Боярин - Александр Логинов

Закончив все дела, снова двинулись в путь-дорогу. Андрей коротал дни в возке. Благо тепло в возке и комфортно. Лука целыми днями спал, зато по ночам глаз не смыкал. Не дай бог налетят лихие людишки или отмороженный боярин какой. Новгородцы также могли шалить. Налетят, людишек посекут и концы в воду. В глуши лесов – медведь прокурор. С разбойниками в Новгороде поступали сурово, и если было кому подать жалобу на татьбу, то разбойных людишек вычислят и поймают, потому ватажки разбойников предпочитали в живых никого не оставлять, в целях собственной безопасности.

От Твери до Торжка шестьдесят верст, домчались быстро. Княжеский обоз разделился, большая часть возов отправились в Новгород, а возы, груженные хлебом, расположились в двух верстах, не доезжая Торжка, и возницы коротали время в ожидании приезда Ивана Андреевича. Заночевали в поле вместе со всеми, поутру купец отправился в Торжок, где долго торговался с новгородскими купцами, которым еще летом обещал доставить хлеб и сбыл почти все зерно по весьма хорошей цене.

Андрей уже немного разбирался в торговле и понимал, что решение купца расторговаться именно в Торжке – не пустая прихоть. Сухопутные пути весьма дорого обходились купцам, сани, груженные под завязку хлебом, двигались крайне медленно, увеличивая дорожные издержки до такой степени, что овчинка не стоила выделки. Если сани нагрузить в половину, то скорость, конечно, увеличится, но тогда сократится прибыль от продажи товара, ведь налог платится с возу, и еще был дополнительный налог с количества людей, сопровождавших купца. Надежды на то, что на заставе не будет сборщика налога, невелики. Хотя, бывало, купец умудрялся проскакивать через заставы, тогда он имел полное право не платить. Но такое случалось крайне редко.

Вот и думай, стоит ли вообще торговать. Потому весь низовой хлеб доставлялся в Новгород речными судами. На один паузок можно загрузить зерна ровно столько, сколько на пять десятков подвод. На ладью и того больше, транспортные издержки летом невелики и позволяли получать прибыток от торговых операций. Считайте сами, платить четверым матросам или пятидесяти возчикам, а сколько денег уйдет на прокорм, на налог с людишек? Да и кормежка-то за счет купца всегда была.

Через день пути от Торжка на княжеский обоз напали. Дело было ночью, когда все уже сладко спали, утомленные трудным дневным переходом. Сторожи дремали, сидя у прогорающих костров. Изредка, очнувшись от дремы, ратник обходил костры, подбрасывая свежие дрова в огонь. Затем снова садился поближе к огню и продолжал дремать.

Лошади всполошились, учуяв чужаков, но сторожи не обратили на это внимания. Из леса, крадучись в темноте, осторожно переставляя ноги по снегу, двигались люди. В лунном свете наблюдательный человек смог бы заметить, что все они вои справные, в доспехах железных, в руках у кого лук, у кого самострел или короткие сулицы, к поясам пристегнуты мечи. Осторожно ступая, абсолютно бесшумно им удалось подобраться вплотную к телегам, поставленным в круг. Просочившись внутрь круга, они замерли в ожидании команды предводителя. Низкорослый воин в юшмане и мисюрке-наплешнике поднял руку. Стрельцы разобрали цели. По команде вожака разом спустили тетивы луков и самострелов. Охрана обоза безмятежно дрыхла на еловых ветках, наваленных вокруг костров. Повсюду валялись остатки вечернего пиршества, обглоданные кости, рядом с костром на боку лежала пустая бочка, зияя выбитым днищем. На вертеле еще оставалось много мяса. Второго кабана, зажаренного над углями, охранники не осилили, уснули от усталости и сытного ужина, сдобренного большим количеством хмельного. Каленые стрелы и арбалетные болты вонзались в сонные тела, неся мгновенную смерть. Практически бесшумно разом погибла вся купеческая охрана. Только сторожи приглушенно вскрикнули перед смертью, опрокидываясь на спину, ломая древки стрел, торчащих из их спин. Ночную тишину нарушали металлические звуки пробиваемых арбалетными болтами броней. Но лагерь продолжал мирно спать, даже в разбитых напротив костров шатрах никто не проснулся.

Предводитель снова поднял вверх правую ладонь. Стрельцы изготовили самострелы для стрельбы и навели арбалеты на шатры. Вожак резко махнул рукой, подавая сигнал. Пять десятков стрел влетели внутрь шатров. Лучники сделали еще несколько выстрелов. Внутри шатров царила мертвая тишина, не раздалось ни одного стона. Воины с легким шелестом вынули из ножен мечи, готовясь, напасть на беззащитных возниц, как пернатый хищник на голубя.

В голове предводителя зашевелились сомнения, слишком уж легко у них получилось перебить всю купеческую охрану, никто пискнуть не успел, даже задремавшие сторожи, получив стрелу в спину, молча опрокинулись назад. Назад? На спину???

Ватаман повернул голову к кострам, пытаясь разглядеть убитых. Что-то неуловимо изменилось. Сторожи лежат не совсем там, где упали, а тела их сместились ближе к кучам хвороста у костров и наваленных охапок сена. Дальше вожак не успел додумать свою мысль. Ноги его обхватила веревочная петля и резким рывком его опрокинули на снег. Краем глаза он успел заметить, как высоко вверх взметнулось пламя костров от подкинутого покойниками в огонь хвороста, он услышал характерные щелчки спуска тетивы самострелов, и последнее, что он увидел – метнувшуюся к нему с воза стремительную тень. На его голову обрушился удар, и сознание покинуло вожака шильников.

Пламя костра освещало сидящих вокруг него людей. Прохор, натянув на себя овчинный тулуп, опустошил до дна винную лядунку и старался согреться у ярко пылающего пламени. Рядом с ним по правую руку сидел боярский сын Федор в своей простреленной горностаевой шубе, Федькины зубы отбивали чечетку, вызывавшую веселые шутки собравшихся за огнем ратников. Лука Фомич дождался, когда смех, вызванный особо удачной шуткой урмана Данилы, поутихнет, ободряюще хлопнул покрасневшего от смущения парня по плечу и предостерегающе поднял руку. Тут же установилась полная тишина, лишь треск потрескивающих дров отчетливо слышался в ночи.

Большинство шильников погибли, сраженные насмерть арбалетными болтами спрятавшихся под возами ратников. Хитрость удалась на славу. Булат еще днем приметил, что за движущимся обозом тайно наблюдают. Трудно сказать, сколько шильников скрывалось в лесу, потому Булат с Лукой придумали хитрость. Вариант переть буром на врага даже не рассматривался. Кто знает, чем вооружены разбойники? Даже если это просто окрестные тати, то все равно реально могут положить из луков с десяток-другой воинов. Вооруженные столкновения в лесной чаще всегда проходили по одному сценарию: устройством засады, где преимущество всегда на стороне нападающих. Андрей сильно рисковал, соглашаясь на авантюру Булата, но иного варианта придумать никто не мог. Данила горячо поддержал план, предложенный хитрым татарином, и задвинул пламенную речь в поддержку Булата, любовно поглаживая древко своего бердыша.

Боярский сын Федор лежал под возком. Перед ним заботливо укрытый тряпицей лежал взведенный самострел. Шубный кафтан не полностью спасал от холода, шубу пришлось снять у костра. Федьке понравилась кукла, которую он любовно смастерил из всякого подручного материала. Нахлобучив на куклу свою шапку, парень приделал отрезанный конский хвост под шапку. В темное ночи и не разберешь, что это кукла, а не сам Федор почивает на еловых ветках. Кольчугой пришлось пожертвовать для большего правдоподобия. Кольчужный рукав торчал из-под медвежьей шкуры, которой Федька заботливо укрыл своего двойника. Все давно готово. Спектакль отыграли как по нотам, с громкими песнями и пьянкой. Оставалось только ждать появления ночных татей, а то, что они придут, Федька не сомневался. Он привык доверять старшим товарищам. Сказали залечь и ждать, вот он и ждет, не обращая внимания на пронизывающий все тело адский холод.

Ждать пришлось долго. Но заслышав скрип снега под ногами разбойников, Федор подобрался, стараясь не дышать. Шильники медлили. Вот они стали просачиваться за возки и обмениваясь жестами, занимали позиции для стрельбы. В тишине раздались сухие щелчки. Арбалетные болты нашли свои жертвы. Жалко, попортят вражины стрелкой медвежью полость и шубу, надо было не выпендриваться, а одеться по-нормальному, как все, в овчинные тулупы. Стрельцы повторно разрядили свои самострелы в шатры. Федор выжидал, ожидая знака – подкинутого в костер хвороста. Федька так никогда еще не волновался, что даже чуть было не проворонил сигнал, но сумел спустить окоченевшим пальцем крючок на самостреле. Арбалетный болт вошел точно в затылок ближайшего шильника в кольчуге до колен и медной шапке на голове, тот упал боком, и Федька успел заметить торчавший изо рта покойника окровавленный клювик болта.

Парень шустро выполз из-под возка, держа в руке саблю. Слева от Федьки на снегу барахтались татары. Они получили строгий приказ взять живьем нескольких ночных татей. На утоптанном снегу они разложили свои арканы, присыпали снежком, а по команде опрокинули на снег попавшихся в силки шильников. Кулчук, зараза такая, словил разбойничьего ватамана, вон рожа довольная какая. Все это промелькнуло перед взором боярского сына за мгновение, но не смогло отвлечь его от главного. Шестеро стрельцов остались живы, и сдаваться не собирались, отбросив бесполезные самострелы, мужики взялись за мечи. Справа тоже слышался шум схватки, там Данилак засел на возке, спрятавшись под рогожей. Федька отбил удар меча своей саблей, но замерзшие руки не слушались, сабля отлетела прочь. Федька привычно бросился под ноги противнику, этот прием не раз спасал ему жизнь. Обхватив ноги шильника, резко дернул на себя, чувствуя, как сталь вспарывает левый бок. Резкая боль придала ему силы, взгромоздившись на упавшего на спину татя, Федька запустил свои негнущиеся пальцы ему в лицо, погружая их глубоко в глазницы. Мужик взвыл нечеловеческим голосом, ударил Федьку навершием меча в висок, но шелом погасил силу удара.