Надежда мира - Тамара Воронина

– Разве король не предлагал тебе остаться при дворе?

– Король меня беседы не удостоил, – усмехнулся Риэль, – но при дворе остаться действительно предлагали. И что бы я там делал? Я не Гартус, мне нужно не только петь, но и писать…

– Ты бежишь, – жестко перебил Райв, – и я даже догадываюсь, от кого. Ты бежишь, как бежит каждый талантливый бродячий музыкант. Ты прежде всего бродяга и уже потом музыкант и певец.

Риэль склонил голову. Мокрые пряди совершенно скрыли его лицо.

– Всякий менестрель бежит?

– Не всякий. Есть такие, которые бы и рады остановиться, да не могут, ни при дворе им остаться не предлагают, ни даже в провинциальном замке, ни в театр устроиться не могут, потому что таланта им не хватает. Есть такие, которые мгновенно цепляются за предложение остаться – остаются и счастливы. А если такие, как ты. Вечные бродяги. Талантливые настолько, что им будут рады везде, и непоседливые настолько, что не задерживаются, даже если их об этом умоляют.

– Но почему – бегу? Я просто иду. Живу так, как хочется жить мне, а не кому-то другому. Не нарушаю законов, придерживаюсь правил, не мешаю никому. Пою для всех.

– И не только считаешь нормальной эту ненормальную жизнь, но и девушку за собой увлек.

Женя попыталась вклиниться в их напряженную беседу, но ее не услышали. Мужчины. Им виднее, как она должна жить, что делать и как одеваться. Нет, не так. Мужчина. Риэль как раз предоставлял ей право выбора. Он привык к свободе, ценил свободу – и не только свою.

– Если в пути встретятся разбойники, что будет с ней? Ей придется выдержать пару десятков дорвавшихся до женского тела грязных мужиков. И это тоже нормально?

– Это ненормально, – согласился Риэль. – Но она могла жить в Кольвине. А там – бунт и озверевшие солдаты, этот бунт усмиряющие. Или в Грапаге, когда на него напали корданцы. Или в Сайтане, где никакой аристократ не станет считаться с ее свободой, если она, конечно, сама не аристократка.

– Не сравнивай! Это происходит нечасто…

– Разбойники тоже встречаются нечасто.

– А почему ты оправдываешься, Риэль? – вклинилась-таки Женя. – Почему вы оба не поинтересуетесь моим мнением? Не кажется ли вам, что я тоже имею право голоса?

– В общем, нет, – неожиданно ответил Райв. – Женщина не имеет права голоса ни в одном государстве. Конечно, не потому что женщина глупее мужчины. Но ваш ум устроен иначе, вы не умеете мыслить стратегически, живете одноминутно и не желаете видеть что-то за пределами своего мирка. Поэтому вы не умеете выбирать по большому счету. Не сердись, Женя. Я уважаю женщин…

– Интересный способ уважения – отказать в праве выбора, – согласилась Женя. Она не интересовалась правами женщин в Комрайне. Доступ к выборам ее не волновал вовсе, она даже не знала, что здесь, в абсолютной монархии, кого-то да избирают. Никто вроде не отрицал ее права бродить вместе с Риэлем, никто не интересовался ее личной жизнью, даже документы ни разу не проверяли. Феминисткой она сроду не была и полагала, что женщинам в политике и правда не место, потому как мелочны, стратегически мыслить малоспособны, а Тэтчер да Индира Ганди – исключения, только подчеркивающие правило. Но отказывать в святейшем праве любого человека – праве выбора не президентов, а собственной жизни – это было чересчур. – По-твоему, Райв, я не способна оценить выбранный путь?

Риэль опустил голову пониже, скрывая улыбку. Райв этой его манеры еще не знал и принял за согласие.

– Не способна. Ты бросила все, что было, чтобы пойти за ним, а разве он знает, куда и, главное, зачем идет?

– А ты знаешь? – поинтересовался из-под мокрых волос Риэль.

– Я – знаю. Ты – перекати-поле, ни цели не имеешь, ни смысла в жизни…

– Может, я просто его ищу?

– Может быть. Я не в укор тебе, менестрель. Твой путь принадлежит тебе, но что будет с ней, если ты задумаешь ее оставить? Или заболеешь и умрешь? Или ненароком попадешь под случайную стрелу? Сломаешь ногу? Что она будет делать? Что она делает, когда ты развлекаешься с мужчинами?

– То же, что и делала бы, если б он развлекался с женщинами, – не без язвительности вставила Женя. – Ждала. А почему ты не спрашиваешь, что делает он, пока я развлекаюсь… с кем мне хочется? И зачем этот акцент – с мужчинами? Тебе не все равно, с кем ему нравится спать? Или подспудно боишься, что тебе тоже могло бы понравиться?

Ей показалось, что уважение к женщинам сейчас проявится в хорошей оплеухе. Чтоб знала свое место и таких гадостей не предполагала. И, пожалуй, она даже ждала этой оплеухи, чтобы объяснить ему наглядно, что иные женщины могут позаботиться о себе не хуже иных мужчин. И чтоб свои средневековые представления он оставил для политических речей, а не высказывался приватно. Особенно в кругу тех, кто его некоторым образом спас. В такой ливень он прозаически утонул бы в той мелкой ложбинке, где лежал, откинув руку. Вот бы геройская получилась смерть. Под стать бороде.

Риэль не сдержался и хихикнул, и Райв сделал попытку взметнуться и порвать его в мелкие клочки, забыв, что у него серьезная рана. Так что Жене хватило легкого толчка в мускулистую грудь, чтоб отправить его на прежнее место и продолжить:

– Меня не интересует политика. Я не рвусь голосовать за кого бы то ни было. Я не собираюсь бороться за права женщин. Но вот подумать о собственной жизни я вполне способна, ты не находишь? Мне нравится эта бесцельность, я не хочу осмысленно окончить свой век на полпути от плиты к корыту, мне нравится воздух свободы. Я никому не мешаю. Мы не перекати-поле, Райв. Мы – птицы. Нам нужно очень мало, но прежде всего нам нужна свобода.

– Крамольные речи, девушка, – заметил Райв через очень продолжительное время. – Не боишься?

– А надо? И кого – Риэля? Тебя? Больше я здесь никого не вижу. Кто знает, будь в Комрайне холодные снежные зимы, обилие разбойников, голод или еще какие напасти, я бы сто раз подумала, прежде чем пускаться в путь. Мне нечего было оставлять, потому что ничего я и не имела. Представляешь, и так бывает! Когда мы встретились, у меня всего-то и было, что надето.

– И золотой медальон, – насмешливо дополнил Райв. – Кто ты, девушка? Бродяжка с дорогим медальоном? С красотой не крестьянки и не прачки?

– А ты кто? – неприветливо спросил Риэль. – Не бродяга? У тебя есть дом, есть семья, есть дело, которому ты служишь?

– Дело – есть, – оборвал его Райв. И напрасно.

– Так и у меня – есть. Я не просто менестрель, я – Риэль, король баллады. Меня не будет – останутся мои песни. Тебя не будет – останутся твои проповеди о морали и ее отсутствии?

– Я не говорил, что ты аморален.