Пока мы не встретимся вновь - Джудит Крэнц

— Я брала уроки летного мастерства. Восемь часов летных занятий.

— Когда? Откуда ты взяла время на эти уроки? — проскрежетал зубами Поль.

— По пятницам, днем.

— Но ты говорила, что рисуешь в это время декорации для школьного спектакля? — удивилась Ева.

— Я лгала.

Дельфина ахнула, Ева недоверчиво покачала головой, а Поль вновь устремился в атаку:

— Откуда у тебя деньги на занятия?

— Я… я их заработала. Я работала по субботам в кондитерском магазине Вулворта и заработала, сколько нужно.

— А как же команда по плаванию, подруга в Беверли-Хиллз и твои тренировки в ее бассейне? — неистово перечислила Ева.

— Это все — тоже ложь, — ответила Фредди, глядя матери в глаза.

— Где ты брала эти уроки? — гнул свое Поль.

— В Драй-Спрингс.

— У человека, к которому мы ездили четыре года назад и с которым ты тогда летала?

— Да.

— Вот мерзавец! Как он посмел взяться обучать тебя, не посоветовавшись предварительно с нами! — Лицо Поля исказилось от гнева.

— Его я тоже обманула. Я сказала, что это вы даете мне деньги на уроки. Он ни в чем не виноват.

— И, самое главное, объясни мне, как, как тебе удавалось добираться по пятницам до этого маленького аэродрома в долине? — задал Поль самый трудный для себя и Фредди вопрос. Она до сих пор надеялась, что до него дело не дойдет.

— Я… ну, все так поступают, это же абсолютно безопасно… Я ездила на попутках, но только с очень приличными на вид людьми.

— На попутках? — одновременно взорвались Поль и Ева.

— Туда ведь можно попасть только на машине, — пробормотала Фредди, стремясь хоть как-то оправдаться. Она уставилась на скатерть, вся сжавшись и стараясь быть как можно незаметнее.

— Ну, Фредди, ты даешь! — выдохнула убитая Дельфина. В том, что сестра лгала им, не было ничего особенного: все подростки время от времени лгут, но то, что она ездила на попутных машинах, — настоящий скандал, настолько серьезный, что хуже и быть не может. У порядочной девушки не должна возникать даже мысль сесть в чужую машину. Заметив краем глаза проходившего мимо их столика Джимми Кэгни, она даже не обернулась: следить за развитием семейной драмы было куда интереснее.

Над столиком повисла зловещая тишина. Поль и Ева были так рассержены, что не могли говорить. Не доверяя себе, они опасались, что не сумеют справиться с гневом.

— Ева! Поль! О, здесь и обе прекрасные мадемуазель де Лансель! Ах, какой приятный сюрприз! Что за восхитительная картина! — Рядом с ними остановился Морис Шевалье.

— О, месье Шевалье, сегодня мой день рождения, правда, это замечательно? Мне сегодня исполнилось шестнадцать лет, и у нас семейный праздник. — Фредди отчаянно пыталась развеять болтовней тучи, сгустившиеся над ее головой.

— Ах, так! Тогда я просто обязан отпраздновать его вместе с тобой! Tu permit[11], Поль? — Шевалье уверенно сел на банкетку рядом с Евой. — Официант, всем шампанского. «Лансель», разумеется. Розовое, если есть. Да, Поль, я настаиваю. — Он повернулся к Фредди. — Сегодня великий и знаменательный день, мадемуазель Фредди. Вы должны быть очень счастливы сегодня. Мы ожидаем от вас великих свершений, моя девочка, не так ли, Поль? Волнующих, захватывающих дух, правда, Ева?

Склонившись к Еве, Шевалье прошептал ей на ухо:

— Мэдди определенно пришла бы в восторг, если бы, заглянув в будущее, увидела себя сегодня рядом с галантным мужем и такими прекрасными дочерьми. — Официант принес бутылку розового «Ланселя» в ведерке со льдом. — Отлично, вот и шампанское. Теперь мы все поднимем тост за мадемуазель Фредди де Лансель и ее будущее, возможно, великое и славное!

Фредди смело осушила бокал. Какая бы страшная кара ни грозила ей со стороны родителей, она покажется менее ужасной после бокала шампанского… и полета под темнеющим небом. Полет под вечерним небом и звездами Козерога… За это можно заплатить любую цену, и она не будет слишком высокой.

Ева не сомкнула глаз и после того, как Поль наконец уснул. Праздничный ужин завершился вскоре после появления Мориса, и по общему молчаливому согласию за столом больше не было сказано ни слова о поведении Фредди. «Браун Дерби», несомненно, не подходил для выяснения семейных отношений. Дело могло подождать до завтра, но не более того. Они с Полем слишком устали и переволновались, чтобы обсуждать эту проблему, приехав домой, однако, несмотря на утомление, Ева никак не могла заснуть. Тихонько поднявшись с кровати, она накинула халат и присела на подоконник. Сдвинув в сторону занавеску, она выглянула в сад.

Ева сейчас спрашивала себя, как такой прямодушный, честный и непосредственный ребенок, каким всегда казалась Фредди, мог сознательно и беззастенчиво сплести столь сложную паутину лжи? Она вела, что называется, двойную жизнь месяцами, с начала учебного года. Зачем она лгала родителям, которые всегда, как полагала Ева, с открытой душой и неизменной любовью давали ей все, что могли? Она умудрилась сохранить все в тайне от Дельфины, что вообще-то непросто, и, очевидно, лгала даже человеку, учившему ее летать.

О чем же он думал? Каким надо быть безрассудным и безответственным, чтобы подвергать пятнадцатилетнюю девочку таким опасностям из-за денег? Как он смеет после этого называть себя учителем? Ева подтянула под себя ноги и плотнее завернулась в халат.

Вопросы завели ее в тупик. Еве трудно было во всем разобраться, тем более что многого она не понимала. Фредди, явно гордившаяся собой, пыталась, дерзнула, если угодно, сравнить свое нагромождение лжи с безвредным маленьким приключением Евы — давнишним полетом на воздушном шаре. Когда же это произошло? В 1910-м году, двадцать пять лет назад — всего четверть века по обычному счету времени, но эта дата относилась к иной эпохе, почти такой же далекой, как Атлантида, — эдвардианской эпохе перед мировой войной.

Сколько же ей тогда было? Четырнадцать, поняла Ева, быстро все подсчитав. Значит, ей было всего… Неужели она была так молода? Однако ускользнуть от гувернантки мадемуазель Элен, этой строгой поборницы дисциплины, и на время стянуть у матери шляпку — это мелкий проступок, не идущий ни в какое сравнение с несколькими месяцами обмана и бессовестной лжи. Ах, если бы ветер не сорвал тогда шляпку с ее головы, никто ничего не узнал бы и ни у кого не было бы причин сердиться на нее. Так или иначе, ничего страшного тогда не произошло.

Ева невольно улыбнулась, вспомнив о шоке и неслыханном изумлении, испытанными ею, когда она распахнула объятия навстречу величественной панораме земли. А какую гордость она почувствовала, став одной из тех, кто осмелился подняться высоко над толпой и взглянуть с воздуха, как выглядит этот мир.