Кукловод - Андрей Троицкий

– Ты сразу обо всем догадался и потом сидел за столом и шлангом прикидывался?

– Нет. Я догадался в одну секунду. Сопоставил все факты – тресь, и я в дамках. Это, как озарение, как вспышка молнии. Старик слишком настойчиво выгонял нас из дома. Мол, кладбище чужих не любит… Тут был случай, одного придурка зарезали… Вы езжайте в ночь от греха подальше. Кило лапши навешал. А ты уши растрепал.

– Да, я лоханулся, – сознался Рогожкин.

– Дед кого-то ждал. Мы засиделись. Он хотел нас отправить подальше. Я и думаю: кого он ждет? Тут дед стал закуривать трубку – и меня осенило. Место для постоя Назаров грамотно выбрал. Кто станет его искать на старом кладбище? Когда до меня доперло, что к чему… Чуть этому козлу одноногому чуть рога не поодшибал.

– Подожди, подожди… Так ведь трубки еще не доказательство того, что у деда живет именно Назаров.

– Возможно, сами трубки и не доказательство. Но что выгравировано на трубках? На каждой инициалы Назарова. Назаров Сергей Максимович. Н.С.М. Теперь дошло?

– Теперь дошло, – сказал Рогожкин. – Все проще пареной репы.

Утомленный разговором, он смежил веки, попытался снова задремать, но не смог. До восхода солнца оставалось не более часа. До поселка агрокомбината сорок верст. Непроглядная ночная темень медленно сменилась серыми унылыми сумерками. Наступающее утро не сулило путникам приятных сюрпризов.

Тело Якова Семеновича Гецмана доставили в Лефортовский судебный морг далеко за полночь. Однако в карманах одежды покойного документов не обнаружили, поэтому личность Гецмана оперативники не установили. Обыск в квартире убитой Татьяны Грошевской закончили только к утру. По найденным записям и фотографиям отработали личность Гецмана.

В семь утра о его гибели милиционеры сообщили супруге покойного Ирине Олеговне. Коротко всплакнув, та не стала биться в истерике. Не стала обзванивать родственников и знакомых, решив, что с этим успеется. Наученная горьким опытом своих друзей и недругов, прагматичная Ирина Олеговна твердо знала горькую истину: стоит человеку безвременно уйти из жизни, как его состояние начинают прямо на глазах разворовывать бывшие друзья и коллеги.

И еще памятен случай, о котором близкие люди рассказывали шепотом. Вдова известного телеведущего, застреленного на лестнице собственного подъезда, ополоумев от нежданного горя, кинулась за утешением к ближайшему другу погибшего мужа. Тот вдову даже не принял, сослался на срочные дела. В тот момент он действительно накрывал стол для нужных людей. Позднее выяснилось, что именно этот человек, лучший друг покойного, его и заказал. А последствии пересел в высокое служебное кресло убитого. Осторожнее надо с так называемыми друзьями.

В этой ситуации Ирина Олеговна обязана незамедлительно позаботиться о себе и будущем своего ребенка.

Она незамедлительно связалась с адвокатом Виталием Исааковичем Пичкиным. Этому человеку муж доверял на все сто, значит, Пичкин заслуживает и ее доверия. К удивлению вдовы, поднятый с постели адвокат вовсе не удивился сообщению о трагической гибели старого приятеля и клиента. Кажется, адвокат хотел сказать что-то очень важное, но в последний момент передумал, решил промолчать. Он лишь выразил сочувствие дубовым невыразительным голосом и заявил, что интересы Ирины Олеговны будут соблюдены при всех обстоятельствах.

«С чего же мне начать? – вдова чуть снова не заплакала. – В какую сторону кинуться? Ехать в морг, на опознание?» «Оставайтесь на месте, – сказал Пичкин. – Примите что-нибудь успокоительное. Я сам обо все позабочусь. В морг съезжу сам и подпишу бумаги. Никуда не отлучайтесь, ждите моего звонка».

Положив трубку, Пичкин сделал звонок в банк. Он спросил дежурного, когда можно подъехать, чтобы забрать документы из ячейки, которую он арендует. «Можете подъехать ровно в девять, к открытию», – ответил дежурный. Значит, время в запасе есть. Пичкин набрал номер домашнего телефона своего старого знакомого, работника регионально управления по борьбе с организованной преступностью. «У меня есть документы, которые могут тебя очень заинтересовать», – сказал Пичкин. «Я еще сплю, – ответил офицер. – И во сне документы не читаю». «Сейчас проснешься», – пообещал Пичкин.

Коротко переговорив с милиционером, Пичкин заперся в ванной, привел себя в порядок. Затем оделся и, выпив кофе, неспешно вышел из квартиры. Вчера во время разговора с Гецманом Пичкин не слишком серьезно отнеся к его страхам. Но Пичкин не просто хороший адвокат со связями. Хороших адвокатов – как грязи. Кажется, плюнь, попадешь в хорошего адвоката. Он человек, который отвечает за свои слова. Такие люди в наше время – редкость. Вчера расставшись с Гецманом, Пичкин двинул в банк, поскольку у себя в адвокатской конторе после прошлогоднего пожара важных документов не держал.

Сначала – в банк, забрать из арендованной ячейки заявление и аудио кассеты, которые вчера передал Гецман. Тогда еще живой и здоровый. Пичкин обязан немедленно выполнить последнюю волю покойного. Выйдя из здания банка, Пичкин сел за руль своего автомобиля и покатил в РУБОП, на Шаболовку.

К этому времени город окончательно проснулся, на улицах появились автомобильные заторы. Пичкин проторчал в пробке на Краснопресненской набережной почти двадцать минут. В другой пробке, на Пятницкой, он простоял еще минут десять. Когда Пичкин получил пропуск и поднялся на нужный этаж, выяснилось, что знакомый милицейский чин минуту назад отбыл на совещание в МВД. Пичкину пришлось ждать. Он протирал штаны на жесткой скамейке в коридоре без малого два часа. В общей сложности Пичкин без толку угрохал три часа времени, которое на вес золота.

Это, казалось бы, малозначительное обстоятельство, стало трагическим для Романа Марковича Уманского, компаньона и старшего товарища Гецмана. Не застрянь адвокат в проклятых пробках, прибудь он в милицию чуть раньше, глядишь, Уманский дожил бы до глубокой старости. Но не судьба.

На следующее утро после гибели Гецмана его компаньон и старший друг Роман Маркович Уманский пребывал в сладком неведении. Трагическое известие еще не дошло до него, не ударило обухом по голове.

Уманский, ведущий упорядоченную здоровую жизнь, начал этот будний день так, как начинал сотни других таких же будних дней. Проснувшись в половине восьмого утра в спальне своего загородного дома под Красногорском, он отправился на кухню. Принял синтетические витамины и ложку женьшеневой микстуры, запив таблетки стаканом апельсинового сока. Такая смесь выжимает из организма массу энергии.

Затем он освежился под душем, досуха обтерся махровым полотенцем. Облачившись в спортивный костюм и высокие светлые кроссовки, бодрый и подтянутый, Уманский вышел на веранду.

Два охранника, видимо, недавно проснулись. Парни устроились на диване и, позевывая, пялились в экран телевизора. Передавали утренние известия. При появлении хозяина охранники встали с дивана и сделали вид, что готовы исполнить любое указание шефа.

В их глазах читалась тупая покорность жестокой судьбе и скука. Высокий черноволосый Володя глянул на шефа, затем на своего напарника блондинчика Сергея и опустил глаза. Охранники считали утро самым тяжелым временем суток. По утрам Уманский бегал трусцой. Одному из охранников вменялось в обязанность сопровождать шефа. То бишь трусцой бежать за ним пять с половиной километров. С раннего утра и такая хреновина…

– Так, молодежь, кто сейчас со мной на разминку?

Охранники переглянулись. Если перевести эту игру взглядов на человеческий язык, получится следующее. «Сегодня твоя очередь с пердунчиком бежать», – взглядом сказал высокий Володя. «Шалишь, братан, очередь твоя, – метнул ответный взгляд Сергей. – И вообще, я охранник, а не хрен в стакане. И не обязан каждое утро по поселку грязь месить».

Уманский, на которого витамины и женьшень уже начали действовать, нетерпеливо переминался с ноги на ногу, бил копытами.

– Так кто со мной?

Володя шагнул вперед. Слабая надежда отговорить Уманского от пробежки еще оставалась.

– Так, Роман Маркович, дождь-то какой, посмотрите. Простудитесь насмерть. Дождь со снегом.

Роман Маркович так удивился этому сообщению, будто на дворе стояла не поздняя гнилая осень, а засушливое бесконечное лето.

– Дождь?

К пятидесяти четырем годам Уманский сохранил не так уж много привычек и увлечений молодости. Лошадиные бега и карты не грели душу, как в былые годы. Женщины пока еще волновали, но не до трепета. К изысканной жратве Уманский всегда был равнодушен. Что ему осталось? Не так уж много. Два-три раза в неделю тренажерный зал, оборудованный здесь же, в большой нижней комнате загородного дома. Еще настольный теннис. И, разумеется, бег трусцой. Это святое.

Уманский вышел на крыльцо, выставил вперед руку. На раскрытую ладонь упало несколько тяжелых дождевых капель, парочка крупных снежинок. Он вернулся на веранду, нацепил на голову бейсболку с длинным козырьком.