Самый человечный человек. Правда об Иосифе Сталине - Елена Прудникова

Это был бой подводный, но от того не менее ожесточенный, и вторая сторона принимала свои меры. С помощью МВД и МГБ (которые от Совмина курировал Маленков, а от ЦК – Хрущев) от Сталина последовательно убрали сначала секретаря Поскребышева, а потом многолетнего начальника охраны генерала Власика. Солдафон, белорус с тремя классами образования, отчаянный любитель баб – Власик, тем не менее, имел одно неоспоримое достоинство: он был предан Сталину абсолютно. Его по надуманным обвинениям сначала отстранили, а потом арестовали.

В чем был виновен Власик? Недавно опубликованный протокол судебного заседания, состоявшегося в 1955 году, просто неудобно читать – до такой степени хрущевская юстиция старается хоть в чем-то обвинить генерала – а не выходит! В итоге ему припаяли десять лет высылки – не оправдывать же, в самом деле… Но этот протокол подтверждает черным по белому: Власика от Сталина просто убрали. Вождь же, естественно, по вечной своей щепетильности ни за кого не вступился: виноват – получи! Не было к тому времени возле вождя и многолетнего охранника Рыбина – он работал начальником охраны Большого театра. А всей охраной теперь ведал Рясной – человек Хрущева.

Менее известно, что 17 февраля 1953 года внезапно умер комендант Кремля генерал-майор Косынкин, еще один бывший телохранитель Сталина, также преданный ему беззаветно. После этого глава государства в Кремль не приезжал ни разу. А через две недели он и сам умер при весьма странных и так и не выясненных обстоятельствах.

В ночь с 28 февраля на 1 марта на дачу к Сталину приезжали четверо «гостей» – Хрущев, Маленков, Булганин и Берия. Судя по всему, это был ужин-совещание перед заседанием Президиума ЦК, назначенным на 2 марта. Около четырех часов ночи гости разошлись. А вот что было потом – казалось бы, известно, но это только так кажется. На самом деле это совершенно неясно.

После окончания обеда, как рассказывал уже много позднее охранник Лозгачев, Сталин будто бы сказал: «Я ложусь отдыхать. Вызывать вас не буду. И вы можете спать». И они действительно легли спать. Этого быть не могло, потому что не могло быть никогда. Когда Сталин, например, предлагал часовому выпить по рюмочке – а такие случаи бывали, – тот неизменно отвечал что-то вроде: «Не имею права. Я на посту». И ложиться спать охрана тоже не имела права, даже если это позволил сам глава государства.

Хроника следующего дня – 1 марта, воскресенье – со слов того же Лозгачева. В 10 часов утра охрана и обслуга собрались на кухне, чтобы спланировать распорядок дня. В комнатах Сталина было тихо. Не выходил он ни в одиннадцать, ни в двенадцать часов, ни позднее. Все начали волноваться. «Мы сидим со Старостиным, – вспоминает Лозгачев, – и Старостин говорит: «Что-то недоброе, что делать будем?» Действительно, что делать – идти к нему? Но он строго-настрого приказал: если нет движения, в его комнаты не входить. Иначе строго накажет. И вот сидим мы в своем служебном доме, дом соединен коридором метров в 25 с его комнатами, туда ведет дверь отдельная, уже шесть часов, а мы не знаем, что делать».

Этого тоже не могло быть. Во-первых, охранники при необходимости входили к нему совершенно свободно – вспомним, как Орлов ходил по комнатам и искал Сталина. Во-вторых, они просто не имели права ждать – при малейшем подозрении, что что-то не так, охрана ставила на уши все руководство. В-третьих, Сталин никогда никого строго не наказывал, наоборот, часто заступался и спасал от вполне заслуженных взысканий. И уж тем более никаких взысканий за излишнюю заботу о своей персоне он бы не наложил. Однако все эти выдумки очень точно лежат в русле позднейших воспоминаний Хрущева – вот с ними-то они вяжутся идеально!

Но послушаем дальше… «В восемь – ничего нет. Мы не знаем, что делать, в девять – нету движения, в десять – нету. Я говорю Старостину: «Иди ты, ты – начальник охраны, ты должен забеспокоиться». Он: «Я боюсь». Я: «Ты боишься, а я герой, что ли, идти к нему?» В это время почту привозят – пакет из ЦК. А почту передаем ему обычно мы. Точнее, я, почта – моя обязанность. Ну что ж, говорю, я пойду, в случае чего вы уж меня, ребята, не забывайте. Да, надо мне идти… Я открыл дверь, иду громко по коридору, а комната, где мы документы кладем, она как раз перед малой столовой, ну я вошел в эту комнату и гляжу в раскрытую дверь в малую столовую, а там на полу Хозяин лежит и руку правую поднял… Все во мне оцепенело. Руки, ноги отказались подчиняться. Он еще, наверное, не потерял сознание, но и говорить не мог. Слух у него был хороший, он, видно, услышал мои шаги и еле поднятой рукой звал меня на помощь. Я подбежал и спросил: «Товарищ Сталин, что с вами?» Он, правда, обмочился за это время и левой рукой что-то поправить хочет, а я ему: «Может, врача вызвать?» А он в ответ так невнятно: «Дз… Дз…» – дзыкнул, и все. На полу лежали карманные часы и газета «Правда». На часах, когда я их поднял, полседьмого было, в половине седьмого с ним это случилось [9] . На столе, я помню, стояла бутылка минеральной воды «Нарзан», он, видно, к ней шел…»

Ну ладно, охранники преодолели свой страх перед «ужасным» Хозяином, вошли… И вот тогда-то началось самое интересное. Вместо того чтобы вызвать «Скорую», или бригаду из кремлевской поликлиники, или личного врача Сталина, охранники почему-то кинулись звонить руководству. Вспоминает Старостин:

«В первую очередь я позвонил Председателю МГБ С. Игнатьеву и доложил о состоянии Сталина. Игнатьев адресовал меня к Берии. Звоню, звоню Берии – никто не отвечает. Звоню Г. Маленкову и информирую о состоянии Сталина. Маленков что-то промычал в трубку и положил ее на рычаг. Минут через 30 позвонил Маленков и сказал: «Ищите Берию сами, я его не нашел». Вскоре звонит Берия и говорит: «О болезни товарища Сталина никому не говорите и не звоните». Положил трубку».

Что охранник делает дальше? Сидит и ждет. «В 3 часа ночи 2 марта около дачи зашуршала машина. Я оживился, полагая, что сейчас я передам больного Сталина медицине. Но я жестоко ошибся. Появились соратники Сталина Берия и Маленков… Стали соратники поодаль от Сталина. Постояли. Берия, поблескивая пенсне, подошел ко мне поближе и произнес: «Лозгачев, что ты панику наводишь? Видишь, товарищ Сталин спит. Его не тревожь и нас не беспокой». Постояв, соратники повернулись и покинули больного».

Тем временем взбунтовалась обслуга дачи, требуя немедленного вызова врачей. Тогда охранники вновь позвонили Маленкову и Берии, около 7 утра. И только после этого появились медики.

Этого тоже не могло быть, потому что этого не могло быть никогда и не лезет ни в какие ворота. Если бы все было так, то и Лозгачев, и Старостин как минимум ближайшие десять лет провели бы очень далеко от Москвы. Это как минимум. Нет, все это сказки, рассчитанные на наивных зрителей телесериалов. Мы можем констатировать: что произошло в период с 4 часов утра 1 марта до 9 часов утра 2 марта, неизвестно. Достоверно известно только одно: врачи, вызванные утром 2 марта, нашли главу государства в тяжелейшем состоянии, практически умирающим. Помочь ему было невозможно [10] .