Честь семьи Прицци - Френсис Эдгар

Тем не менее сам Конуэй частенько поговаривал, что закончит свою жизнь с пулей в башке. Уолт не ныл, но относился к смерти, как к данности.

Франциск подошел к стойке и взгромоздился на табурет, слыша за спиной смех юнцов. Бармен улыбнулся новому клиенту и кивнул.

— Буэнос диас, синьор.

— Буэнос диас, — ответил Кунз и заказал: — Водку с тоником.

— Одну минуту.

Бармен принялся смешивать «хайболл», а Уолт наконец взглянул на подсевшего. Он был пьян. Абсолютно. Глаза, затянутые алкогольной пеленой, изучали детектива с туповатым любопытством. Ноздри вздувались, как у быка перед корридой. Скуластое лицо горело, будто Конуэй только что постоял под горячим душем. Брови, широкие и густые, сошлись у переносицы, а бычий лоб покрылся сетью морщин. Уолт вспоминал.

— Привет, — поздоровался Франциск.

Уолт, не говоря ни слова, отвернулся к стойке, схватил рюмку огромной лопатообразной ладонью и одним движением опрокинул ее содержимое себе в горло. Поставив опустевшую склянку на гладкую поверхность стойки, выдохнул и сказал бармену:

— Смотри, Мигеле. Этот парень, что уселся рядом со мной, один из самых пронырливых заср…в в Нью-Йорке. И зовут его Франциск Кунз.

Мигеле улыбнулся и водрузил перед Франциском бокал с «хайболлом». Уолтер не выразил ни малейшего удивления по поводу появления в баре приятеля. Казалось, что они сидели вместе весь день, просто тот выходил по нужде.

— Налей-ка мне еще рюмочку, приятель, — вновь обратился к бармену Конуэй. — Поганая жизнь. Спроси у этого парня, — огромный «большой» палец ткнул в сторону улыбающегося Франциска, — зачем он тащился сюда через все Штаты с самого Восточного побережья. Знаешь, каков будет ответ? Он тут по делам! Вот такой. Дела, дела. Никто не приедет просто так, навестить старину Уолта. У всех дела. Один я сижу без дела и опрокидываю стаканчик за стаканчиком.

— Эй, Уолт, очнись, — сказал Франциск. — Открой глаза.

— Да, да, знаю, знаю, — Конуэй повернулся к нему. — Как дела, Франци? Все бегаешь?

— Конечно, а на что я еще гожусь?

— Вот-вот, — Уолт схватил новую рюмку. — Давай выпьем за большой бизнес, чтоб ему пусто было.

Франциск отпил из своего бокала, а Конуэй вновь опорожнил рюмку до дна.

— Мы с Мигелем отличные друзья, — сообщил он. — У него лучшая выпивка во всем городе, и он отпускает мне в кредит. Он вообще отличный парень.

— Чем занимаешься сейчас? — спросил Кунз. Он понял: с Конуэем надо общаться в его ключе, иначе приятель просто ничего не поймет. Алкоголь не способствует быстрой работе мозгов.

— Я-то? — Уолт улыбнулся. — Работаю в этом баре по вечерам. Смотрю, чтобы не было никаких заварух. Тихое, пристойное место.

— Подработать хочешь?

— Смотря что для этого нужно сделать и сколько за это платят. Хотя, конечно, наличные мне не помешали бы.

— Надо проверить одну женщину, — Франциск вытащил из кармана фотографию Лайзы Джексон. — Я думаю, она занимается серьезными делами.

Уолт туманно рассматривал карточку.

— Хм, симпатичная. И что же сделала эта киска? Тебя ведь из Нью-Йорка и миллионом не вытащишь. Чего такого она натворила, что ты оторвал свой зад от дивана и примчался сюда?

— Кое-кто считает, что эта мисс — киллер.

— Да ну? — в невидящих глазах Конуэя проявился интерес. — Она? Ты уверен?

— Нет, — кивнул Франциск. — Но у нее дома спрятана «Ллама’8" и пара глушителей.

— Вот даже как? Ну ладно, — Уолт вздохнул. — Сколько?

— Сотня.

— Хм, — тот подумал. — Две сотни, и я сделаю это за два дня.

— Полторы, — поправил Кунз улыбаясь. — И ты сделаешь это за день.

Конуэй вновь задумался, а затем крякнул и зашелся басовитым смехом.

— О’кей, я же говорил, что ты — самый хитрый парень в Нью-Йорке. Завтра в три часа дня ты получишь все по ней, — он кивнул на Лайзу. — Только карточку придется у тебя взять.

— Давай. Но завтра верни, она мне еще понадобится.

— Ладно, завтра в три здесь же.

— Да, кстати, — добавил Кунз. — Возможно, эта леди занимается еще и мошенничеством…

Но Уолт, похоже, не услышал этого. Он сидел, уставившись на фотографию, и шевелил губами, словно произнося какое-то заклинание.

Франциск допил коктейль, расплатился и слез с табурета.

— До завтра.

— Да, да… — рассеянно кивнул Конуэй, вновь погружаясь в свое странное занятие.

Детектив пошел к двери. Четверка юнцов лениво отлепилась от бильярдного аппарата и двинулась следом.

— Стоять! — вдруг громко прорычал Уолтер. — Рик-ко, если ты сейчас же нс вернешься на место, я сломаю тебе руку.

Четверка замерла в нерешительности. Они знали, насколько серьезен этот человек, и у них не было повода сомневаться в том, что угроза будет выполнена.

— Я жду пять секунд, Рикко, — вновь подал голос Уолт.

— Ладно, парни… — буркнул Рикко, высокий джинсовый крепыш, голову которого украшал пестрый бонда-но. — Еще разок в бильярд. Спорю, Змей, на десятку, я тебе еще раз задницу надеру.

Мигеле довольно усмехнулся…

Да, весь испанский квартал знает: Уолт Конуэй ничего не говорит зря…

… С каждым днем все холоднее и холоднее, — подумал Доминик, глядя на серое пасмурное небо. Оно было хмурым и низким. Вновь накрапывал мелкий противный дождик — природа оплакивала еще одно умершее лето. Набережная Мерайн-парка, абсолютно пустая, выглядела сиротливо. Холодный ветер налетал резкими острыми порывами со стороны Джамайка-Бей. Серая гладь залива морщилась, будто лоб старика. Вода подергивалась мелкой рябью.

Доминик посмотрел в обе стороны длинной набережной. Никого. Ему стало неуютно и почему-то почудилось, что эта поездка окончится для него плохо. Вдруг Чарли догадался о планах босса и перекупил киллера? Сейчас тот подкрадывается сзади, взводя курок пистолета. А вокруг пусто. Никто не услышит одинокого выстрела. Это был внутренний страх, не имеющий под собой почвы, однако Доминик дернулся и тяжело повернулся.

Земля покрыта двойным слоем теплого одеяла: жухлой травы и подвядших листьев. Деревья, темные на желто-оранжевом фоне, смотрелись черными скелетами с раскинутыми ветвями-лапами. Их еще покрывали рваные куски плоти-листвы, но уже образовались просветы, сквозь которые виднелись другие деревья, стоящие гораздо дальше, а за теми смутно проглядывали следующие.

Нет, никого.

Доминик вздохнул и с трудом поднялся. Журнал «Попьюлар мэшинз» он свернул и сунул под мышку. Порыв ветра, более сильный, чем предыдущие, развернул полы плаща и едва не смахнул шляпу с его головы. Прицци вскинул руку, успев поймать ее за поля.

Темный гранитный парапет, тянущийся вдоль всей набережной, манил Доминика. Не сумев преодолеть соблазн, он подошел к заграждению и навалился грудью на темно-коричневый гранит. Вялые волны ударялись о стенку. Соленые брызги взлетали вверх, касаясь лица человека, оставаясь на нем маленькими каплями.

«Интересно, — подумал он, — какая глубина здесь?» В темно-свинцовой воде дно пропадало менее чем в футе от набережной. Впечатление было такое, будто дно просто отвесно уходило вниз, обрывалось как отрезанное острым ножом.

Еще один порыв холода мазнул Доминика соленой ладонью по лицу. Прицци вздохнул и взглянул на часы. Семь. В то же мгновение до него донесся звук шагов. Тонкие каблучки отмеряли секунды на мокром асфальте. Высокая женщина в светлом элегантном плаще медленно шла по набережной, рассматривая залив. Она никуда не спешила и ни разу не повернулась к стоящему у парапета старику. Просто прогуливалась, наслаждаясь осенним сырым воздухом, в котором витал терпкий аромат тления, поднимающийся от сопревшей листвы. Походка у женщины была легкой и грациозной, да и сама она отличалась поразительной, совершенной краcjтой.

Доминик выпрямился, подошел к скамейке и сел, открыв журнал и выставив обложку. Он наблюдал за женщиной поверх страниц. Все-таки семь часов, никого больше не видно…

А что, если это не она? — вдруг испугался Доминик.