Выбор оружия - Андрей Левицкий

Температура в туннеле опустилась минимум на градус. Старик перестал корчиться и теперь лишь моргал полными слез глазами. Я ни разу не испытывал мороженое на себе, хотя Долдон рассказывал, что кажется, будто тебя сунули в холодильник, а еще сильно хочется спать – но заснуть не можешь и пребываешь в странном состоянии полусна, когда вроде и осознаешь, что происходит, но отстраненно и почему-то с легкой насмешкой, вернее, иронией. Все тревоги отступают, эмоции сглаживаются, мир кажется большим, холодным, белым, как пещера Снежной королевы. И боль, говорил Долдон, проходит полностью, то есть ты даже не можешь понять, как вообще способен был ее ощущать, потому что чудится, что тело отлито из гибкого льда, а какая у льда боль?

Старик сел, я бросил щепу под стеной.

– Львович, как вы? – спросил Никита, целясь в глубь коридора.

Злой, скорее всего уже видевший действие этого артефакта, наконец отпустил раненого и толкнул Шрама в плечо. Мы выпрямились над стариком. Он сидел неподвижно, глядя на нас.

– Ему все равно конец, – негромко произнес Злой. – Но хоть не больно будет. Под стенкой его посадите и дальше идем.

– Что, здесь оставим? – возмутился Никита. – На растерзание этим… Вон, я слышу, они близко уже! Нет, с собой надо…

– Малец, не пори чушь! – перебил сталкер. – На хрена его за собой тащить? С такой раной не живут, ты что, вчера родился, сам не знаешь? Химик правильно сделал, помог деду без мук последние минуты прожить, но…

Напарник оглянулся на меня, и я хмуро кивнул.

– Мороженое не заживляет, у него другое действие. Да такую рану и не заживить ничем.

Илья Львович все слышал и понимал, но наши слова не волновали его, не вызывали никаких чувств, будто речь шла о другом, едва знакомом ему человеке, судьба которого старика не заботила.

– Все, идем! – повторил Злой. – Пусть отдыхает, пока не…

Из-за поворота показался крысиный волк – здоровенный зверь на мощных лапах. Шрам и Никита одновременно открыли огонь, а я принялся перезаряжать «узи». Вскоре голова волка стала напоминать дыню, по которой несколько раз стукнули молотком. Пробежав еще немного, он упал под ноги сталкеров.

– Этот вперед вырвался, – сказал я, поднимая с пола ломик. – Но сейчас другие появятся.

Ухватив Илью Львовича под мышку здоровой руки, Пригоршня легко поднял его и повел по туннелю вперед.

– Дебил! – Злой устремился за ним. – Всех нас подставить хочешь? А ну брось, я сказал! Он и так уже все равно что покойник!

Он почти догнал Никиту, и я рванул следом, чтобы оттащить Злого от напарника: тот мог поступать как ему заблагорассудится, и если он хотел тянуть раненого дальше, то имел на это полное право. Шрам побежал за нами, и тут впереди раздался звук, будто там кто-то очень громко и очень смачно харкнул. Пригоршня, как раз достигший поворота, рухнул на пол, швырнув старика под стену, сдернул автомат с плеча и пустил в глубину коридора длинную очередь. Злой, Шрам и я тоже упали.

Я пополз вперед. Из-за поворота прилетела зеленая, испускающая изумрудный свет струя. Она пронеслась над Пригоршней и попала в изгиб стены, оставив на камне длинный пузырящийся развод.

Напарник, прекратив стрелять, подался назад. Увидев, что он снимает с ремня предпоследнюю гранату, я быстро добрался до него, миновав Злого со Шрамом, крикнул:

– Погоди! Что там?

Никита оглянулся – на лице его было изумление. Я улегся рядом и наконец выглянул из-за поворота.

Отсюда я едва видел противоположную стену огромного помещения, где темнел ряд круглых отверстий. Под ними, слегка наискось, протянулась каменная полка – часть дороги-серпантина, которая шла по внутренней поверхности исполинского цилиндра. Видимо, туннель, в котором мы находились, выводил на такую же полку, другую часть этой же дороги. Напротив выхода вдоль внешнего края полки висела цепь, прикрученная к двум вбитым в камень клиньям. На ней позвякивало большое железное кольцо, способное скользить по всей длине, от одного клина до другого. От кольца шла вторая цепь, прикрепленная к ошейнику слепого пса.

Он был раза в три крупнее обычных собак-мутантов и, наверное, мог бы заглотнуть человека, как удав кролика, – целиком. Из-за непривычно длинной шеи и головы зверь напоминал ящера. На морде виднелись два светлых круга размером с чайные чашки, и в середине их темнели щелки, будто прорезающиеся, как у щенка, глазки. Я так и не понял – видит он ими хоть что-то или ориентируется исключительно «ментальным нюхом», как его собратья с поверхности.

Пес открыл пасть, вывалив тонкий язык, припал брюхом к камням и зашипел.

– Чего ты на него пялишься? Пристрели! – прошептал я, крутя головой, не зная, куда смотреть – вперед, на монстра, или назад, где из-за поворота вот-вот могли высыпать другие твари.

– Пуль десять всадил! У него там хитин какой-то, что ли?

Я пригляделся: там действительно был хитин, мелкие овальные пластинки по всему телу.

– А в морду?

– В морду тоже попал! Застревают…

– Если он на цепи, значит, тут еще кто-то есть, – произнес сзади Злой, и в этот момент напарник без предупреждения кинул гранату.

Пригоршня швырнул ее так, чтобы она не улетела в пропасть за дорогой, но и не упала слишком близко к нам. И, наверное, сняв чеку, он подождал немного, потому что граната взорвалась, едва коснувшись камней.

Ящеропес каким-то образом понял, что происходит, отпрыгнул, но недалеко; взрыв отбросил его назад. Перекувырнувшись через голову, зверь пролетел над цепью. Передние лапы ударились о край каменной дороги, которая со скрипом просела. Мгновение мне казалось, что сейчас монстр сверзится вниз и повиснет на цепи, но он, скребя по камням когтями и судорожно вытянув шею, сумел выбраться.

Грохот падающих камней стих. Зверь вдруг издал сосущий звук, какой слышен из раковины, куда стекают остатки воды.

– Пригнись! – заорал напарник.

Ящеропес харкнул – полоса зеленой светящейся слюны протянулась от его пасти, будто копье, оторвалась, прочертила воздух в считаных сантиметрах над нашими головами и влипла в стену на повороте коридора.

Сзади раздался негромкий смех. Мы оглянулись: Злой со Шрамом лежали ничком, а сидящий рядом под стеной Илья Львович вдруг завозился, неловко пытаясь подняться на ноги. Я крикнул:

– Львович, назад! Сядьте!

Но он не слушал.

Напарник дернул рукой.

– Не надо… – начал я, разворачиваясь к нему, но Пригоршня уже бросил вторую гранату.

На этот раз он швырнул ее сразу, как только сорвал чеку. Граната упала, покатилась, подпрыгивая… прямо в пасть ящеропса, который вытянул голову навстречу.

Она вкатилась в приоткрытую пасть. Между мной и Никитой возникли ноги: Илья Львович прошагал вперед. Он согнул здоровую руку, вставил большой палец себе подмышку и принялся быстро двигать локтем вверх-вниз, напоминая цыпленка с одним крылышком.

– Львович! – заорал я.

Ящеропес дернул головой, и граната выскочила из пасти, слетев, будто с крутой горки, покатилась к нам.

Не останавливаясь, старик нагнулся, подхватил ее и протянул псу. «Ути-ути-ути», – услышал я дребезжащий слабый голос.

Зверь харкнул, струя ударила старика в грудь. Илья Львович качнулся, вытянув руку с гранатой. Из верхней половины тела полилось изумрудное свечение, а потом оттуда донеслись приглушенные хлопки, будто на его коже один за другим начали лопаться пузыри. Лязгнув цепью, зверь встал на задние лапы. В последний миг Илья Львович, будто испугавшись, что у него отберут гранату, прижал ее к животу. Ящеропес, изогнув шею запятой и разинув пасть, упал на старика сверху и словно надел на него свою голову.

А потом граната взорвалась.

Звук был гораздо слабее, чем в прошлый раз. Морда чудовища находилась в метре над полом, когда из обращенной вниз пасти, скрыв торчащие оттуда ноги старика, вырвался фонтан огня и крови. Он ударил в пол, будто реактивная струя взлетающей ракеты; башка монстра распухла, из глазных щелей, ушей, ноздрей, из-под овальных хитиновых пластинок выплеснулись струйки огня.

Участок перед туннелем просел с тяжелым, мучительным скрипом. Еще мгновение мы видели разламывающуюся, расползающуюся на куски голову зверя, после чего дорога провалилась.

Глава 8

Встав у стены над краем пролома, я высунулся. Это был именно цилиндр – огромная полость в каменной толще, протянувшаяся вниз на полкилометра. На дне виднелось круглое озерцо, в центре плавало что-то темное, а по берегам горели три или четыре прожектора. Вдоль стены, утыканной железными люками со штурвалами, шли каменные галереи, полки и отдельные выступы. В разных местах виднелись сколоченные рядком бревна, шаткие деревянные лестницы без перил, настилы из досок. Это был центр подземной лаборатории, но возникало впечатление, что здесь уже давным-давно хозяйничают не люди, военные и ученые, а кто-то другой.

– Злой, гляди! – позвал я, услышав приглушенный гул двигателя.