Я тебя нашёл (СИ) - Калисто ла Фей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда-то Малакай и предложил создать для неё укромное место в глубинах Чистилища, в месте, где её не найдёт ни одна заблудшая душа. Мы хотели создать для неё кусочек Серебряного города. Когда я только привёл Бастиана и Малакая в Ад, первой, с кем я их познакомил, была мать. Она за бокалом эльфийского вина делилась с нами историями о городе над облаками, о золотых воротах и о двух ангелах, что их охраняют, которым абсолютно плевать на входящих и выходящих, ведь их поставили туда в наказание за пожар в библиотеке. О бесконечных лекциях Верховного архангела, на которых она вместе со своей подругой спала, прикрывшись горой пергаментов. О душах, что рождались и ждали своего часа, о вековых деревьях, о чистом звёздном небе и о прекрасных райских садах.
Как Малакай ни старался, сколько бы заклинаний ни перепробовал, но так и не смог вырастить ни одного цветка. Магия скверны сжирала жизнь, сжирала надежду, оставляя после себя только мёртвые искорёженные коренья.
— Сколько раз в своих мечтах ты овладел ангельской девственностью? — сворачивая свиток, словно довольный кот, нажравшийся сливок, улыбался Малакай.
— Мерзко даже для тебя. — Бастиан, развалившись на кровати, подкладывал под голову подушку.
Мы были в обители Фреи. Мои братья такие разные, не похожие друг на друга — как мы вообще столько лет провели бок о бок и не поубивали друг друга? Минуло пятьсот лет, а мы всё те же глупые юнцы.
— Я жду того дня, когда сердце чёрного колдуна дрогнет, и он склонит колени перед любовью всей его вечной жизни.
— Не наступит тот день никогда! Я ни при каких обстоятельствах не встану на колени перед женщиной.
Мы переглянулись с Бастианом. Какой же самоуверенный был Малакай, но я знал, что этот день настанет, и я буду безгранично рад, что ещё одна одинокая заледеневшая душа растает от прекрасного чувства, ради которого рушатся государства. Надеюсь, я буду свидетелем этого, твоего и Бастиана, счастья. Когда-нибудь.
Я рассказал матери и братьям, что мы встретили единорогов. Фрея лишь тяжело вздохнула, Малакай закатил глаза с фразой: «Только этого не хватало», а Бастиан напомнил, что история любви Короля Ночи и принцессы зари Авроры трагична.
Комнату озарил свет от создаваемого портала.
— Ты куда собрался? — поинтересовался я у Малакая.
— Как-то уныло последнее время в Аду. Пойду навещу девочек, они, наверное, уже заскучали.
Бастиан поднялся с кровати и стал поправлять рубашку и волосы. Я тоже встал.
— Тогда и я с вами.
— Вот уж нет.
— Ни в коем случае.
Одновременно отказали мне оба.
Малакай подошёл к вещевому шкафу, приложил руку и зашептал заклинание.
Это было заклинание хранения. Когда пространство за дверью меняется, ты сможешь достать то, что хранится за другой дверью. Колдун распахнул дверь и вошёл в своё хранилище. Малакай вытащил пергаменты, краски и кисти.
— Вот, будет чем заняться, моё юное дарование.
Плюхнув всё на стол, он с Бастианом растворились в ранее созданном портале.
— Хлыщи!
После нескольких часов малеваний с листов пергамента на меня смотрели портреты матери и Фейт. Я мерил шагами комнату и не знал, чем себя ещё занять. Книги, что хранились здесь, были давно прочитаны и не представляли для меня интерес. Я даже попрактиковался с мечом, но и это вскоре мне надоело. Не придумал ничего, поэтому быстро принял душ, переоделся и переместился к братьям.
— Ну раздери тебя адская гончая, Орион, — Малакай вытащив из кармана мешочек монет, швырнул его Бастиану, — я всё ещё рассчитываю на твоё благоразумие, как вижу, напрасно.
Я прошёл в глубь изумрудного цвета комнаты и уселся на мягкий диван. Тёмные оттенки зелёного — любимый цвет колдуна. Я налил себе бокал виски и слушал сплетни, что рассказывали суккубы. Ну что они могли мне интересного и нового рассказать? Когда живёшь долгую жизнь длинной почти в тысячелетие, что может всерьёз заинтересовать?
Я уже слушал в пол уха и, видимо, начал засыпать, как в дверь постучали. Малакай грубо разрешил войти.
Крутя бокал в руке, любуясь игрой янтарных красок, думал о Фейт, когда понял, что обращаются ко мне.
На полу лежало непонятное нечто из грязи, тряпья и веток. В полумраке блеснуло что-то знакомое…
— Господин! — голоса демонов отвлекли меня.
Глаза… янтарного цвета глаза… Что? Сердце пропустило удар. Слова, словно раскат грома, как удары тревожных колоколов. Что они сказали? Целитель? Я снова вернулся к лежащему на полу созданию.
Фейт?
Напуганный, измученный взор пронизывал мою душу металлическими шипами и раздирал её на составные.
Моя голубка! Что они с тобой сделали, как смели поднять руку на святое? На то, что принадлежит мне.
Дикая необузданная ярость, что спала во мне, что я так старался сдерживать, начала туманить сознание. Бешеное, неконтролируемое состояние, от которого становилось тошно, пульсацией всё больше распространялось в моём теле.
Я слышал хрипы. Мои. Руки сковало. Кости начало ломить, мне не было до них дела. Лица. Лица братьев, сосредоточенно-напуганные.
— Твоя магия душит, Орион, — говорил мне в ухо Бастиан.
Помещение вибрировало, всё ходило ходуном.
Удар в челюсть. Сильный. Колдун, что никогда не доходил до рукоприкладства и всегда решал вопрос магией и, как мог, отнекивался от тренировок Бастиана, показал прекрасный уровень физической подготовки.
Это я уже понял, когда меня отпустило, когда руки стали свободными, а на место дикой ярости пришла дикая боль, настолько сжалось моё сердце. Никогда за свою очень долгую жизнь я не испытывал страха. Ни за себя, ни за братьев. Один — величайший мастер меча, воин, которому не было равных в бою; второй — мастер заклинаний, величайший колдун человечества, ну а третий — ангел, рождённый в Серебряном городе, вобравший в себя магию света и впитавший скверну с младенчества, когда был сброшен с Небес. Но сейчас, в эту проклятую секунду, когда я смотрел на изувеченное тело, в глаза, что так кричали о помощи, мой мир рухнул, как будто солнце не взошло в этот день, словно всё погрузилось во мрак и Луна, Королева ночи, прокляла меня.
— Мы всё решим.
Другого исхода и быть не может. Я взял голубку на руки, и мы исчезли.
Мы переместились в обитель Фреи. Держа её в своих объятиях, я осторожно опустился в кресло, она тихо всхлипывала,