Соперницы - Шарлотта Бронте
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Та быстро отступила к столу, на котором горела лампа, и, открыв ларец при помощи спрятанной пружины, вытащила наружу единственное содержимое – исписанный лист бумаги. Маркиза быстро пробежала глазами документ и, прежде чем Элрингтон успел ее остановить, сунула его в пламя. Бумага сгорела в мгновение ока, и Марианна воскликнула:
– Благодарение Богу, свидетельство уничтожено!
– Как вы посмели? – прогремел Элрингтон, подходя к ней и машинально хватаясь за пистолет, спрятанный у него за пазухой. – Будь вы мужчиной, я бы застрелил вас на месте!
– Стреляйте, – проговорила Марианна без тени страха, – и оборвите жизнь, которая мне больше не мила.
– Нет, – ответил он, убирая пистолет назад. – Я вас не убью, но сделаю то, что в вашем нынешнем состоянии будет немногим лучше смерти. Я запру вас здесь и буду держать, покуда не расскажете, что было в уничтоженном вами документе.
– Этого я не открою, и каждый ваш следующий поступок укрепляет мою решимость хранить молчание.
– С ума она, что ли, сошла, эта глупая девчонка? – мрачно хмурясь, проговорил Элрингтон. – Забыла, кто она и кто я?
– Нет, милорд, но чувства, которые я к вам испытываю, прорываются вопреки всем моим усилиям.
– Что ж, за свою несдержанность вы останетесь здесь по меньшей мере до рассвета. Если в следующие пять-шесть часов будете вести себя хорошо, я, возможно, вас отпущу, чтобы вы успели объяснить маркизу причину своего отсутствия.
Тщетны были все мольбы, возражения и даже слезы Марианны – Элрингтон оставался непреклонен. До конца ночи ей пришлось выслушивать оскорбительные намеки и ненавистные комплименты своего тюремщика.
Наконец, когда пламя свечи поблекло в проблесках зари из высокого узкого окна, послышался осторожный стук.
– Кто там? – прогремел лорд Элрингтон.
– Всего лишь я, – раздался из-за двери голос его жены. – Хочу спросить, Александр, намерены вы лечь сегодня до утра или нет?
– Как вы смеете задавать подобные вопросы?! Немедленно в постель, ответа не будет!
Зенобия, поняв по голосу, что супруг не в духе, спешно ретировалась.
– Теперь, – проговорил Элрингтон, поворачиваясь к маркизе, – я позволю вам уйти.
Он отпер дверь и повел обрадованную Марианну через галерею и вестибюль к парадному выходу, где собственноручно отодвинул засов. Маркиза, не дожидаясь прощальных церемоний, шмыгнула мимо своего тюремщика, легко, как лань, сбежала по ступеням на улицу и через мгновение уже скрылась из глаз. К тому времени, как она достигла Уэлсли-Хауса, небо на востоке уже пылало золотом. Тем не менее величественный дом был совершенно тих. Марианна позвонила в колокольчик у задней двери.
– Ой, госпожа, – проговорила верная Мина, открывая, – я так рада, что вы здесь! Ну и натерпелась же я за вас страху!
– Маркиз дома? – спросила хозяйка.
– Да, вернулся часа в три. Я уж думала, сейчас он увидит, что вас нет, и тогда все пропало, но, по счастью, он ушел в свою спальню и по-прежнему ничего не знает.
– Хвала небесам и Верховным Духам, которые меня хранят! – воскликнула маркиза. – А теперь, Мина, иди ложись, ты наверняка устала. Я разденусь сама.
Горничная вышла, и через несколько минут ее госпожа, истомленная горем и долгими часами бодрствования, на время забылась утешительным сном.
Глава 4
Не проспала она и трех часов, как ее разбудила Мина.
– Вы встанете, госпожа? – осведомилась служанка. – Маркиз прислал сказать, что завтрак на столе.
– Который час? – спросила Марианна.
– Девять, миледи.
– Ой! Тогда, конечно, встану. Как нехорошо, что ему приходится меня ждать!
Маркиза оделась быстро, ибо ее утренний наряд являл собой воплощение изящной простоты; нескольких движений гребня хватило, чтобы привести в порядок блестящие, от природы кудрявые волосы. С отчаянно бьющимся сердцем спустилась она в комнату, где был накрыт завтрак, ведь ей предстояло увидеть мужа впервые после встречи, описанной в одной из моих предыдущих глав. Тогда Артур ушел в гневе, настрого запретив ей видеться с мисс Фоксли – и как она исполнила волю супруга?
Артур сидел спиной к двери и читал газету. Марианна ступала так легко, что он не слышал, как она вошла. Заговорить первой маркиза боялась, поскольку не знала, прошел ли его гнев, поэтому тихонько уселась на свое место и принялась раскладывать по местам ложечки и прочее.
Артур, услышав звяканье фарфора и серебра, с улыбкой поднял голову.
– Что же вы со мною не здороваетесь, Марианна? Надеюсь, не от обиды, что вас подняли с постели в такую рань?
– Вовсе нет, Артур. Наоборот, я стыжусь, что заставила вас ждать. Но простите меня, ведь обычно я бываю точна.
– Я подумаю, – игриво отвечал он. – Может, и прощу, поскольку не чувствую склонности очень уж негодовать по этому поводу.
Завтраки моего брата обычно растягиваются часа на полтора: вместо того чтобы есть как люди, он лениво почитывает утренние газеты и, по выражению моего опекуна[59], прихлебывает и кусает с перерывами в пятнадцать минут. Многие мои знакомые дамы закатили бы истерику, заставь их мужья столько просиживать с ними за столом, однако маркиза Доуро почитает заботу о супруге и повелителе за честь и потому, закончив свою скромную трапезу, обычно берет вышивку и терпеливо орудует иголкой, покуда не будет дочитана последняя газетная статья.
В то утро ее работа поминутно прерывалась тягостными вздохами. При каждом таком выражении горя, срывавшемся с ее губ, маркиз, невидимо для жены, поднимал глаза от газеты и со странным выражением устремлял их на Марианну, когда же вновь возвращался к опубликованной речи или статье, в первый миг казалось, будто мысли его заняты отнюдь не чтением.
Все в подлунном мире когда-нибудь заканчивается; закончился и завтрак Артура. Лакей убрал посуду, и Марианна приготовилась идти в детскую, когда маркиз внезапно поднялся и, подойдя ближе, взял ее за руку.
– Марианна, – проговорил он после недолгого молчания. – Вы сегодня очень бледны. Что тому причиной?
– Я… я плохо спала ночью, – запинаясь, выговорила она, трепеща как осиновый лист.
– Должно быть что-то еще, иначе бы вы так не дрожали. И почему ваша рука вдруг так похолодела в моей?
– Не знаю, – ответила Марианна, силясь выдавить улыбку, но вместо этого в ее синих глазах выступили слезы.
Маркиз посмотрел на жену так, будто хотел заглянуть в самую глубину ее сердца,
