, похожим на пещеру, думаю, около ста квадратных ярдов. Низкие потолки. Окон нет. Повсюду металлические полки около десяти футов высотой, проходы настолько узкие, что по ним почти невозможно идти. За несколько ярдов до конца — мы едва видели библиотекаря — мы оказались в самой тесноте. Мы шли друг за другом, примерно двадцать ярдов в почти полной темноте. Книги окружали нас со всех сторон, но мы практически не видели надписей на корешках. Я вытащила наугад один том. Это был какой-то роман Генри Джеймса.

— Какая удача, — сказал я.

— Я повернулась, чтобы показать книгу Алану. Честно говоря, я не знаю, что хотела показать ему. В тот момент я уже сомневалась, правильно ли поступила, приведя его сюда. К тому же я ничего не знала о Генри Джеймсе и ничего не могла ему рассказать. Ты читал Джеймса?

— Ни единого слова, — ответил я.

Я начал жалеть о том, что пропустил столько книг.

— И тут над нами зажегся свет. Библиотекарь окликнул нас: «Так лучше?» В зале царила мертвая тишина, но мы с трудом его услышали. Я посмотрела на Алана. Протянула ему том Джеймса. Чего я ожидала? Он не взглянул на книгу. Он был расстроен. Его лицо побелело. Мне показалось, что его сейчас стошнит. Я поставила книгу обратно на полку. «Что случилось, Алан?» — спросила я. «Я хочу уйти», — ответил он. Он был испуган. «Ты имеешь в виду, что хочешь пойти домой? — Я надеялась, что он имеет в виду именно это. — Скажешь мне, что произошло?» «Я хочу пойти домой», — сказал он. «Тогда пойдем домой», — ответила я. «Я не хочу быть здесь», — сказал он. «Тогда идем, — сказала я. — Идем». Я взяла его за руку и повела обратно по центральному проходу. Хотела обнять его за талию, но он не позволил. Мы подошли к библиотекарю. Алан шел быстро. «С вашим сыном все в порядке? — спросил старик, когда мы приблизились к нему. — С тобой все в порядке, сынок?» «Все в порядке, — сказала я. — Мы закончили». «В темноте здесь довольно жутко, — заметил библиотекарь. — Мне самому не очень нравится. Надо было включить свет раньше». «Нет-нет, — ответила я. — Спасибо за то, что отступили от правил». Библиотекарь улыбнулся: «Отступили? Черт побери, мы их жестоко нарушили». Я старалась разговорить Алана, пока мы ждали автобуса, но он не сказал мне ни слова. Молчал всю дорогу домой. Он тебе что-нибудь говорил, когда мы вернулись?

— Ничего. Вошел, лег на кровать, положил на глаза подушку и уснул. Как обычно. Как ты думаешь, что с ним случилось?

— Знаешь, я думаю, темнота здесь ни при чем. Он вроде не боится темноты. Ты думаешь, боится?

— Да нет, — сказал я.

— Честно говоря, я считаю, что все стало плохо именно тогда, когда включился свет.

— Почему ты так думаешь? — спросил я.

— Мне кажется, это все полки. Множество полок. Тесно стоящие стеллажи. От пола до потолка. Все эти книги на полках.

— И это?..

— Это напомнило ему о жизни в Отчужденных землях. Как его там содержали. Как он жил. Как спал. Не просто напомнило. Словно он туда вернулся. Думаешь, я преувеличиваю?

— Не знаю, Анна.

— Нет. Ты там не был. Думаю, он почувствовал себя так, словно вернулся туда.

Анна уговорила Алана испытать фотокамеру, которую он купил. Чтобы угодить ей, он сделал несколько снимков: я в кровати, Анна, стоящая перед окном гостиной, Анна и я, Анна сидит возле меня на кровати. Он два раза сфотографировал телевизор: один раз включенный и один раз выключенный. Сделал странный снимок себя в зеркале. Фотографируя, он надел солнечные очки с зеркальными стеклами. Сфотографировал свою пустую кровать. Мы загрузили фотографии в компьютер и смотрели их вместе. В основном они были ясные, четкие, с относительно хорошо продуманной композицией. Фотография в зеркале — невольный эксперимент Алана, съемка бесконечных отражений — оказалась нечеткой. Несмотря ни на что, все фотографии без исключения оказались неинтересными и скучными, и Алан, страстный поклонник фотографии, не хотел их видеть. Он настоял, чтобы мы удалили все. Я пообещал, что удалю. Он наблюдал за мной, желая удостовериться, что я выполнил обещание, но я умудрился сохранить фотографию Анны, сидящей возле меня на кровати. Ту, которую, как мне показалось, ему больше всего хотелось уничтожить. Анна предложила пойти в Принц-Айленд-парк, где намного больше возможностей для фотографии. Алан отказался. После похода в библиотеку он не соглашался покидать квартиру и почти все время сидел дома.

Высокий вернулся в третью неделю августа. Мы больше не могли предсказать его приход или подготовиться к нему. Мы закончили завтракать. Я вернулся в постель, рассчитывая еще час поработать над отчетом, прежде чем меня потянет подремать. (Теперь я погружался в сон все глубже, спал все дольше, это были своеобразные мини-комы, из которых я выплывал, чтобы поесть, по пробуждении ощущая слабость и головокружение.) На улице, как сообщила мне Анна, было ужасно жарко. Кондиционер в квартире существовал больше для проформы и не мог как следует охлаждать воздух. Алан растянулся на соседней кровати в шортах и футболке; Анна купила ему целую кучу вещей с короткими рукавами, которые он мог носить дома. Когда мы с ним встретились, он был стройным, без унции жира, но сильный. Теперь он сильно похудел. Он лежал на спине, головой на купленной им подушке, заложив руки под голову. Я видел кусочек его татуировки. Он был в своих зеркальных очках (он надевал их все чаще), что позволяло ему не закрывать глаза подушкой, и было невозможно сказать, куда он смотрит и бодрствует ли он вообще. (Я ненавидел эти очки: меня расстраивало отражение, которое я в них видел.) Высокий, в любую погоду одетый одинаково — его вещи походили на униформу кули: серые летние хлопчатобумажные брюки и голубая рубашка с рукавами, закатанными выше гипертрофированных предплечий, мускулистых и с толстыми венами, — прибыл, чтобы поговорить с Анной. Но прежде он заглянул ко мне.

— Как успехи? — поинтересовался он.

— Хорошо, — ответил я.

— Вы встаете с постели?

— Иногда.

— Тогда вы сможете пройти в гостиную. Послушаете, о чем я буду говорить с Анной.

— А Алан?

— Разумеется, — кивнул он.

Алан не спал и не нуждался в приглашении. Он взял на себя миссию защищать Анну от Высокого. Не снимая темных очков, он с непроницаемым видом сел рядом с ней на диване. Было очень жарко, но я надел поверх пижамы халат. Когда мы все собрались, Высокий сказал Анне следующее (и, поверьте, без всякого удовольствия): нам придется уехать из Калгари в конце сентября. Анна, должно быть, ожидала чего-то подобного и сказала, что это невозможно. Меня нельзя перевозить. Высокий ответил, что понимает это. Он договорился о том, чтобы нам разрешили остаться на дополнительный месяц — таким образом, мы получили четыре месяца вместо трех, как было раньше. Он дал нам столько дополнительного времени, сколько мог. Он уверял, что при этом подвергает непозволительному риску наши жизни и свою собственную жизнь, а также все дело. Когда настанет время, сказал он Анне, вам и клону придется оставить Рэя здесь.

— Кто-нибудь из организации переедет сюда и будет следить за его нуждами, пока он не закончит отчет.

Анна сказала, что отказывается меня оставлять.

— У вас есть выбор, — ответил он ей.

Она может остаться со мной или уехать с Аланом. Он не сказал, куда они поедут, но, судя по всему, их направляли куда-то в Британскую Колумбию.

(Я не буду жить возле моря.)

— Я не оставлю Рэя, — сказала Анна.

— Выбирать вам. Просто знайте: если решите остаться, нам придется забрать клона.

— Я тоже не уеду, — сказал Алан.

Меня тронуло заявление Алана, хотя я понимал, что им движет скорее беспокойство за Анну и ее проблемы (если бы он сумел отказаться, ей бы не пришлось делать выбор), чем желание остаться со мной.

— Я не уеду, — повторил Алан.

— Все в порядке, Алан, — сказала Анна. — Не надо волноваться. Мы что-нибудь придумаем.