Курчатов ЖЗЛ - Раиса Кузнецова

Те, кто жил в Казани в то время, вспоминают, что в 1941–1942 годах трудностей было немало. В первую очередь нужно было организовать и наладить общий ритм, решить проблемы, связанные с жильем и питанием. Город переполнился эвакуированными. Жили без удобств, в общежитиях, в помещениях спортзала и складах университета. Курчатову с женой выделили восьмиметровую проходную комнату в доме 2 по Школьной улице. Его брат Борис Васильевич поселился рядом, в отдельной, но сырой и холодной пятиметровке.

В сентябре наступили осенние холода. Поторопилась и зима — сильные морозы грянули уже в конце октября. Работали 12–14 часов в сутки, без нужного оборудования, часто без электричества — свет подавался в лаборатории с перебоями, приходилось зажигать свечи, плошки на два фитиля с воском или керосином. Не хватало воды. Помещения отапливались дровами, которых почти не было. Жгли сухую полынь, разбирали сараи и заборы, пуская их на топливо. Для заготовки и доставки дров, разгрузки угля в институте создавались бригады. Их возглавляли Ю. Б. Харитон, Л. А. Арцимович, Б. П. Александров, Б. М. Гохберг[273]. На эти работы ходили все ученые поочередно — от младшего научного сотрудника до директора института, и лаборанты, и академики.

Члены их семей сутками простаивали в бесконечных очередях за хлебом насущным, за причитающимся пайком. Немалые цены «правили бал» на городском рынке: банка рыбных консервов и кубометр дров стоили одинаково — по 200 рублей. Везло, когда удавалось обменять на базаре вещи на съестное. Тогда на столе появлялись жареная картошка или жидкие щи. Но большинству менять было нечего: в эвакуацию лишних вещей не брали. Жили впроголодь, ели даже ракушки.

Для улучшения материального положения ученых в сентябре 1942 года правительством было принято решение повысить оклады сотрудникам научных учреждений и приравнять их по снабжению продовольственными товарами к рабочим промышленных предприятий. По месячному пайку выдавалось 200 граммов мяса, 900 граммов селедки, 400 граммов сахара, 1 килограмм 200 граммов лапши и 400 граммов растительного масла. Недосыпали, недоедали, замерзали, болели, но работали самоотверженно. Понимали: напряженный труд — это единственное, что может помочь фронту. А как работали, рассказывал 7 мая 1942 года на общем собрании АН СССР в Свердловске А. Ф. Иоффе: целая группа сотрудников ЛФТИ, желая скорее закончить работу, в течение трех недель не покидала институт, а физики, выполняя оборонное задание, работали на открытом воздухе при сорокаградусном морозе с приборами, к которым прилипала кожа рук.

Благодаря самоотверженности людей, несмотря на тяготы, лишения и смерти, на заводах внедрялись в производство сотни изобретений и открытий. Нельзя не сказать об эффективном руководстве со стороны партийных организаций, быстро установивших тесное сотрудничество между наукой и промышленностью. Ученые часто выезжали на фронт и в боевых условиях испытывали свои разработки. А те сотрудники ЛФТИ, которые находились с первых дней войны на флотах, вели круглосуточную работу под артобстрелами и бомбежками. В работах по размагничиванию участвовали А. П. Александров, И. В. Курчатов, В. М. Тучкевич, М. М. Бредов, Б. С. Джелепов, В. А. Иоффе, Ю. С. Лазуркин, Е. В. Лысенко, Л. М. Неменов, Н. Л. Писаренко, А. Р. Регель, В. Р. Регель, Н. Ф. Федоренко, А. С. Федюрко, И. М. Шмушкевич, Г. Я. Щепкин, М. Г. Фролов, Б. М. Докукин, П. П. Кобеко.

Физтеховцы руководили работами по противоминной защите, совершенствовали новые методы и способы защиты кораблей, лично участвовали в экспериментах на флотах, внедряли организацию и технологию размагничивания судов, организовывали безобмоточное размагничивание, помогали в наладке и регулировке магнитометров. Ими были заложены основы по созданию служб размагничивания. Их опыт быстро распространялся по флотам. К исследованиям привлекались разные академические институты. Так, в холоде и голоде, без сна и отдыха, днем и ночью, рискуя жизнью, видя рядом смерть, теряя близких, родных и товарищей, на пределе сил и возможностей работали ученые в осажденном Севастополе, блокированном Ленинграде, под Сталинградом, в Мурманске, Полярном, Казани…

Особую роль в огромном и сложном деле размагничивания кораблей сыграли А. П. Александров и И. В. Курчатов. Академик Александров, выступая в 1971 году перед ветеранами противоминной защиты, так оценил итоги работы по размагничиванию: «Благодаря беспримерному труду всех, кто принимал участие в борьбе с фашистскими минами, потери наших кораблей очень быстро были сведены к нулю и тем самым был сорван план немецко-фашистского командования блокировать наши корабли в базах и лишить их боеспособности». Действительно, работы ученых спасли жизнь многим морякам. Не были нарушены и бесперебойные перевозки военных грузов, в которых остро нуждался фронт.

Из писем, приходивших к нему на флот, Курчатов узнавал, как живут и работают его коллеги и бывшие ученики. Был горд за Павла Павловича Кобеко, оставшегося в Ленинграде за директора ЛФТИ, который с сотрудником Пономаревым создал новый тип высококачественного диэлектрика — «эскапон». Название ему придумал сам Кобеко, соединив в нем начальные буквы названия материала, из которого был сделан эбонитоподобный продукт, — синтетического каучука, с началом фамилии его автора Пономарева. На основе разработанной технологии было налажено массовое производство «эскапона», обеспечивавшее нужды Ленинградского фронта. Очень быстро завод «Севкабель» начал серийный выпуск кабеля на изоляции отечественного производства, который был принят на вооружение ВМФ. Новый диэлектрик использовался для производства первых отечественных артиллерийских локаторных установок. Эти работы были жизненно важны для фронта. Зимой 1941 года, когда Ленинград голодал, П. П. Кобеко открыл способ извлечения из масляных красок пищевого жира. Это изобретение помогало бороться с голодом, спасало жизнь людям.

Важное значение также имела работа по прокладке ледовой Дороги жизни. Позднее Кобеко рассказывал Курчатову, как это было сложно. При движении транспорта по льду развивались его волнообразные деформации, и бывало, что машины проваливались под лед. Ученые изучили свойства ледяного покрова, его вязкость, грузоподъемность, условия проломов и установили правила движения автоколонн по льду, благодаря которым дорога могла работать без аварий. А в конце 1942 года, когда началась подготовка к прорыву блокады, они подсчитали возможный режим движения танков. На лед вышли целые танковые части. Следить за деформациями льда при движении транспорта по нему помогали приборы-автоматы, созданные Н. М. Рейновым. Физтеховцы работали самоотверженно, даже умирая от голода. Так умер замерзший за лабораторным столом Петр Иванович Короткевич, разрабатывая прибор для фронта — он был передан на вооружение в 1942 году.