Хищные птицы - Амадо Эрнандес

— Применяют силу те, у кого она есть, — отпарировала Пури. — Неужели вы думаете, что слабые мира сего могут применить силу первыми?

Судя по всему, Долли еще не знала о событиях на асьенде, и Пури решила ничего ей не говорить. Вообще после этого разговора Долли со своими убеждениями представлялась ей огромным камнем, лежащим посреди поля, который и плугом не возьмешь и на который семена бросать бесполезно — все равно ничего не прорастет. Долли тоже пожалела, что затеяла эту дурацкую беседу, только зря демонстрировала свое красноречие перед деревенской девкой, которая к тому же оказалась не столь убогой, как ей показалось вначале, а достаточно ядовитой. Остался неприятный осадок, будто своими речами она потревожила осиное гнездо. Но она не смогла удержаться, чтобы не нанести последнего удара.

— У вас, у плебеев, всегда так, — высокомерно начала она. — В вас говорит преимущественно зависть. Вы завидуете всему. Неграмотный крестьянин ненавидит тех, у кого есть образование. К тому же он нищ, а поэтому и завидует всем, у кого что-то есть. А вы прекрасно знаете, что уравнять всех людей на земле невозможно.

Манера разговаривать и сами рассуждения Долли живо напомнили Пури дона Сегундо, только тот еще имел обыкновение топать при этом ногами. На какое-то мгновение очарование Долли совершенно исчезло, перед сельской девушкой предстала во всей своей неприглядности злая фурия. Ей не хотелось больше разговаривать с дочкой Монтеро, но неправильно было и окончить на этом разговор.

— Почему это мы должны завидовать вам? Чему завидовать? — стараясь держаться спокойно, ответила Пури. — Вашей жадности, вашей грубости? Тому, что вы тратите время и деньги на совершенно бесполезные вещи?.. Да, мы бедны, но мы бедны потому, что нас эксплуатируют, из нас пьют соки такие, как вы. Но мы счастливы, невзирая на бедность. А вы в дорогих своих платьях и в бриллиантовых украшениях живете без всякой радости. Вам не купить нашей радости за все ваши деньги. И вы еще говорите, что мы вам завидуем! Да мы никогда не променяем нашей чистой жизни в деревне на блеск и мишуру вашего лживого общества!

— Ты видишь во всем одни недостатки, ты не способна понять хорошего, — взвизгнула Долли. — Мы многое делаем — в благотворительных целях, для общественного блага и здоровья. Впрочем, для таких дур, как ты, это ровным счетом ничего не значит…

— Не смей меня оскорблять! — Пури в порыве гнева непроизвольно запахнулась на свою противницу.

Долли отпрянула. «Действительно, с этими деревенскими совершенно невозможно разговаривать, — промелькнуло у нее в уме. — Все они крикуны и насильники. Тем более эта девчонка, истинная дочка своего отца, не зря папа выгнал его с асьенды за неблаговидное поведение. Где это видано, чтобы управляющий был заодно с лодырями и невеждами арендаторами да батраками. И во время войны он явно не держал сторону властей, а помогал всяким там бандитам, которые, верно, и по сию пору обитают в лесу». Долли бросила испепеляющий взгляд на Пури и, не говоря ни слова, направилась к выходу. В дверях она столкнулась с Мандо.

— Ты уже уходишь? — спросил он, недоумевая по поводу взбудораженного вида Долли.

Долли молча отстранила его и пошла к лестнице. Пури повернулась к двери и вопросительно глядела на Мандо.

Глава сорок восьмая

Мандо справился с минутным замешательством и, сделав знак Пури оставаться на месте, побежал догонять Долли. Он настиг ее внизу, у самого выхода.

— Долли, минутку!

Долли остановилась. Ее лицо выражало крайнее раздражение. Она чувствовала себя оскорбленной до глубины души невниманием Мандо и полным отсутствием уважения со стороны этой Пури.

— Будь добра, потерпи немного, — умоляюще произнес Мандо.

— Это все, что ты хотел мне сказать?

— Я признаю, что был не очень вежлив с тобой, но, понимаешь, исключительно важное дело тут…

— Да, конечно, дело твоей распрекрасной кузины важнее всего на свете. — Она сделала особое ударение на слове «кузина».

— Я приду к тебе сегодня вечером.

— Не стоит утруждать себя, ты ведь так занят, — ехидно заметила Долли, когда они остановились у машины.

— Так, значит, до вечера, Дол? — снова повторил Мандо, когда она уже взялась за руль.

— Меня дома не будет. Прощай! — И спортивная машина стремительно сорвалась с места.

Вернувшись в кабинет, Мандо решил объяснить Пури все относительно Долли.

— Это была Долли, дочка дона Сегундо Монтеро.

— Да, мы с ней поговорили, — ответила Пури и добавила: — Она, кажется, не в духе.

— Она пришла пригласить меня пообедать, но, как ты понимаешь, мне совсем не до обеда.

— Я думаю, что она больше разозлилась на меня, а не на тебя.

Мандо прибрал на столе бумаги, сложив их в аккуратные стопки.

— Пойдем, Пури, — сказал он.

По дороге они заглянули в кабинет Магата.

— Ты идешь, Гат? — спросил Мандо.

— Нет, я должен дождаться Даноя. Мы придем вместе.

Когда Мандо привел Пури к себе домой, там его поджидал доктор Сабио, беседовавший с Тата Матьясом. Они уже знали о происшествии на асьенде, — Мандо успел сообщить им об этом по телефону. Вскоре пришли и Даной с Магатом. Даноя волновала судьба товарищей, и он забросал Пури вопросами. После обеда доктор Сабио попросил Пури рассказать все не торопясь и по порядку. Все с самого начала, начиная с того момента, когда их автобусу преградили дорогу вооруженные стражники. Пури, как могла, все изложила подробно, стараясь не опускать никаких мелочей, даже самых незначительных. Рассказывая, как Пугот пригрозил выжать нужные показания из ее отца, она не выдержала и разрыдалась. Мандо успокаивал Пури, убеждая, что давно минули времена, когда управляющий мог распоряжаться жизнью арендатора, что ныне существуют законы, обязательные для всех — и для богатых, и для бедных.

— В том-то и дело, что законы — всего лишь пустая бумажка, — заметил Даной. — Мы в этом давно убедились на собственной шкуре. У помещика свои законы, и нам, арендаторам, правды не сыскать.

— Может быть, так было раньше, но ведь вы сами виноваты в этом, поскольку мирились с беззаконием, — возразил ему Мандо. — Всякий закон может обратиться в пустую бумажку, если в него не верить и не пользоваться им. Проводить в жизнь законы должны не только чиновники, но и народ, все те, кто страдает от беззакония. Дитя не плачет — мать не разумеет.

— Ты же знаешь, что маленький человек он и есть маленький. А в судах найдет правду только тот, кто выложит кругленькую сумму наличными, — упорствовал Даной.

— Но я тебе говорю, что надо бороться с врагом его же оружием, — продолжал терпеливо разъяснять Мандо. — Есть законы, по которым любой нарушитель должен будет отвечать перед судом. Да кроме того, маленький человек теперь далеко не такой уж маленький. Ты видел, сколько нас было на митинге? Это же огромная сила; у нас есть свой рупор — газета «Кампилан», у нас есть такие замечательные защитники, как доктор Сабио, сенатор Маливанаг…

Доктор Сабио согласно кивал головой. По рассказу Пури он составил себе полное представление о том, что случилось с Пастором и его товарищами. Ему было ясно, что капитан Пугот допустил явное нарушение законности: своевольный арест, рукоприкладство. Надо было продумать, как действовать, чтобы прежде всего как можно скорее освободить арестованных.

— Конечно, все это придумал не Пугот, — заметил Магат. — Он всего-навсего исполнитель чужой воли. Нужно выяснить, кто стоит за его спиной. Кому это выгодно?

— Ясно — кто. Но, кроме дона Сегундо, в этом деле, как пить дать, замешаны губернатор Добладо и генерал Байонета, — предположил Даной.

— Во время пожара капитана Пугота не было на месте, тогда почему же он привез с собой солдат? — заметила Пури.

— Вот видите?! А я что говорил! — воскликнул Даной.

— Они свое получат, — уверенно проговорил Мандо. — Пусть лучше доктор Сабио расскажет, как идут дела с покупкой имения.

— Как вы знаете, — начал профессор, — крестьяне-арендаторы обратились с просьбой к правительству, чтобы оно выкупило у Монтеро его асьенду, а затем в рассрочку продало землю крестьянам.

— Да, правильно, этого мы и добивались, — подтвердил Даной.

— Как бы там ни было, правительство сейчас не собирается этого делать, — продолжал профессор. — Во-первых, у него нет на это денег, а во-вторых, нет желания брать на себя лишние заботы. Редкое государственное предприятие не приносит убытков ввиду крайней бюрократизации системы управления и засилия в бюрократическом аппарате людей малокомпетентных, попавших на свои места благодаря политическим интригам, а также связям с сильными мира сего, многие из которых сами являются крупными собственниками. Так что получается порочный круг. Поэтому на правительство рассчитывать нечего. Я лично разговаривал с доном Сегундо и прямо предложил продать асьенду Университету Свободы. Сначала он наотрез отказался, а затем заявил, что уже имеется покупатель — один иностранец-миллионер. Фамилию он назвать не пожелал, но мне почему-то кажется, что это не кто иной, как его приятель Сон Туа. Поскольку наш закон запрещает иностранцам владеть землей, он может ее купить разве что через подставных лиц. Поэтому я объяснил, что ему выгоднее продать ее нашему Университету, по крайней мере тогда сделка будет законной. В конце концов он дал понять, что может согласиться продать асьенду Университету, если цена окажется для него приемлемой.