Ориенталист - Том Риис

Вальтер Ратенау был наследником империи АЭГ («Всеобщей электрической компании»), европейского аналога американской «Дженерал электрик». Отец Вальтера, Эмиль Ратенау, приобрел европейский патент на электрическую лампу Эдисона во время одной из промышленных ярмарок после того, как тот представил ее на Парижской выставке 1881 года. Юный Вальтер Ратенау изучал химию, физику и электротехнику, он даже успел стать известным эссеистом, прежде чем занял пост главы отдела в фирме своей семьи, которая вела строительство электростанций по всему миру (в том числе и в Баку). Семья Ратенау стремилась сделать свою компанию самым крупным поставщиком электричества в мире. Вальтер входил в советы директоров примерно ста различных компаний и при этом продолжал публиковать свои знаменитые эссе о еврейской ассимиляции, сторонником которой он был, и статьи о превращении Берлина в «Чикаго на Шпрее». К началу Первой мировой войны Ратенау был одним из самых крупных промышленников Германии и одновременно интеллектуалом, мыслителем. Как это ни парадоксально, он критиковал стихийный капитализм, выступая в поддержку более рационального, гуманного и эгалитарного экономического порядка. Он часто выступал в роли советника кайзеровского правительства и был знаком с самим кайзером, он позволял себе даже критиковать политику кайзера, когда, по его мнению, она представляла опасность для процветания страны и для торжества благоразумия. И пусть практически всю Германию охватила радость, когда началась Первая мировая война, Ратенау, по свидетельствам его друзей, разрыдался. Ратенау не перешел в христианство, но от веры предков отступил, что было для того времени типично, он стал германским патриотом вагнерианского розлива. Среди людей его поколения имя Зигфрид носили, как правило, люди с еврейскими корнями. «Моя религия состоит в том, что я верю в Германию, а это превыше всякой религии», — писал Ратенау. Собственно говоря, интересы Германии в те годы защищали в основном ее именитые граждане еврейского происхождения[93]. Ратенау выступал против войны, но когда военные действия уже начались, встретился с генералами и самим кайзером, чтобы донести до них очень важное соображение: Германии хватит собственных ресурсов — продовольствия, топлива, вооружений — всего на год, максимум на два. Генералы подняли его на смех. По их расчетам война должна закончиться через месяц-другой, так зачем заниматься каким-то еще планированием?

Эти евреи вечно пытаются что-то скопить на черный день. Тем не менее Ратенау удалось добиться создания при военном министерстве отдела под названием «Имперский военный департамент сырьевых ресурсов», и специалисты по истории Первой мировой войны сегодня единодушны в том, что именно благодаря этому Германия смогла вести военные действия на два года дольше. По завершении войны Ратенау стал одновременно самым уважаемым и самым ненавидимым гражданином новой Германской республики. Консервативные германские правительства посткайзеровского периода стремились сделать Ратенау одним из лидеров германского государства, в надежде, что столь уважаемый промышленник сумеет вывести страну из тяжелого положения, в котором она оказалась по результатам Версальского мирного договора. Ратенау долго колебался, стоит ли это делать. Это не было связано с врожденной скромностью, недостатком патриотизма или нежеланием служить стране на высоком посту. Для него было ясно: в Германии еврею опасно становиться публичным политиком. Наконец в марте 1922 года, за несколько недель до убийства Владимира Набокова, Ратенау согласился стать министром иностранных дел — никто из евреев никогда не занимал подобного поста в германском правительстве. Узнав об этом, его мать сказала лишь: «Как ты мог так поступить?» На что Ратенау ответил: «Мама, ничего не поделаешь: больше никого не нашли».

На всемирной экономической конференции в Италии[94] Ратенау очаровывал всех, ведя круглосуточные переговоры и пытаясь любыми средствами нажимать на союзников, чтобы добиться от них хотя бы каких-то уступок в вопросе о репарациях. Он хотел, чтобы Германия самостоятельно вела переговоры с Западом, однако Франция резко выступила против этого. Раз демократические государства Запада не пожелали помочь Германии в ее послевоенном восстановлении, решил тогда Ратенау, следует разыграть русскую карту. Позвонив ночью членам русской делегации, Ратенау договорился о секретной встрече в расположенном неподалеку курортном городке Рапалло. Там он провел переговоры не с кем-нибудь, а с Леонидом Красиным, тем самым элегантно одетым изготовителем бомб из Баку, которого некогда приглашали на обед к Нусимбаумам. Красин более не принимал участия в террористических акциях, он теперь помогал большевикам своим непревзойденным умением вести переговоры, а также прекрасным знанием нефтяного бизнеса.

Новые особые отношения между Германией и Советской Россией были основаны на общей ненависти к Западу и к «версальскому диктату» стран-победительниц, и это имело непредвиденные и страшные последствия. Тайные дополнения к договору между двумя странами позволили германской армии на протяжении 1920-х и 1930-х годов, вопреки условиям Версальского договора, проводить перевооружение и обучать своих военных на территории России. Десятки тысяч германских «рабочих подразделений» уже в 1923 году прибыли в Россию, где они начали экспериментально отрабатывать новую, тогда еще теоретическую методику ведения «молниеносной войны»: она заключалась в том, что небольшие, прекрасно обученные, мобильные отряды при поддержке с воздуха завоевывают страну, прежде чем она успевает отреагировать на нападение. Согласно договору, немцы построили аэродром в Подмосковье, смогли начать производство ядовитых газов на одном предприятии в провинции. Красная Армия и германские военные вели совместное обучение своих офицеров танковых и авиационных частей в новых учебных заведениях, открытых в различных городах страны. Армии, которые в 1940-х годах будут сражаться в самых крупных битвах, известных мировой истории, в 1920-х годах еще проходили совместное обучение.

Когда граф Гарри Кесслер отправился навестить Ратенау на новом месте работы, в Министерстве иностранных дел в Берлине, он нашел, что его старый друг страдает от «мстительной враждебности его соотечественников». Ратенау рассказал Кесслеру: он ежедневно получает угрожающие письма, и полиция настаивает на том, чтобы приставить к нему охрану, но он отказывается. «Говоря об этом, — вспоминал Кесслер, — Ратенау вынул из кармана браунинг». В апреле 1922 года нунций Папы Римского кардинал Пачелли (который впоследствии стал папой Пием XII) сообщил немецкому правительству, что существует заговор с целью убить Ратенау: правда, никакими дополнительными сведениями он не располагал. Британские коллеги Ратенау вспоминали, как он порой вслух рассуждал о грозящей ему опасности.