Ты покоришься мне, тигр! - Александр Александров-Федотов

Так от одного поколения к другому передаются навыки и традиции нашего жанра.

Дрессировка хищников, может быть, потому далась мне сравнительно легко — я имею в виду не раны и больницы, а постижение зверя и взаимопонимание с ним, — что сам гуманный метод был близок мне. О каком содружестве мог бы я говорить, если бы входил в клетку с раскаленным железом!

Когда мне предложили первую группу животных, я был совершенно не осведомлен в теории. Шёл ощупью, но мне помогал опыт службы в кавалерии. От зверя к зверю начали во мне вырабатываться какие-то привычки, затем они превратились постепенно в приемы и методы. Я не претендую на роль первооткрывателя, но кое-что в дрессировке мне пришлось открыть и самому. Лично для себя я почти во всем был первооткрывателем. Об этом и написана моя книга. Когда я получил тигров, то досконально знал, как, приступить к дрессировке. Я почти точно мог сказать, чего достигну. Без знания животных мне это никогда бы не удалось.

Работа со зверьми по новому методу стада интересней и содержательней; кроме смелости и отваги от дрессировщика потребовались новые качества — мысль, ум, чутье, чувство. Это приближает их к ученым-естествоиспытателям.

Хочется, чтобы и на этот раз меня правильно поняли. Гуманный метод не исключает строгости. Без строгости зверя не воспитаешь. Слушаешься — пряник, не повинуешься — наказание. Но наказание это не должно превышать дозы, какую мы применяем к шаловливому ребенку.

Метод ласкового воспитания позволяет лучше развить то качество, которое мы называем инициативой; несколько примеров такой инициативы я уже приводил.

Способ выработки условного рефлекса зависит от особенностей зверя. Один все понимает с полуслова и охотно выполняет задания. Его наказывать незачем. А бывает способный, но ленивый. Такого необходимо взбадривать.

Дисциплинированному Акбару этого не требуется, а вот Карат никак не хочет сидеть на своем месте. Чуть ему наскучит, он сейчас же отправляется бродить по манежу. Нет у меня пока другого способа объяснить ему, что этого делать нельзя, как только дать небольшой шлепок.

Ведь и дети — одни требуют ласки, другие, упрямые, строгости. И моя задача — различать, где зверь «халтурит», а где хочет, но не может сделать и мучается понапрасну.

От чуткости дрессировщика зависит, кого приласкать, кого наказать. Но никогда нельзя разрешать себе наказывать зверей несправедливо. Они почему-то это очень чувствуют и незаслуженную обиду долго не прощают.

Окрик или грозный голос, сердитый жест или шлепок рукой, тушировка или щелчок бичом по реквизиту — и зверь понимает: им недовольны. А он, как всякое живое существо, хочет нравиться. Он тщеславен, этот хищный зверь! Если же многое прощать, оставлять безнаказанным, то чаще придется применять самое неприятное для него: струю холодной воды.

Строгости у нас бывают главным образом на репетициях. А на представлениях я вежлив и ласков. Ведь и детей не наказывают при гостях, и я улыбаюсь, как мать улыбается ребенку, который что-то сделал при посторонних не так. Сходство зверей с детьми бывает уморительно. Нашкодившие тигры ведут себя совсем как ученики в школе: не смотрят прямо в глаза, а наблюдают искоса, стараясь по моему виду понять, что их ждет.

Весь процесс укрощения я разделяю на два периода.

Первый — собственно укрощение. На этом этапе изучается психология зверя: дрессировщик приучает его к себе, входит к нему в клетку, внушает зверю сознание своей силы, непобедимости.

Второй — дрессировка, то есть выработка у зверя условных рефлексов, полезных привычек и навыков, обучение различным трюкам.

Самое трудное на первом этапе — научить зверя понимать, что от него требуется. В школе, если между учителем и учеником возникает духовная связь, это облегчает воспитание и обучение. Со зверем такого контакта быть не может, так как нет единства целей: то, что для меня только средство (кормление), для зверя — цель. Но какая-то связь и симпатия все же возникают, без них было бы необыкновенно трудно и неуютно работать.

Хищные звери после дрессировки становятся более способными к жизни среди людей. Смягчается их нрав, развивается память на действия и вещи, на интонации человеческого голоса. Некоторые любители домашних животных утверждают, что собаки и кошки понимают кое-что из языка, на котором говорят их хозяева. Думаю, что хищники тоже.

Рискну сказать, что усовершенствованный человеком зверь может приобрести какие-то новые, более тонкие качества. На своих питомцах я убеждался в этом не раз. Интересно, не ведут ли таких же наблюдений и ученые? Может быть, действительно зверь способен развиваться интеллектуально.

Судите сами, ведь тигру или леопарду никогда не придет в голову скакать на лошади, если только эту лошадь ему не предстоит съесть. И он не будет ходить по буму, если только ему не нужно переправляться через ров или реку. А в цирке он обязан это делать и делает. Я думаю, что это не может не сказаться на его развитии.

Конечно, к цирковым трюкам у зверя нет склонности, о них он и понятия не имеет. Наверно, все манипуляции дрессировщика повергают его в великое изумление, зверю непонятна цель его действий. Ведь цель его на воле — еда, а дрессировщика он никогда не видит едящим. Несомненно, этот человек — большая загадка.

Не может быть, чтобы звери не старались ее разгадать. И усилия их  в этом направлении — я знаю это по себе — не остаются бесплодными. Но, даже если это только моя фантазия, работа с крупными зверями обогащает самого человека, раскрывает в нем самом неизвестные стороны.

По собственному методу я выдрессировал десятки зверей. Но всегда хочется нового подтверждения своей правоты. Когда мне предложили сделать номер со смешанной группой хищников для румынской артистки Лидии Жиги, я охотно согласился, хотя условия, начиная со сроков и кончая составом зверей, были очень жесткие. Но и задача была увлекательной.

Звери побывали в руках у разных дрессировщиков и были основательно испорчены. Предстояло выправить их. А это всегда трудней. Но на трудностях методы и проверяются.

Первый раз номер Лидии Жиги я увидел в 1959 году в Ростове-на-Дону, во время гастролей румынского цирка. Ее группа состояла из льва, львицы и двух небольших леопардов, — обученных немецким дрессировщиком. Жига же была только исполнительницей, дрессировать зверей она не умела.

В клетке с хищниками нередко можно встретить людей, которые сами ни укрощать, ни дрессировать не умеют — им передают готовые номера. Такие артисты могут быть эффектными демонстраторами, но при малейшем нарушении работы, не зная процесса создания трюка, восстановить его не могут. И когда зверь выходит из повиновения, а это с ним случается время от времени, то демонстратор не знает, как восстановить свою власть.