Хищные птицы - Амадо Эрнандес

— Хочешь, чтобы тебя поняли, говори по-тагальски! — крикнули ему из самой гущи толпы.

Студент извинился перед собравшимися и, сказав, что он — бисаец[72], заговорил по-тагальски. Говорил он неплохо, его неоднократно прерывали, но на сей раз — аплодисментами. Он сообщил, что студенты тоже не собираются сидеть сложа руки в преддверии надвигающихся событий. Около девяноста процентов всех обучающихся в высших учебных заведениях — дети мелких служащих и рабочих.

— Естественно, что рост цен сказывается и на нашем положении. Плата за учебу возросла. Следовательно, студенты из бедных семей не смогут продолжать обучение. Разве знания — это консервы, на которые можно повышать цены? И если в семье возникает вопрос, что купить — книгу или рис, то ответ вы и сами знаете прекрасно. При таком положении у нас в скором времени будет целая армия неграмотных.

Затем к микрофону несмело подошла работница с табачной фабрики, весьма красочно нарисовавшая положение работающих в табачной промышленности.

— Возьмите хотя бы нашу фабрику. Мы делаем самые знаменитые сигары и сигареты, а сами почти что умираем с голоду. Почему? Да потому, что наши соотечественники курят американские или контрабандные сигареты.

— Правильно! Верно говорит! — неслось со всех сторон.

— Ведь наши-то сигареты лучше! Так почему же мы курим иностранные? — продолжала работница. — Потому что нам кажется, что мы лучше выглядим, если одеваемся по-иностранному, курим иностранные сигареты и говорим на чужом языке. Даже грехи у нас и те — иноземные! У нас нету единства, нету разума, мы мало думаем друг о друге!

— Правильно! Продолжай! — снова раздалось в толпе.

— Вот говорят, что мы, женщины, всегда больше держимся за сумку, чем друг за дружку. А что толку, скажу я вам, держаться за сумку, коли в ней ничего нету!

Это заявление было встречено дружным хохотом всех присутствующих. «Ай да женщина!» — восхищенно восклицали со всех сторон. Когда она кончила говорить, Пури пожала ей руку и усадила рядом с собой в дальнем конце помоста.

Затем Рубио предоставил слово Пастору и Даною. Они рассказали о положении в деревне. Их выступления то и дело прерывались одобрительными возгласами. Пастор держался на трибуне совершенно спокойно, речь его звучала четко и уверенно. Каждое его слово было подобно удару острого мачете и оставляло глубокий след. Пастор упомянул рисалевского Кабисанга Талеса, говоря, что и ныне тот, кого грабят, у кого отбирают плоды его труда, получает вдобавок ярлык бандита, противника закона.

— Мы обрабатываем землю, выращиваем урожай, но плодами своего труда воспользоваться не вправе. Наше трудолюбие, выходит, на руку только всяким кровопийцам. Нужно непременно добиться справедливости. И пусть они не вынуждают нас оставить плуг и взяться за меч! — закончил под всеобщие аплодисменты Пастор.

Потом громко, на всю площадь зазвенел голос Даноя. Он выпиливал слова быстро, как из автомата, словно стремясь сразить невидимого противника. Говорил он о том, что ко всеобщему бесправию добавляется помещичий гнет. Для устрашения крестьян создаются вооруженные отряды. Но крестьянин, заявил Даной, боится бога, но не боится оружия.

— Мы продолжали бороться против японцев и после того, как наша армия сложила оружие. А если бы тогда крестьяне встали на сторону врага, то исход войны, возможно, был бы совсем иной. Но мы не только бойцы трудового фронта, мы также и настоящие патриоты. Мы ведь воевали с японцами вовсе не потому, что у них кожа другого цвета. Мы воевали со злом. И правильно сказал выступавший передо мной Пастор — мы требуем справедливости. Мы против существующей системы аренды, которая позволяет помещику набивать брюхо за наш счет. Пора крестьянину иметь собственную землю. Отцы и деды наши изрядно полили ее собственным потом и кровью. И покуда у крестьян не будет земли, все разговоры о справедливости останутся пустой болтовней!

Площадь одобрительно зашумела, когда Даной закончил свою речь. Но вдруг по толпе прошел легкий шорох: к трибуне с деловым видом пробирались двое сыщиков. Путь им преградили трое здоровяков, которым Рубио поручил охрану трибуны. Сыщики послушно остановились и сообщили Рубио, что им приказано охранять тех, кто находится на трибуне, так как есть оснований ожидать беспорядков. Рубио распорядился пропустит их на трибуну, но заметил:

— Здесь собрались бедные люди, поэтому беспорядка быть не может. Разве что враги правды хорошенько заплатили кое-кому, тогда другое дело.

— Мы исполняем свой долг, — заявили сыщики и встали за последним рядом стульев на трибуне. Рубио тем временем объявил имя следующего оратора:

— Выступает Мандо Пларидель.

Митинг был в самом разгаре, хотя время приближалось к десяти. А между тем народ все прибывал и прибывал. Казалось, собравшиеся были готовы слушать ораторов всю ночь напролет.

Рубио представил Мандо, как «друга угнетенных, издателя газеты, которая защищает интересы бедняков». Участники митинга приветствовали Мандо бурными аплодисментами. Мандо пояснил, что он прежде всего журналист, но отнюдь не единоличный собственник «Кампилана», что владеют газетой на паях люди, обладающие высокими моральными принципами. Что же касается защиты бедняков, газета не только защищает самих бедняков, но и правду, которая на их стороне.

— Война давно окончилась, прошло уже несколько лет с тех пор, как Филиппины добились независимости, — громко говорил Мандо, — но положение простого человека нисколько не улучшилось. Наша страна принесла все, что только могла, включая и тысячи человеческих жизней, на алтарь демократии. Но вкусила ли она плодов этой самой демократии? Нет! Оглянитесь вокруг — и вы увидите, что лишь немногие живут во дворцах, а большинство обездоленных, униженных и угнетенных до сих пор ютится, в жалких лачугах. Имущие пируют на банкетах, а нищие роются в отбросах. Разве за это мы все, как один, боролись с врагом во время войны?! В нашей стране все должны пользоваться равными возможностями. Для всех желающих работать должна быть работа: Для всех желающих учиться должны быть школы. Для всех больных и немощных должны быть больницы и лекарства…

Толпа слушала Мандо очень внимательно, лишь иногда одобрительный гул, подобно могучей волне, прокатывался над толпой и снова затихал вдали.

— Дорогие братья! — продолжал оратор. — Плоды демократии — это не ручной голубь, который сам опустится нам на плечо, это не зрелый плод баябаса, который сам падает в рот Хуана Тамада[73]. Нам предстоит сообща много и настойчиво поработать, употребить весь свой ум и талант. Правительство должно стать инструментом в руках народа и действовать в интересах всех наших граждан…

Мандо призвал всех тех, кто не получает никакой помощи от правительства, самим позаботиться о пропитании и постараться найти применение своей силе и способностям.

— Земля наша очень богата и может прокормить вдвое больше народу, чем проживает на ней сейчас. Нужно только приложить усилия.

— Но у нас нет земли, вот разве только грязь, что на нашем теле, — засмеялся кто-то в толпе.

— Для тех, кто рискнет переселиться в другие места, земля найдется. Надо только расчистить ее от леса. Филиппины — большая страна, и земли хватит на всех, кто не боится работы. Посмотрите, сколько молодежи устремляется ежегодно в город в надежде стать конторскими служащими. Они не хотят больше копаться в земле. Им по душе только «чистая» работа, вот и норовят молодые парни пристроиться письмоводителями, агентами по продаже чего-нибудь, словом, их мечта — заняться любой «непыльной» работой. И это в то время, когда во всех отраслях индустрии не хватает рабочих рук.

Мандо подробно обрисовал политическую обстановку в стране.

— Много говорят о природных богатствах нашего архипелага. Они действительно огромны. Но почему же мы бедны? Мы, миллионы простых филиппинцев. Две политические партии борются за власть в нашей стране. Но какая бы из этих партий ни пришла к власти, первым делом она начинает расхищать наше народное достояние. От этой двуглавой гидры уже долгое время страдает наша страна. Пора наконец перестать доверять этим людям! Пора нам собраться под свои собственные знамена и выступить на борьбу за освобождение всех угнетенных нашей страны!

Взглянув на часы, Рубио предоставил слово последнему оратору, даже не объявляя его имени. Сенатора Маливанага хорошо знал каждый из присутствующих. Рубио коротко рассказал биографию сенатора, вышедшего из семьи со славными революционными традициями. Дед его погиб в период антииспанской революции, отец был убит в бою, сражаясь с американцами. Сам он прошел весь «Марш смерти» после падения Батаана, сидел в концентрационном лагере в Капасе во время японской оккупации, бежал оттуда вместе с другом, которого настигла пуля охранников. После войны выступил как политический деятель, независимый, зарекомендовал себя отважным борцом за справедливость…