Царь Александр Грозный - Михаил Васильевич Шелест
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это всё ты придумал, великий государь?
— А, что тут придумывать? — хмыкнул Александр. — Мы торгуем с Ираном и поэтому поддерживаем севифидов. Шах прислушался к моей просьбе не выдавать Баязида. Мустафа гарантировал ему возврат завоёванных Сулейманом территорий. И всех делов.
— О-о-о! Ты великий стратег, государь, но в чём твоя конечная выгода? Твой флот велик, а это очень дорого стоит! Я знаю…
— Моя выгода — торговля и выход моего флота в Среднее море. Когда Мустафа станет султаном, мы вместе разнесём флот Императора Римской Империи.
Мехмед скривился.
— И зачем тебе это надо? Те земли, и те государства так далеки от России. Награбленные в сражениях богатства с трудом покроют твои затраты. Мустафа, после того, как захватит берега Срединного моря, перестанет быть тебе другом и развернёт войска в сторону Кирима.
— Мустафа мне не друг, а временный союзник. Мне важно, чтобы сефивиды чувствовали себя уверенно.
— Извини за вопрос, но чем тебе нравятся сефивиды? Ведь они же почитают…
Александр остановил своего визиря ладонью, усмехнулся и, вспомнив «Кавказскую пленницу», сказал по-турецки:
— В моём доме попрошу не выражаться.
Мехмед от неожиданности поперхнулся и закашлялся. Откашлявшись, он спросил:
— А что я сказал?
— Ты хотел опорочить моих союзников. А это могло ухудшить моё отношение к тебе. Запомни, Мехмед, спорить о том, чьи боги или пророки лучше — последнее дело. Особенно с друзьями. Бог — один, пути к нему разные. Так вот… На твой вопрос отвечу… Нравятся мне сефивиды потому, что они обещали мне помочь управиться с оборотнями. У вас они, кажется, называются кюртадамы, а у иранцев — канавары. Слышал о таких?
Мехмед-паша недоверчиво посмотрел на царя и пожал плечами.
— Сказки про оборотней слышал. В рассказах стариков упоминались. Но сам не видел. И никто не видел. Ты веришь, что они есть?
— Не только верю, но и видел. Я тебе больше скажу… Только ты никому не говори… Моя Марта тоже оборотень, но добрый. Правда, Марта?
Марта стояла чуть справа за спиной Александра, держа в руке меч. Под доспехами были спрятаны все ей «женские прелести» и на женщину она была похожа только своим миловидным личиком.
— Это девица-воительница?! — воскликнул удивлённо визирь.
— Она не совсем девица. Она — оборотень. Раньше она жила в болоте и охотилась за человеческими душами, заманивая жертвы в топи. Сейчас она служит мне. Уже давно служит. Да, Марта.
— Да, мой господин, — бархатным голосом произнесла воительница.
Мехмед-паша встал из-за стула, опустил взгляд и глухо произнёс:
— Ты смеёшься надо мной, великий государь? Зачем?
— О! Ты не веришь своему властителю? — в свою очередь удивился Александр и усмехнулся. — Давай, это будет в первый и последний раз? Хорошо? И то, только из-за того, что скажи кто мне такое раньше, я бы и сам не поверил. Обернись, Марта в…
Александр задумался. Для того, чтобы не потерять звериную сноровку, Санька иногда просил Марту обернуться дикой болотной кошкой и погонять его. По лесу ли, по полю ли, по болоту… По лесу бегать от кошки, взбираясь на деревья и перепрыгивая с одного на другое, ему нравилось больше всего.
— В кошку? — уточнила мысленный приказ Марта и, увидев утвердительный кивок, оборотилась.
Камышовые и лесные коты водились на Руси испокон веку, но считались животными мистическими и не приручались. Говорят, что только с Петром первым, который обязал в каждом амбаре иметь кота, коты и кошки на Руси стали домашними животными.
Но сейчас Марта оборотилась не в болотного и не лесного кота, а в гепарда.
— Пардус! — воскликнул Мехмед-паша, отступая на два шага и кладя правую ладонь на рукоять кинжала.
Да, пардусами на Руси называли степных гепардов, водившихся от Карпат до Персии. Основным объектом охоты гепарда был сайгак, тоже повсеместно обитавший в степях от Европы до Китая. Санька сначала удивился этому, но потом понял, что вертолётов и автоматов нет, а поймать быстроногих хищников и коз затруднительно. Вот и жили они «припеваючи», ибо плодовитость сайгаков была высокая.
Гепард же приручался легко по причине своей незлобивости. По повадкам он больше напоминал не кошку, а собаку. Кстати и когти у него были не по-кошачьи тупые и плохо прятались в «подушечки» лап.
Гепарды жили в Причерноморье и Крыму, и в степях Казахстана, и в Прикаспии — и с ними охотились русские князья в южнорусских степях. Для охоты кошек ловили детёнышами и воспитывали.
Александр охоту не любил и потому наличием пардусов при дворце не озадачивался, понимая, что долго в клетках, или даже в вольерах, хищникам не усидеть. Погибнут. А зверьё Санька и в свою бытность лесником любил, и тем паче возлюбил после своего (фактически) рождения в берлоге и проживания первых двух лет в лесу с медведицей. Не то, чтобы он над ними «сюсюкал». Нет, просто он ещё лучше узнал лес и его обитателей, а узнав, по-человечески полюбил. Как природу, мать нашу.
— Пардус, — повторил Мехмед-паша. — А где воительница?
— Марта, обернись обратно, — попросил, вздыхая Александр.
Марта вернулась в своё человеческое обличие.
— Я зачем тебе это всё показываю… Чтобы ты по-настоящему поверил, какая напасть на нас идёт. И на вас, и на нас…
— Значит… Значит они существуют?!
Мехмед-паша стоял, выпучив глаза и широко раскрыв рот.
— Существуют, существуют… И не только они. Не знаю, может быть я их пробудил, а может быть и нет…
Александр почесал в затылке, лицо его скривилось в гримасе сожаления.
— Понимаешь, Мехмед Дмитриевич… Своим я во всём признаться не могу. Не только с трона сбросят, а признают чёртом и сожгут на костре. Ты же — человек почти посторонний и взращённый на сказках про джинов и другой нечистой силе. Вон, с амулетами ходишь… — Александр показал на висевшие на груди у визиря бусы.
Мехмед-паша зарделся лицом.
— Бекташи всем вешали.
— Вот… И я говорю… Они знают, что надо делать, и как от тёмных сил сберечься. Но сейчас идёт сила не тёмная, а чёрная. Эти амулеты не спасут.
— Откуда знаешь? — спросил Мехмед, позабыв о пиетете перед царём-вседержителем.
— Знаю, ибо открыто мне многое. Ты же сам говорил только что… Паписты римские придумали напасть на Русь нашу, привлеча оборотней Чёрнобога.
— Бог один, — тут же вскинулся