Колокола Обречённых - Pferd Mantel

– Ну что, Степан Макарыч? – начал Григорий, ковыряя в зубах сорванной сухой травинкой. – Решили обособиться?

Дед Макар с Политычем сидели пнях за на скорую руку сколоченным столиком. Фёдор с Иваном примостились на корточках чуть в стороне, покуривая – разговор обещал быть непростым.

– Ну как обособились, Гриша? – развёл руками дед Колычев. – Другое у нас. А то не было разговора с тобой касаемо всех дел? Был, правильно. А ничего не делается. И зима-то – вот, на носу. Как ты нас не слышишь, пришлось своими силами стараться.

– И что тогда у нас получается, мужики? – спросил Алпатов. – Значит, все сами по себе, вы так предлагаете что-ли? Нехорошо как-то получается, дед Макар. Вроде как решили же – жить одной общиной все. Во всех делах вместе участвовать, а теперь…

– Я тут перебью тебя, Григорий. Ничего? – поднялся Фёдор. – Ты вот говоришь: во всех делах вместе участвовать. Правильно это, и все, наверное, с этим согласны.

Фёдор обвёл взглядом окруживших их деревенских мужиков и те согласно закивали головами, поддерживая своего соседа.

– Только получается, Гриш, что у всех дела эти немного разные, а делать вместе надо те, которые важны тебе. А другие, которые нам важны, это всё потом. Так вроде получается, нет?

– А тебе оно виднее, конечно, Срамнов, что важно, а что нет. – резко ответил Гриша, поднимаясь с бревна. -Ну я не против, Федя – давай вместе разберёмся, пока все здесь. Ты думаешь, коли с Москвы сюда приехал, то всё знаешь лучше всех и во всём охуенно разбираешься – а это не так, я тебе всё по полочкам разберу, раз уж пошёл такой разговор.

– А при чём тут Москва, Гриш? – вылупил глаза Фёдор. – Какая разница – кто откуда? О другом речь: ты говоришь – общие дела. А я говорю тебе – наши дела, а ты зачем-то передёргиваешь…

– Вы не закипайте тут, мужики. – вклинился в начинающуюся перепалку Политыч. – Чтобы не ходить вокруг да около, сам видишь, Гриша – неустрой наметился. Это оттого, что люди всё по-разному видят, каждый по-своему. Заместо того, чтоб к Федьке цепляться – лучше нас послушай, вопросы наши и пожелания. Если видишь где неправые мы – поясни в чём, и объясни понятно. Потому как, наверное, пришёл ты к нам не пугать, а общий язык найти, так?

– Ну, так, Степан Политыч. – согласился, немного успокоившись Григорий.

– А коли так, тады послушай сперва меня, старика. – присел на свой пень, покручивая в пальцах папиросу, Политыч. -А ты, Макар Степаныч, тады поправляй меня, где неправым буду. Вот, Гриша, случился большой неустрой в нашей жизни. Война сперва, а потом и вовсе конец света пришёл. То ли хорошо, то ли худо – не знаю, а только мы тут все выжившие, и нас таких немного. Посмотреть вокруг – тихий ужас, сколько же народу полегло. И у каждого из нас в семьях потери… Нет, нету тут никого, кто родных и близких не лишился бы. Как отец Паисий сказал бы – таков Божий промысел, и я с ним согласен. Но вот случилось это всё уже, и это ещё не конец – что ещё предстоит изведать нам! И правильно ты говоришь, Гриша – общие дела делать надо. А дела энти – оне из порядка выходят, который мы все установить должны. Вот ты, Гриша – тебя народ главным над всем выбрал, и получается, что всем ты должен ведать и на всём руку держать. А чтобы делать всё с умом теперь – большие знания нужны, а у тебя, как я вижу, их нет.

Григорий слушал Политыча нервно затягиваясь и поигрывая желваками.

– А нету их – не потому, что ты нехороший. – продолжал старик. – Выбрали все тебя оттого, что доверяют. Ты воевал, боевой офицер и дело это, военное, ты знаешь. А деревенские наши дела – оне не только мертвяков рубить и добро из города тащить. А ты только этим и дышишь. А другие все дела – оне ж ведь тоже общие, Гриш. Дрова те же, топливо и на земле работать надоть. Ты поставил мужиков старшими над этим всем – и трава не расти. А мы тут всю жисть прожили – и видим: не будет на Вельшино к зиме дров тех же. Такими темпами никак не поспеют…

– Давай объясню я вам, что думаю о том, что ты сейчас тут сказал, Степан Политыч. – перебил старика Алпатов. – Упрёки ваши, наверное, справедливые: всё не успеваем. Но есть важное, а есть самое важное. Как я вижу самое важное сейчас, вот что. Транспорт – раз. Машины, трактора – без них никуда нам. Топливо – два. Без техники – хана нам по зиме, мужики. Дрова, мы их в любое время нарубим – были бы техника, топливо да руки. А как дороги снегом по зиме завалит – в город не попадёшь уже. Чистить-то некому. Поэтому и тороплюсь я из Твери по-максимуму всего вытащить: пока не пропало, не сгорело, не испортилось и снег не выпал. Тогда уж всё – живи на том, что Бог послал. На земле, говоришь, работать, Политыч. Правильно – надо, да только сентябрь к концу идёт. По весне об этом беспокоится станем, и то – техника с топливом нужны опять же. Вы, я вижу, времени зря не теряете – тихой сапой генератор на деревню притащили. А чем заправлять – то его думаете? Он ведь – как прорва, сколько не налей ему солярки – всё сожрёт. У нас в батальоне был такой, в Ичкерии… То, что на земле на следующий год вырастим – тем на следующую зиму и питаться станем, а на эту-то чем людей кормить? А в Твери жратвы ещё полно, и пока не поздно надо её вывозить оттуда. Не одни мы такие умные – и другие есть, кто выжил. В городе нет – нет – да и постреливают. Не мы возьмём – другие возьмут. Потому и тороплюсь… Электричества нет – генераторы нужны. Где их – взять? Опять там же – в городе. Оружие, одежда, боеприпасы – только там. Но пока мы с мужиками этим всем заняты, вы, велешинские, нам клинья сзади заколачиваете. Чё скажешь – молодцы.

Алпатов обошёл собравшееся присутствие по кругу, останавливая цепкий взгляд своих серых глаз на каждом из мужиков и встал, как вкопанный, уставившись на деда Колычева.

– А чиво, Гриша? – привстал с пня Макар Степаныч. – И не зыркай на меня так-то. Что Степан Политыч щас тут сказал – под кажным евоным словом подпишуся. Можа, ты и прав в чём, Гриша. А тока и я скажу тебе: никак не можно одно делать, а про другое забывать – словно и нет ево вовсе. Худого мы тут не делаем, и супротив твоево начальства не выступаем.

Мужики закивали головами, поддерживая своего старосту.

– Всего, что сами мы туда управили – всё тута лежит, на чём сидим. За три дня леса почти на зиму навалили. А если не мы – то кто?!

Алпатов слушал Макара Степаныча не перебивая. Все мужики – и кушалы, и велешинские, тоже хранили молчание, ожидая – чем же закончится этот спор.

– Ну, скажи, Григорий, где мы не то сделали? – взмахнул обеими руками старик Колычев.

– А мы, дед Макар, когда о делах наших с тобой договаривались, вот об чём порешили – каждый своё дело будет делать. Не так, староста? – нагнулся к старику Григорий.

– Ну и было… – замялся в словах Колычев.

– Было… – протянул Алпатов. – А теперь, вишь ты, сплыло видать. Нехуёво обжились вы тут, на Вельшине, люди! Дров себе нарубили, генератор из Арининского – спиздили. Чё уж мелочиться – последние времена, как отец Паисий скажет. Теперь ить – всё можно! Не ошибусь, если предположу: и на станки с лесопилки уже клешни завострили свои поганые, а то и отвинтили их ужо. Чё не так, мужики?! Не прав?!

– А чё добру пропадать? – вышел вперёд Никита. – От вас, кушалов, тёс-то только после смерти теперь получишь!

– Ну ёпты. – ухмыльнулся Алпатов, кивая своим мужикам на Никиту. – Видели? Красавцы… Вон, знакомьтесь, мужики, если кто не знает: Срамнов и друг его…

– Иван. – вызывающе набычился Ваня. – Понимаю, редкое имя, сложное – легко зыбыть.

Григорий недобро зыркнул на него, но, видимо, не имея намеряний устраивать склоку, снова заговорил.

– Иван. Извини – народу больше тыщи, бывает и забываю. Чё с меня взять-то – инвалид, три ранения. Хлеб да соль вам, ребята, у нас в общине. Чё уж.. Так вот: эти мужчины да Политыч – никто другие, как разведчики наши.

– Знаем. – кивнул один кушалов, бородатый крепкий мужик в телогрейке с косорезом- за спиной.

– Хорошо, раз так. – продолжал Алпатов, посматривая то и дело на ухмыляющегося Фёдора и прищурившегося Ивана. – Дела у них – не то, что у нас: живут припеваючи, и кроме как о своей жопе, ни о чём их голова не болит.

– Это ты что щас сказал-то, Григорий? – покручивая здоровенной башкой до хруста в позвонках, Иван подался вперёд. Кушалинские тоже напряглись, повскакивали с мест.

– Быкануть решил до кучи?! – упёрся в него Алпатов. – Чё, давай. Самое время: вы сказали – и ладно. А я-то – хуле, помолчать пришёл. Мож спустишь пар, Ваня, да послушаете теперь меня?!

Иван вытянул руку вперёд и нагнул голову, отступая назад и давая Алпатову высказаться.

– Так я повторю: о своём только и печётесь тут. А на нас, почитай, все беженцы на Селе. А многие с голой жопой явились – надо и одеть каждого, и накормить и к делу приобщить, потому что теперь так – кто не работает, тот не ест. Старики не в счёт, конечно… Кого в школу поселили, кого – в больницу: ютятся люди. Пока по деревням да по домам всех расселишь… Мы, что из города вырвали – всё на склады сдали, и из этого, кстати, каждый из вас довольствуется. Что, не так?! А вы генератор скрысили – и себе, всё себе, в родное Вельшино. Вот они и общие дела, мужики! На вас, велешинских, всего делов-то: смену на Рождественском кордоне да разведка. А вы и это побросали – надо дров на зиму запасать, как же!