Команда, которую создал я - Александр Ермак

– На рынке сейчас сложности. У агентства проблемы. Так что нам уменьшили премиальный процент…

– Как так? – выдохнули все чуть ли не хором.

– Вот так, – показал им приказ Шишкина, – но не впадайте в панику. Это урезание отразится только в первое время. За счет набранных оборотов мы вернемся на сегодняшний уровень зарплаты через полгода…

За первые два месяца менеджеры потеряли около двадцати процентов зарплаты, в течение следующих трех – кто десять, кто пятнадцать. Но через полгода, как я и рассчитал, зарплата вернулась на прежний уровень. А должна была быть в это время существенно выше…

Вроде бы, мы пережили эту неприятность. По крайней мере никто из моих людей не уволился, не ворчал и мне претензий не высказывал. Но настроение у людей изменилось. Когда по ходу игры меняют правила, то стоит ли так напрягаться? Энтузиазма стало меньше. И никакими приказами, уговорами я не мог переломить ситуацию. Кто гарантирует, что завтра премиальный процент нам снова не урежут?

Шишкин преподнес мне еще несколько «подарков». Я должен был ехать на плановую стажировку во Францию, но он отменил:

– Никуда не поедешь.

Я удивился:

– Почему? Все же уже запланировано, расписано, меня ждут.

Шишкин отмахнулся:

– Не время тебе сейчас разъезжать. Больше со своим подразделением работай…

Теперь уже можно было ждать чего угодно. И я спокойно отреагировал, когда нас с Мальцевым не пустили на рекламный конкурс в Италию. Это было важно для меня – съездить, посмотреть. Чтобы в будущем обязательно участвовать. И побеждать, конечно. Это нужно было не для того, чтобы потешить собственное самолюбие. Нет, конкурсные победы хорошо продвигают агентства на рынке. Клиенты всегда с большим удовольствием сотрудничают с теми, у кого много творческих наград. А сами рекламисты знают цену всем этим конкурсным гран-при и дипломам. Как рассказывал мне Козин, первые места всегда занимают те, кто заранее поработал с жюри, с журналистами, те, кто подготовил общественность к принятию определенного решения. Вот я и хотел съездить, на месте прикинуть, что и как нам надо сделать, чтобы успешно участвовать в конкурсе. Но не судьба. Хотя по конкурсу так же, как с французской стажировкой, все было оговорено заранее.

Я мысленно собрал вместе все обрушившиеся на меня несчастья и сделал вывод. Неутешительный:

– Похоже, братец, ты в большой опале.

И Катя, моя верная Катя подтверждала это:

– На каждой дир’екции тебя склоняют. «Зар’вался Мамонтов, зазнался, начальство не уважает, чер’есчур’ самостоятелен, зар’плата огр’омная, нар’оду куча…»

Значит так, господа? За мои же шанежки я же еще и bad man, как говорил Заратустра.

Но почему, почему, почему? Я, мои люди, мы работаем, как черти, приносим агентству новую прибыль, укрепляем его славу. Да, наверное, ко мне могут быть претензии, но мои результаты должны стократно перевесить недостатки. А вот, похоже, не перевешивают. Почему? Почему?

Мне хотелось заниматься настоящим делом. Но я не понимал, как можно дальше работать в таких условиях. Сказал об этом Шишкину:

– Так невозможно работать…

– Не хочешь – не работай. Мы тебя не держим… – пожал плечами Шишкин.

Вот это да… Не ожидал, что он так легко согласится с тем, чтобы я ушел. Значит, Мамонтов действительно им не нужен. Никто меня в агентстве удерживать не будет. Здесь решаются какие-то другие, непонятные мне задачи. И начальству, видимо, нужны иные люди. С другими качествами. Так что же от меня требуется? Что я не так делаю? Что и как должен делать? Лизать задницу Шишкину, Бабаеву, Протасову? Быть им благодарным за те крохи, которые они будут отламывать мне от мною же испеченного пирога? Стать таким же, как Еремеев с Чуркиным, которые на агентских вечеринках стараются опередить друг друга с тостом:

– Давайте выпьем за Шишкина – нашего работодателя.

Нет, я так не смогу. А значит, раз не могу полностью отвечать правилам игры в этом агентстве, то должен уйти. Но готов ли я к этому? Куда, с чем я пойду? Опять начинать все заново? Нет, не готов…

– Что делать?

Вечно-банальный вопрос. И вечно-банальный ответ:

– Не знаю…

И Катя ответила так же:

– Не знаю…

И Ирина:

– Не знаю…

А кто знает? Пушкин?..

2. Ориентирование на местности

Несколько дней раздумий привели меня к мысли, что прежде всего не следует делать резких движений, поступать эмоционально. Сначала нужно полностью разобраться, что же происходит. Действительно ли следует уходить из агентства? Или можно еще что-то предпринять, изменить ситуацию в лучшую сторону? Может, я все-таки в чем-то не прав? Может, чего-то не понимаю? Вдруг я бьюсь головой о стену, которую в принципе невозможно пробить? Но можно обойти?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо было иметь достаточно информации. О сотрудниках моей службы, о коллегах, о начальстве…

Людей своего подразделения я знал достаточно хорошо. Сам принимал их на работу. Потом мне подбрасывали информацию заведующие отделами Мальцев и Андрюшин. Они рассказывали о проступках и достижениях своих подчиненных, об общей атмосфере в службе. Это был нормальный обмен информацией. Я тоже делился с ними тем, что видел собственными глазами у них в отделах, что узнавал об их сотрудниках на стороне.

Я не только доверял своим заведующим отделами, но и перепроверял их. Разговаривал с рядовыми менеджерами. Тех, кто считал своим долгом поделиться с начальником важными наблюдениями, спрашивал открыто:

– А как там Филюгин, на твой взгляд, справляется с работой?..

Или:

– Что-то с твоим начальником происходит в последнее время. Ты не знаешь, у него ничего не случилось? Может, любовь там какая несчастная…

Или:

– Петрова как-то странно смотрит на Лавочкина. Они что, опять поругались?

У тех, кто предпочитал свое мнение оставлять при себе, интересовался исподволь:

– Чего, по-твоему, не хватает еще нашему агентству для дальнейшего развития?

Или:

– Собираемся изменить порядок регистрации заказов. Я слышал, у тебя есть соображения по этому поводу…

Разговорившись, мои люди не только отвечали на заданные вопросы, но и раскрывались, становились понятнее мне: «не любит говорить о других», «у него жена-стерва», «любит бабушку», «побаивается новой техники», «с родителями не разговаривает уже два года», «легко пьянеет», «думает о замужестве»…

Я многое знал о своих людях. Почти на всех из них можно было положиться. Почти на всех. Кроме одного. Гусаров. Как сказал Зайковский, «скользкий он». Этот, не дай бог что серьезное у меня случится, тут же сбежит, перекинется. Увы, это так. Остальные могут пережить трудное время. Если оно не слишком затянется, конечно. Но просвета сейчас как раз и не видно. Премиальные урезали. Мамонтов в опале. Службой пытаются управлять другие начальники. Впрочем, мне пока хватает влияния, чтобы не допустить паники раньше времени. Я объяснял своим сотрудникам:

– На финансовом рынке произошли изменения. Деньги тронулись в другую сторону. Это отражается и на нас. Будем надеяться, что это скоро пройдет…

Мне еще верили. Доверяли. У меня еще было время разобраться и принять верное решение.

Да, своих людей я знал, контролировал, прогнозировал их поведение. А знал ли я так же хорошо начальство? Мог ли прогнозировать поведение Протасова, Шишкина, других? Нет. Это было мое большое упущение. И, может быть, поэтому я не сумел избежать неприятностей. Что ж, лучше поздно, чем слишком поздно. Будем собирать все, что может помочь мне разобраться с ситуевиной.

Я глянул на лежащие у меня на столе документы. Так, где здесь подписи начальства? Эти личные закорючки являются отражением характера хозяев. Ага, у Протасова подпись короткая и твердая – человек деловой. У Бабаева – замороченная до невозможности: на полстраницы с кучей завитушек. Этому человеку явно свойственно самолюбование, а все остальное – трын-трава.

На следующий день пригляделся к Протасову. Одет по-деловому и модно. Шишкин – по-деловому, но невзрачно. Бабаев – безвкусно.

Подписи, одежда – это, конечно, все интересно, но одних только таких наблюдений недостаточно, чтобы понимать логику поступков начальников, прогнозировать их поведение. Собрал в баре и попросил помочь мне проверенных сотрудников – Андрюшина, Мальцева, Лавочкина:

– Мы не можем действовать вслепую. Чтобы наши проекты принимали, мы должны знать, насколько они актуальны для нашего агентства. Кто из руководства против чего будет возражать? Кто и в чем нас поддержит? Любые документы, разговоры – все в дело сгодится…

Очень кстати Протасов попросил у меня Юлю на несколько дней. Его Нонна заболела. Как мне сообщила Яблоченко:

– Нонка не убереглась. Или поленилась. Вот и залетела. Ложится на аборт.

Катя это подтвердила.

Раньше я огорчался, когда моих сотрудников отрывали для каких-то дел начальства, но теперь радостно потер руки: