Кукловод - Андрей Троицкий

– Легко сказать, – хмыкнул Рогожкин. – Любые мосты, самые захудалые, строятся с большим запасом прочности.

– Ты прав. Но здесь килограмм шестьсот грамм тротила. И мост не новый, деревянный. Нет арматурных узлов. Три пролета, четыре опоры, настил из бруса. Если взорвать заряды под двумя опорами, мост развалится. Машины полетят вниз, на камни, с десятиметровой высоты. И наверняка загорятся. Тех, кто останется в живых, легко будет перестрелять. Ну, что скажешь?

– Не знаю, – честно ответил Рогожкин. – А что я должен делать?

Акимов рассказал о своей задумке. Закончив рассказ, снова спросил мнение Рогожкина. Тот только головой покачал.

– Слишком опасно.

– Пожалуй, – согласился Акимов. – Но и слишком заманчиво. Если у меня ничего не получится, если я не смогу этого сделать…

– Сможешь, – ободрил Рогожкин, сам не слишком веривший в успех затеи.

– Если не смогу, деньги в моей сумке. Я засунул сумку под кровать, на которой Каширин отдыхал. Вообщем, разделите деньги поровну, на троих. Чтобы без обид. Договорились?

Рогожкин кивнул. Мысленно он согласился с Акимовым. Деньги – не последнее дело. Без денег человек никому не нужен, даже самому себе. Когда у тебя много врагов и мало денег, жизнь становится совсем килой. И совсем короткой, как обрубленный собачий хвост. И пахнет от этой жизни не ландышами, а дерьмом, как из-под обрубленного собачьего хвоста.

Занимался светлый яркий день, солнце разогрело синий свод небес. Жизнь показалась Рогожкину прекрасной. Именно сегодня особенно не хотелось умирать. «Не хочется, но, возможно, придется», – подумал он. На душе сделалась грустно, будто он навсегда прощался с любимым человеком.

Доехав до развилки дорог, Рогожкин повернул направо, кажется, именно здесь начиналась старая дорога, которая вела к аулу, где до недавнего времени единолично властвовал людоед Джабилов. Чтобы отвлечься от грустного, Рогожкин стал загадывать желания. Что если… Если он вдруг выживет в этой переделке, как тогда построит дальнейшую жизнь? Рогожкин блаженно улыбнулся.

Для начала он вернется в Москву. Целый час, нет, полтора часа будет отмокать в ванной. А потом вместе со Светкой сходит в кино, возьмет билеты на последний ряд, много кукурузы, шоколад и газировки. И посмотрит последний фильм Спилберга. Единственный раз в жизни он водил Светку в кинотеатр «Патриот». Теперь и не вспомнить, какое кино тогда крутили.

Собралась большая компания знакомых парней и девчат. Был там и Артем Чулков, которого позднее какая-то сука пристрелила в «Утопии». Они сидели на бельэтаже, бросали вниз горящие окурки, шелуху от семечек и пластиковые бутылки. Ржали так, что дрожала хрустальная люстра под потолком. Было очень весело. Но Светке почему-то не понравились знакомые Рогожкина. После кино она сказала, что все они дебилы и моральные уроды. В кино с ними она больше не пойдет, потому что ей стыдно перед публикой. Хорошо, пусть будет так, как хочет Светка. Они пойдут к кино вдвоем. Пойдут в самый лучший, в самый дорогой кинотеатр.

Но это еще не все. Он подарит Светке баночку с заспиртованным тритоном, что хранит на верхней полке в своей комнате. Тритон, пупыристый и страшный, раскрыв пасть и свернувшись клубком, плавает в герметично закрытой склянке со спиртом. Кажется, что хочет откусить свой хвост. Светка будет в восторге от такого подарка.

Но и это еще не все. Рогожкин не хотел бы иметь любимую женщину в каком-нибудь общественном сортире. Ему нужно что-то особенное, ему нужны воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Поэтому он не пожалеет денег и после кино отвезет Светку в мотель «Варяг». Душ, свежие простыни, занавески в цветочек, мягкая кровать на пружинах. И эти пружины, когда занимаешься любовью, стонут и поют на разные голоса. Одним словом, рай.

Ради такого дела стоит не просто выжить, стоит совершить невозможное, выйти живым из огня. Это во всех отношениях благородная, высокая цель. Сходить в кино с любимой девушкой и поиметь ее в мотеле «Варяг».

А если он не просто выживет, но к тому же еще и разбогатеет. Если вдруг сорвет большой банк. Настолько большой, что деньги будет некуда девать. Что ж, Рогожкин знает, что делать с большими деньгами. Он откроет собственный магазин, где все наркоманы и алкоголики получать большую скидку. А жизнь Рогожкина станет похожа на жизнь других людей. Он будет смотреть футбол, валяться на диване, решать кроссворды и сочинять лирические стихи о капризах природы и настроениях души. И записывать эти стихи смоченным в чернилах гусиным пером на страницах толстой ученической тетради. И никакого кипеша по субботам. Благодать.

Если только он выживет…

Однако пора спускаться на землю. Розовые мечты разлетелись, как напуганные мухи. Он потер лоб ладонью. «Может, сегодня мне умирать, – с точкой подумал Рогожкин. Уже сегодня. Час остался, а то и меньше того. Господи, что же было в моей жизни настоящего?»

– Горючего еще километров на пятьдесят, – сказал Рогожкин. – Надо бы отлить солярки из той бочки, которая стоит в кузове.

– Горючки хватит дотянуть до места. На этот раз мы не заблудимся.

Шел четвертый час обратного пути. Солнце поднялось высоко, степная дорога убегала под колеса грузовика, в зеркале заднего вида маячили светлые «Нивы».

Село Курык, стоящее голой возвышенности, возникло из солнечного марева, как мираж. Белые домики с плоской кровлей, стоящие в ряд вдоль единственной улицы, напоминали не на человеческое жилье, а на декорацию кукольного театра. Поодаль, на дальнем краю аула за разрушенным забором дом Джабилова. Крыша из оцинкованного железа блестит под солнцем, как путеводный маяк, как огромное плоское зеркало.

Дорога змеилась по полю и подходила к мосту с левой стороны. Рогожкин, уставший волноваться, смочил горло последним глотком воды из фляжки. До моста еще три сотни метров. Акимов сунул в пустой рюкзак две связки тротиловых шашек, кусачки, ножовку с резиновой рукояткой, изоленту, молоток. Перебросил лямки через плечи и перекрестился.

– Ну, с Богом, – сказал он.

– С Богом, – повторил Рогожкин, как эхо.

При въезде на мост он сбросил скорость до десяти километров, когда задние колеса грузовика коснулись брусового настила, машина остановилась. Акимов распахнул дверцу, спрыгнул с подножки. «Урал» закрывал Акимова справа, его передвижения по мосту не могли заметить пассажиры легковушек. В их поле зрения попадал лишь водитель грузовика.

Акимов пролез под перилами, лег на бок, заглянул вниз. До ближайшей опоры рукой подать. Он ухватился обеими руками за плинтус, пришитый к самому краю моста, перебросил тело вниз. Акимов повис на руках, раскачался, выставил ноги вперед, захватил ими круглый деревянный столб, опору моста. Отпустив плинтус, обнял столб, прижался к нему.

В зеркале заднего обзора Рогожкин видел, что «Нивы» тоже сбросили скорость, а затем и вовсе остановились. Не торопясь, работая на публику, Рогожкин вышел из грузовика. Вытащив из кармана пачку сигарет, закурил, размял плечи. Согнувшись в поясе, осмотрел передние колеса, затем постучал ногой по покрышкам. Отошел назад, постучал носком ботинка по задним покрышкам, забрался в кабину, вытащил гаечный ключ. Присел на корточки возле заднего колеса.

Нужно тянуть время, выгадать минут десять, пока Акимов все не закончит.

Глава двадцать шестая

Рогожкин сидел на корточках перед задним колесом «Урала», перекладывал из руки в руку гаечный ключ, создавая некую видимость работы. Краем глаза он видел, что три «Нивы» подъехали ближе, выстроились в ряд. Теперь мост и легковушки разделяли метров сто, не больше.

Из средней машины выбрался тот самый бритый наголо мужик в кожаной куртке, с которым Акимов разговаривал в поселке агрокомбината. Скрестив руки на груди, лысый следил за Рогожкиным взглядом безработного палача. Наконец, Литвиненко утомился однообразным зрелищем. Он сложил ладони рупором, прокричал:

– Эй, ты, случайно помощь не нужна?

Предложение помощи показалось Литвиненко настолько смешным, что он громко расхохотался. Рогожкин повернул голову на голос, вытер мокрый лоб рукавом и положил ключ на деревянный настил.

– Пустяки, сам управлюсь, – крикнул он.

– А что случилось? – крикнул Литвиненко.

– Машина кренится на левую сторону, – не задумываясь, соврал Рогожкин.

Литвиненко было скучно стоять на месте, он нырнул в салон «Нивы», выбрался оттуда с автоматом в руке. Литвиненко потряс оружием над головой, поставил автомат на землю. Снова приложил ладони к губам.

– А что же твой друг не поможет?

– Тут для одного работы много, – прокричал Рогожкин.

Литвиненко поднял автомат и стал наблюдать за собеседником через прицел. Рогожкин почувствовал странный зуд в спине, между лопатками. Видно, именно в это место метит противник. Вот и говори после этого, что нет на свете телепатии. «Он не выстрелит, – сказал себе Рогожкин. – Ты успокойся».