Тайная жизнь генерала Судоплатова. Книга 1 - Андрей Судоплатов

Подобного рода сигналы поступали к резиденту постоянно, и, учитывая, что испанская эмиграция все больше расслаивалась, теряя былую боевитость и идеологическую однородность (коммунистическую, конечно), нередко перекидываясь во враждебный лагерь, чрезмерное любопытство «партийной головки» к работе НКГБ в Мексике могло означать и чей-то скрытый интерес к делу Тролля.

В руководстве Испанской компартии обострялась борьба между приверженцами Ибаррури и ее оппонентами — сторонниками «новой линии», не виновными в горьких поражениях гражданской войны. В эпицентре этого противостояния были испытанные члены КПИ Хесус Эрнандес и Энрике Кастро Дельгадо. Член «американского секретариата» КПИ Эрнандес выехал из СССР в Мексику, где был встречен властями с почестями, полагающимися бывшему министру Испанской республики. Плохо рассчитав свои возможности, он попробовал изменить ситуацию в мексиканской секции КПИ и захватить бразды правления в свои руки. Но сторонники Ибаррури держались стойко, и он проиграл.

Его друг Кастро, который тогда находился в Москве, действовал «параллельным курсом», правда более осторожно, и тоже не преуспел. 5 мая 1944 года руководство КПИ провело заседание с ясно очерченной задачей: исключить из партии Эрнандеса, а Кастро вывести из ЦК. В ход были пущены аргументы самого разного калибра, вплоть до обвинения «диссидентов» в моральной деградации, безбедной жизни в годы войны, личной нескромности и прочих грехах.

Несмотря на протесты Долорес, советские власти все-таки разрешили выезд Кастро в Мексику. Такой либерализм в отношении Эрнандеса и Кастро испанская эмиграция восприняла как очевидный факт их принадлежности к НКВД. Очутившись в Мексике, и Кастро, и Эрнандес по инерции пытались по всем спорным вопросам апеллировать к посольству СССР, разоблачая «коррумпированную шайку» Ибаррури. Они пытались вовлечь в свою «борьбу» и Меллер. Еще бы, ее тоже исключили!

И вот, в этой взрывоопасной обстановке, по испанской колонии все настойчивее циркулировали слухи о странной миссии Каридад Меркадер, ее экстравагантном поведении, сумасшедших тратах, мало скрываемой близости к советским дипломатам (несколько раз замечали автомашины с посольскими номерами у ее дома). Все очевиднее становилось, что Кира могла стать разменной монетой во фракционной борьбе в КПИ.

…Встреча Меркадер и Марты Меллер прошла на квартире последней. Они хорошо знали друг друга, и Каридад не нуждалась в долгом предисловии. Кира тут же перешла к делу: как связаться с руководителем «группы поддержки»? кто входит в нее? на какое число назначена операция? Каридад пригрозила: «Если меня не свяжут с нелегальным руководителем, я сама пойду к Рамону и выясню все лично у него».

Это был ультиматум, и поэтому за одну ночь, в нарушение всех правил безопасности, пришлось организовать встречу Каридад с Александром Купером, который после прибытия в Мехико летом 1944 года вел незаметную работу по подготовке «выписки больного из госпиталя». Именно он был новым нелегальным уполномоченным НКГБ вместо Хуана и Гарри.

По имеющимся сведениям, Купер был «важной фигурой» в НКГБ, пользовался там немалым доверием. Родился он в Женеве, в испанской семье с «еврейскими корнями», которая затем перебралась в Виго, портовый город Испании. Получил медицинское образование и был неплохим хирургом. С советскими органами безопасности начал сотрудничать в годы гражданской войны в Испании. Побег Тролля из тюрьмы, подготавливаемый его группой, являлся, по мнению Купера, альтернативой на тот случай, если бы не удалось «договориться» о полюбовной сделке с мексиканскими властями, вероятность которой была, конечно, мизерной.

Во время личной встречи Купер вроде бы сумел уговорить Киру не вмешиваться, добился от нее согласия на немедленный отъезд на Кубу. Но прошло несколько дней, и Каридад показалось, что с ней ведут нечестную лїру/ Она вновь навестила Меллер и выплеснула всю свою ярость:

«Там, в Москве, я узнала всю двойственность внешней политики Советского Союза. В угоду высокой стратегии были преданы китайцы и греки, а Испанию и вовсе променяли на горсть чечевицы, хотя обманутые испанцы героически сражались на германском фронте, не жалея жизней. За четыре года прозябания в Москве меня ни разу не принял Сталин. Видимо, это называется «социалистической демократией». А здесь, в буржуазной Мексике, через месяц после приезда, стоило мне шевельнуть пальцем, и я получила аудиенцию у военного министра Карденаса и была записана на прием к президенту Камачо. Если бы не служение общей коммунистической идее, я бы давно порвала с НКВД и перешла на работу в компартию…»

Поддаваясь болезненным эмоциям, Кира пыталась настроить против «ведомства Берия» Купера и Меллер. Александру она говорила, что его жена в Москве всеми позабыта, голодает, живет в тяжелейших условиях. Марте не моргнув глазом сообщала, что ее сын Гарсиа не погиб на фронте, как об этом сказали в советском посольстве, а, наверное… расстрелян. Нетерпимость Каридад, переходившая порой во враждебность, дезорганизовывала работу тех, кто пытался ускорить выход Рамона на свободу. Нередко в ее словах сквозила обида на Эйтинго-на. — Услышав однажды от дочери Меллер «лирические излияния» о совместной жизни с Томом, Каридад рассмеялась:

«На новую встречу с Наумом не надейся. Для него женские вопросы несущественны. Служба куда важнее. Он и меня всегда обманывал. Жил со мною в Париже, Мехико, Москве — и ничего. В Советском Союзе ты его точно не увидишь, а вот в какой-нибудь совхоз тебя отправят обязательно, чтобы поменьше фантазировала».

Через Магду Каридад переправила Рамону письмо: «Дорогой мой, я попала в Мехико случайно. Но теперь никакая сила не заставит меня уехать отсюда. Пока ты за решеткой, я тоже несвободна».

Адвокату Сенисеросу все-таки пришлось организовать свидание Каридад с сыном в начале 1945 года. В принципе посетителей у Тролля было много: сочувствующие, любопытствующие, бессчетные журналисты «опознаватели» полиции… Но только для Каридад такое посещение было противопоказано. Ее визит подтвердил всем «заинтересованным лицам», что главная цель ее приезда — Жак Морнар. После этой встречи в тюрьме можно было ожидать каких-либо действий по вызволению узника. «Охотники» были наготове. Еще бы, имелся верный шанс захватить с поличным «агентов Москвы». Это потянуло бы и на разрыв дипломатических отношений.

Существуют неподтвержденные данные о том, что Каридад лично ходатайствовала о прощении сына перед влиятельным Ласаро Карденасом, уговаривала Ломбардо Толедано взять на себя инициативу по проведению пропагандистской акции с требованием амнистии Морнару. Она же умоляла Ломбардо замолвить словечко за сына президенту, попросить о помиловании. Профсоюзный лидер согласия не дал: наверное, не смог подобрать убедительную аргументацию, несмотря на гибкий ум и навык закулисных сделок.

Имена Толедано, Меллер, Каридад Меркадер в восприятии мексиканского руководства ассоциировались с Советским Союзом. Любые инициативы этих лиц были бы истолкованы однозначно: советское посольство выдвигает свои фигуры, оставаясь в тени.

Суетливые действия Каридад все более и более отдаляли проведение операции. Внутриполитическая ситуация в Мексике тоже менялась не в лучшую сторону. Особенно неблагоприятной она стала после гибели советского посла Константина Уманского. Создавалось впечатление, что в результате катастрофы в аэропорту Мехико реакционные силы получили «добро» на безнаказанные провокации против советских учреждений и граждан. Любая осечка в операции «Тролль» могла привести к непоправимым межгосударственным последствиям.

Новый посол СССР Александр Иванович Капустин в отличие от своего предшественника считал малоприемлемым ведение «наступательной дипломатии» в Мексике — южном «подбрюшье» Соединенных Штатов. Это означало, по его мнению, дразнить быка красной тряпкой. Капустин вел себя подчеркнуто скромно, выбираясь за пределы посольства в исключительных случаях, и, возможно, проявлял этим глубокое понимание особенностей момента и дипломатическую мудрость. Создавалось впечатление, что он предпочитает функции завхоза обязанностям посла: при нем дом на «кальсада Такубайя» подвергся заметной модернизации. Заботясь о комфорте, Капустин как бы говорил: «Мы здесь надолго». Как ошетил в еврей книге «Лихолетье» Н. С. Леонов, посол «провел восемь тяжелых лет «холодной войны» в Мексике, не вызывая огонь на посольство и отсиживаясь в круговой обороне». Свобода маневра советских дипломатов и других сотрудников все больше ограничивалась, ряды друзей стремительно редели, сокращалось число посетителей.

Каридад, считавшая, что вызволить сына из неволи можно быстротечной решительной операцией, все больше убеждалась в сложности задачи. Киру начинали терзать мысли о том, что ее присутствие в Мехико и в самом деле навредило Рамону. Она вспоминала резкие слова, сказанные ей сыном при личной встрече. Из депрессивного состояния Каридад пыталась выйти неумеренным употреблением спиртного. Именно в такой период она попала в автомобильную аварию. Каридад обнаружили на мостовой в бессознательном состоянии, со сломанными ребрами. При ней была значительная сумма денег и шифрблокнот. Содержание сумочки чудом не оказалось в руках полиции.